Падшая звезда - Нейтак Анатолий Михайлович. Страница 49

— Ну и чего ради вы согласились?

Лист ответил, не отводя задумчивого взгляда с двери, за которой скрылись гости:

— Если ты сам этого не понял, Флукх, мои объяснения тебе не помогут. Но может быть, ты поймёшь, если посмотришь на её танец.

7

Лист и Паутинка играли. Айселит, "лемур" Флукх, "громила" Донжон — слушали.

И смотрели.

Ниррит Ночной Свет танцевала.

Деревья дворцового парка тихо шелестели своей листвой… но казалось, что вокруг не парк, тщательно распланированный, окультуренный и приручённый, а дремучий, равнодушный к крошечным смертным лес. Босые ноги Ниррит ступали по коротко подстриженной траве, обходя цветы и узоры, выложенные плоскими плитками камня разных оттенков… но казалось, что площадка для танца — не газон меж клумб, а дикие хаазминские степи. Когда же танцовщица выходила на изгибы посыпанной песком дорожки, зрителям чудилось, что Ниррит вот-вот исчезнет: не то канет в волнах прибоя, не то растворится в Шёпоте Тумана…

Сон? Явь? Капризы воображения?

Невозможно стало определить, музыка ведёт танец или танец увлекает за собой музыку, кто спрашивает, а кто отвечает, кто задаёт ритм, а кто следует ему. Принца словно ледяной водой окатило, когда он вспомнил, что именно напоминает ему этот танец вне любых канонов, а то и вне законов, управляющих существованием мира.

Нестандартное посвящение, ритуал Семи Связующих. Вот на что было похоже это.

Колючий звёздный свет и поволока дня, далёкий горизонт и рокот водопада, дым, словно от костра, живой волчок огня и птичий пересвист — вот странника награда! Что поворот сулит, чем манит новый день? Ответят горький смех и радостные слёзы. Сокровища, гляди: склонившийся плетень, несжатые хлеба, искристые морозы… всё память сохранит и воскресит в свой час, и полной грудью вздох на берегу рассветном дороже в сотни раз для каждого из нас, чем россыпи казны и истин блеск бесцветный.

Движенье — это всё, а остановка — смерть. В находках счастья нет и в тратах нет печали. Когда придёт наш час, легко шагнём за дверь: ведь ждёт за нею то, чего мы здесь не знали…

Эхо подхватывает музыку и возвращает, обогащая новыми, какими-то летящими обертонами. Тягучая размеренность танца взрывается пламенными сполохами, ожившими тенями, золотыми бликами на грубо обтёсанных сводах, гибкими движениями холоднокровных обитателей вод, переходящими в мелькание птичьих крыльев.

И целые миры, не выдержав соблазна, присоединяются к образам танца, увлекая за собой своих обитателей — как разумных, так и лишённых разума…

Режет нож, копыто бьёт, горн трубит, восходит солнце. Ослепляет горный лёд, в кошеле звенят червонцы. Всякой вещи место, срок. Переменам удивляться, жить былым — не наш порок. Наш девиз: "Не возвращаться!"

Жалобно зазвенела лопнувшая струна. Ниррит замерла, дыша глубоко и очень часто. Лицо, шея, руки — всё блестело от обильно проступившего пота. От пота! Это у Ниррит-то, способной сохранять размеренность дыхания после часа жёсткого спарринга с меняющимися противниками!

Волшебство танца ушло, как струна порвалась: мгновенно. Осталась только трава, вытянувшаяся выше колена танцовщицы… да ещё перемены в самой Ниррит. Принц далеко не сразу сообразил, что она, начинавшая танец в "маске" тианки, закончила его, вернувшись к человеческому облику. Новому, выкованному ритуалом Семи Связующих.

Только радужки глаз буквально светились серебром, да загар стал темнее обычного.

Низкий — свободная рука по локоть канула в подросшую траву — поклон музыкантам. Лист с Паутинкой молча встали и вернули поклон танцовщице.

Айселит откашлялся.

— По-моему, в храме тебя такому не учили.

Ниррит фыркнула.

— Слишком много чести было бы Гаэ-Себишу, — бросила она, с хорошо заметным усилием усмиряя частое дыхание. — Даже умей я такое раньше, ему я бы не стала танцевать жизнь.

Принц спрятал взгляд.

"Она танцевала жизнь. Свою, конечно же, — подобную бесконечному движению вдаль, не знающую возвращений. А я… в этом танце я был бы лишним. В лучшем случае — временно уместным, как указатель на развилке дорог. Странница прочтёт написанное на указателе, быть может, сделает недолгий привал, а потом отправится дальше.

Что ж. Даже не могу сказать, что узнал благодаря этому танцу нечто новое.

То, что я всего лишь знал, теперь я — прочувствовал".

— Ну что, понял?

Флукх перевёл взгляд с Листа на Ниррит и обратно.

— Пожалуй, да. Такого танца я уж точно никогда не видел.

— Мы тоже не видели, — сказала Паутинка. — Госпожа, кто вы?

— Давай без господ, а? — поморщилась Ниррит, садясь прямо в сверхъестественно подросшую траву в двух шагах от музыкантов и в трёх — от Айселита с Флукхом. На равных. — Всё-таки вы играли ничуть не хуже, чем я плясала.

— Сомневаюсь. — Лист улыбнулся смущённо и мечтательно. — Но однажды мы видели того, кто мог бы ТАК сыграть.

Паутинка подхватила с равной мечтательностью:

— "Это было давно и немного неправда"… но всё-таки это было. Один раз мы с Листом так же близко, как вас, видели Алого Барда. И больше того: слушали его пение!

— "Величайший из певцов мне поведал на пороге"?

— Да-да! — оживился Лист. — Вы наверняка о нём слышали.

"Ещё бы. Если не старейший, то уж точно самый странный член Круга Бессмертных… многие сомневаются, можно ли вообще считать членом Круга его, почти не бывающего в Аг-Лиакке".

— Слышали-то о нём абсолютно все, имеющие уши… а вот слышали его немногие.

— Нам повезло. Мы — именно слышали его. И… знаете, сколько мне лет?

— Я могу ответить на этот вопрос, — сказал Айселит, — и испортить сюрприз. Вам, Лист, девяносто четыре. А Паутинке… скромно умолчу, сколько. Но число сопоставимое.

Ниррит медленно покачала головой.

— Как целитель могу утверждать, что ваш физический возраст и состояние здоровья соответствуют показателю "под тридцать". Правда, обычными людьми вас назвать нельзя…

— Алый Бард сказал, что талант, музыка и дорога будут хранить нас до тех пор, пока мы останемся им верны. И похоже, что он сумел передать нам кусочек своего бессмертия.

— Вот это вряд ли, — Ниррит. — Может, в самом начале так оно и было, но теперь…

— Теперь, — закончил Флукх, — вы живёте своим собственным бессмертием. Не заёмным.

Лист потупился. Паутинка покраснела.

— Вы зря смущаетесь. Я, конечно, этого вашего Алого не слышал, но зато я тысячи раз слышал вас. И знаете, друзья? Чем дальше, тем больше мне хочется вас слушать! Потому и шатаюсь я следом за вами, потому и дышу сладкой пылью дороги. Хотя все мои родичи дружно объявили бы меня спятившим, если бы знали, чем я занимаюсь.

— Не имею чести знать ваших почтенных родичей, — усмехнулась Ниррит, — но если бы они так поступили, я объявила бы их всех скопом тугоухими обладателями несмазанных душ. Кстати, развейте моё недоумение: как называется ваш вид разумных?

Флукх усмехнулся в ответ.

— Вы хорошо его знаете, — сказал он, — и умеете весьма достоверно изображать. Я тианец.

— Что?

— Представьте себе! Моя чрезмерно экзотическая внешность — побочный результат Причащения… впрочем, с культом Прародителя я порвал задолго до того, как познакомился с Листом и Паутинкой. И даже до того, как нанялся в Попутный патруль. Вы для меня — загадка куда большая.

— Я и сама для себя — большая загадка. Впрочем, если вы видели мой танец…

— Со стороны виднее?

— А разве это не так? Что вы увидели?

— Если воспользоваться вашим же определением, я увидел жизнь. А вы, друзья?

— Порыв, — сказала Паутинка.

— Движение, — поправил Лист. — Движение, направленное в бесконечность.

— А ты?

Айселит встретил серебряный взгляд Ниррит своим. И не опустил глаз.

— Разлуку, — ответил он. — Неизбежную разлуку.

— Не торопи события… и не заглядывай слишком далеко в будущее.

— Золотые слова, — Флукх посмотрел на принца особенным взглядом. Маг — на мага… и для мага. — Честно говоря, я страшно вам завидую, уважаемый. Я куда старше вас, я даже старше, чем вы и Лист вдвоём… но вы ухитрились получить от насмешницы-судьбы подарок куда более щедрый, чем все мои подарки, взятые вместе… конечно, без учёта музыки последнего полувека.