Сильнейшие - Дильдина Светлана. Страница 17

— А чего хочешь ты? — раздосадовано проговорила Имма, отступая назад.

— А вот этого я не скажу никому — не хочу, чтобы мне помешали, — ответил юноша с непонятной улыбкой, и оставил Имму гадать, была то отговорка или правда.

Мальчишке едва ли исполнилось девять весен. Чумазый, испуганный, с курчавой гривой волос. Родом из бедных кварталов, он сидел на лохматой кобылице-грис боком, сжавшись в комочек, и все его существо кричало — «хочу отсюда удрать». Но удрать не получалось.

— Ты говорил, скучно? — Къятта со смехом смотрел на подбежавшего к грис братишку, — Получай.

Къятта махнул рукой, и мальчишку спустили с седла.

— Кто он?

— Сирота. Забирай. Развлекайся… — махнул рукой сопровождающим, и все трое умчались.

Глаза у привезенного мальчика были — как два птенца вороненка, испуганных приближением хищника.

— Идем! — Кайе потянул его за руку.

— Что со мной сделают? — высоким и хрипловатым голосом проговорил мальчишка. Стоял, расставив ноги, равно готовый бежать и драться, и на шее болтался камешек с дырочкой — талисман. Бедняки много такого на себе таскали и держали в домах. Кайе поднял ладонь — потрогать камешек.

— Ты будешь тут жить!

«Подарок» отшатнулся, не давая прикоснуться к камню.

— Я не хочу.

— Это неважно — зато я хочу. — В словах зазвенело раздражение — камень бесполезный повесил, и туда же, не тронь, словно ценность какая. Но подумал и сказал, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе: — Ты ведь сирота. Тебе все равно некуда. А тут хорошо… — и сильней дернул за руку.

— Пусти! — «подарок» смотрел на Кайе — тот был ничуть не выше и не крепче — угрюмо, мальчишка-ровесник не казался ему угрозой. А старших не было здесь.

— Нет! Ты останешься, раз я так хочу! — Кайе начинал злиться.

— Хорошо… — обреченно сказал мальчишка и пошел за Кайе. Тот радостно засмеялся и направился по дорожке, болтая обо всем сразу. Руку гостя выпустил — как иначе покажешь все, что вокруг? Мальчишка отвечал невпопад, а потом вдруг замолк.

— Эй! — Кайе оглянулся, и увидел, как тот со всех ног удирает к выходу из сада.

— Стой!

Садовник услышал крик, рванулся за беглецом — но он был далеко.

— Стой же! — закричал Кайе, и мальчишка упал — может быть, подвернув ногу.

Кайе помчался к нему.

— Ты что!? — задыхаясь от бега, выдохнул он. Одновременно с ним подоспел садовник. Склонился над мальчиком. Тот не двигался.

— Он что, сильно ушибся? — в голосе Кайе звучала тревога.

— Али…он мертв.

— Но…почему???

— Не знаю.

— Сделай же что-нибудь!!! — Кайе вцепился в него. — Сделай!!!

…Целитель развел руками.

— Бесполезно. У него остановилось сердце.

— Почему? — почти беззвучно спросил Кайе.

— Ты перестарался, пытаясь его удержать, — голос старшего брата был спокойным и чуть насмешливым.

— Я… — мальчик поднял глаза на Къятту. В них была отчаянная надежда — ну, скажи, что ты пошутил!

— Привыкай, моя радость. Учись. Может быть, в следующий раз будешь поосторожнее…

И добавил, сжалившись:

— Поехали на реку сегодня. Наплаваешься — забудешь.

Лодочка — круглая плоскодонка, плетенная из коры. Кайе любил плескаться в реке Читери, любил мчаться в лодке, лавируя между порогов. Река Читери опасна — глубокая, быстрая. Плавать братишке Къятта позволял одному, но развлекаться возле порогов — нет. Про любого ровесника младшего брата сказал бы — не справится с веслом, про Кайе — позабудет, что река смертельно опасна. Он же смеется, влезая высоко на деревья, смеется и разжимает руки, чудом еще не свалился ни разу. Или не чудом — энихи дано то, чего лишен человек.

Но все равно, когда Кайе приходила блажь покататься среди порогов, старший был с ним.

Ирисы, нежные, розовые и фиолетовые, росли на берегу Читери, оттеняя свирепые пороги. Но пороги начинались чуть ниже, а тут вода была просто быстрой. Мальчишка носом зарылся в чашечку цветка.

— Сладко…

— Пчела, — хмыкнул Къятта. На обоих только передник был, с широким поясом — простой, только кайма узорная. Мальчик с воплем ошпаренного ихи кинулся в воду, поднимая тучу брызг. Влез в лодку, достаточно ловко, учитывая, что смотрел куда угодно, только не перед собой.

Старший нырнул гораздо более аккуратно, стрелой пробивая воду, вытянув руки над головой.

— Ты не кошка, ты лягушка, — отвесил младшему легкий подзатыльник, в свой черед устроившись в лодке.

— Ты меня назвал пчелой, — напомнил Кайе, облизываясь — на губах все еще оставался привкус нектара. Не только ирисы, половину цветов на берегу перепробовал.

— Сейчас выясним, кто ты! — направил лодку вперед, сопровождаемый высоким заливистым смехом. — Сиди спокойно, наказание мое! Перевернемся ведь!

— Ну и пусть! Ну и… ах! — лодку тряхнуло и закружило — началась желанная гонка между камней. Мальчишка вцепился в борт и ловил брызги открытым ртом, ухитряясь смеяться и что-то кричать.

— Танни, я… ой!

Всего миг был, когда лодка потеряла управление — Къятте показалось, вода вывернулась наизнанку. Так не происходит с водой! Он растерялся, но, заметив фигуру на берегу реки, понял. Только плоскодонка уже полетела между камней, дико вращаясь. Как хорошо, успел подумать. Капли Тевееррики живут до сих пор… кто может справляться с рекой, хоть на одно мгновение, хоть на крохотной части ее?

Таких противников надо видеть в лицо и убивать чисто.

Лодку тряхнуло, и весло разлетелось на три куска, ударившись о камень. Плоскодонка перевернулась. Валуны гладкие были, не зацепиться, а вода бурлила, словно кипящая. Мальчишка вскрикнул пронзительно, скрываясь под водой. Вынырнул — глаза огромные, как луна.

— Ай! Танни!

Юноша успел ухватить за волосы ребенка, которого течение увлекало вперед, и вытянулся между камней, упираясь в них. Притянул к себе брата, тот отплевывался от воды. Держался и сам с трудом, но так можно было хоть что-то делать. И от берега закрыт. На всякий случай — а вдруг молния чекели прилетит? Хотя это вряд ли, тем, кто это сделал, нужна естественная смерть потомков Рода Тайау. Или одного, а второй за компанию. Как же такую пару любящих родственников разбивать!

Мальчик уже оправился от приступа ужаса, что беспомощен, игрушка реки. Возбужденно вертел головой. Ну, река, красивая, но глупая. А Къятта рядом, он все сделает, чего Кайе сам не сможет. Смотрел по сторонам, стараясь не глотнуть носом бурлящую воду. В старшего вцепился намертво.

— Мы поплывем к берегу?

— Да. — Смерил его внимательным взглядом. Легкий… как бы ни старался, ему не справиться со стремниной Читери. А на пороги смотрит почти с восторгом, хоть и боится немного. Как же — вызов его силе и ловкости, а проиграть Кайе не сможет. Не должен, проигрыши не для него. Глупый зверек.

— Держись за меня. Не бойся, — Къятта провел рукой по голове братишки. — Или лучше так…

Поясом он связал кисти младшего и обмотал остаток пояса вокруг собственного плеча.

— Старайся держать голову над водой, и все.

— Если ты утонешь, я тоже, — мальчик покосился на привязанные руки.

— Без меня ты точно не выберешься.

— Я стану энихи…

— Энихи хорош на суше. В воде это мокрая кошка. Ты не веришь мне? — Къятта улыбнулся и прищурил глаза, — Давно ли?

— Верю, — мальчик старался не показывать вновь нахлынувшего страха, и смотрел на пенные водовороты. Волны подскакивали, крутились, заваливаясь то на один бок, то на другой.

— А правда, что в воде духи живут? Говорят, их видят среди порогов.

— Те, кто тонут, и лохматую рыбу увидят, — пробормотал Къятта. — Говорящую… Поплыли, только не мешай мне. Какой ты сильный и ловкий, покажешь на берегу.

Бороться с рекой бесполезно, юноша это понимал. Искать ее слабости… здесь нырнуть, здесь рвануться в сторону. Только не затягивать — впереди водопад. Четверть часа еще, и снесет. И тогда все. Тяжелая коса ожила, некстати мелькала перед лицом. Мальчишка молодец, подумал Къятта. У него короткие волосы. Правда, за длинные держать удобней, и ловить, если что. А еще у него есть хвост… то есть у энихи хвост. Перед глазами все потемнело, только особо наглые брызги плясали. Противно. Бесцветная кровь у реки, алая лучше. Горячая. Если тот, на берегу, ударит еще раз, не выйдет у него ничего. Потому что мальчишка всхлипнул над ухом, глотнув воды; а Къятта не позволит никому тронуть его. Даже на расстоянии.