Пророчество Предславы - Фомичев Сергей. Страница 44

Однако беззаботная молодость не позволила слишком долго пребывать в тревоге. За две недели пути страхи перегорели, убрались в дальние уголки памяти и затаились там, в ожидании своего часа, да редких пока ещё у юноши ночных кошмаров. Так что к Суздалю Борис подошёл вполне умиротворённым, в благостном расположении духа, полный сил и готовый к предстоящим свершениям.

Мор уже добрался до древней столицы, когда отряд святых братьев и молодой княжич появились на её улицах. Нельзя сказать, что Суздаль встретил посланцев Дионисия неприветливо. Скорее вовсе никак не встретил. Опрятные, застроенные небольшими домами улочки оказались пусты. На поросших зеленью берегах Каменки, на окрестных лугах, они не увидели ни людей, ни скота, вроде бы неизбежных для нынешнего знойного дня. Монастырские стены хранили молчание, так что невозможно было понять, остался ли за ними хоть кто-нибудь живой.

До самого кремля им повстречалось лишь несколько прохожих, да и те, не узнавая в путниках людей особенных, скромно кланялись, сторонясь — времена настали такие, что любой гость мог оказаться предвестником смерти. И всё же даже чёрная смерть не смогла обезобразить облик древнего града. Здесь не лежали как в иных городах не погребённые трупы, а местные жители не предались безумству или разврату, каковые нередко сопутствуют всеобщему страху. Город затих, но не потерял своего лица.

Поднимая уличную пыль натруженными ногами, путники скоро вышли к кремлёвской стене.

Покинув старую столицу, князья, конечно же, не забрали с собой хорошо укреплённый кремль, воздвигнутый на крутой излучине Каменки. За его небольшими, но мощными стенами возвышался Собор Рождества Богородицы — главная святыня всей суздальской земли. Здесь же располагались украшенные изящной резьбой иераршьи палаты, частью ещё деревянные, но уже кое-где воплощённые в камне. Стояли церквушки поменьше, монастырские подворья, жилища священников и служек, а также прежний княжеский дворец, где нынче должен был размещаться наместник, но за его отсутствием обитали лишь слуги.

За воротами подвижникам, наконец-то, оказали достойный приём. Суздальский епископ Иоанн встретил их с золоченым крестом в руках во главе большого скопления духовенства и простых людей. Прочие священники держали иконы, какую-то святую утварь, покрытые тканью мощи заступников. Народ вдруг запел молитвы и песни во славу суздальского князя Бориса Константиновича. И хотя вслед за княжичем в ворота вошли ещё двенадцать человек, все песнопения посвящались именно ему. Бориса это сперва озадачило, смутило, затем пришла непонятная, не совсем оправданная, гордость. То, что народ и духовенство почитали его за полноценного князя, льстило ему, вдохновляя на какое-нибудь благочестивое безумство.

Епископ приветствовал Бориса низким грудным голосом. Благословив, пригласил в Рождественский Собор на особую службу во искупление грехов и за спасение земель православных от морового поветрия.

Служба получилась торжественной, голоса хора и священников звучали под сводами храма красиво и слаженно, слова проникали в самое сердце, заставляя душу радоваться.

Борис стоял в первом ряду, вместе с печёрскими монахами. Отсюда хорошо видны были росписи храма. Юноша время от времени задирал голову, рассматривая облики святых и прочих действующих лиц христианских преданий. Некоторых он узнавал сразу, другие смутно напоминали когда-то читанное, третьи оказались совершенно ему незнакомы. Очень скоро его вниманием завладела единственная роспись, расположенная под самым куполом. Этого действа Борис припомнить не мог. Лицо Христа казалось необычно взволнованным. Он указывал одному из своих апостолов на что-то, расположенное по эту сторону росписи, отчего у всякого зрителя неизбежно возникало ощущение, будто Спаситель указывает именно на него. Апостол почему-то хмурился, как бы не разделяя волнений Иисуса, словно молчаливо спорил с учителем. Любой, кто долго вглядывался в роспись, должен был ощутить неуверенность, даже страх за собственную участь, если бы не писаный золотом ангел, парящий за спинами спорящих.

Лик ангела выражал умиротворение. Он как бы успокаивал зрителя уверенностью в том, что в споре Спасителя с недоверчивым учеником высшая правда окажется на стороне первого. Наверное, поэтому ангел приглянулся Борису. Продолжая наслаждаться хоровым пением, он смотрел на небесное создание непрерывно.

Глаза слезились от куримых повсюду благовоний, и юноша не сразу осознал, что именно произошло. А когда осознал, ощущение чуда прогнало по его лицу волну благодатного тепла. Ибо ангел вдруг ожил. Отделился от росписи и парил под куполом храма, словно облачко света. И в самом деле, казалось, будто небесное существо было соткано из одного только дивного света, не слепящего и не жгущего, а его чистый лик лишён был малейшей тени, малейшего пятнышка. Видение захватило дух. Борис украдкой скосился на стоящих рядом людей, но по их прежним лицам понял, что это чудо было им недоступно.

Между тем невесомое существо медленно спускалось из-под свода, покрывая ярким светом всех собравшихся в храме. Лёгкое тело колыхалось под напором воздуха от поющих голосов.

Борис понял, что это знамение, причём знамение доброе, укрепившее его веру в то дело, с каким он пришёл в Суздаль. Князь почувствовал прилив силы, почувствовал себя способным совершить невозможное. А ангел тем временем спустился к Иоанну. Тут певчие затянули непременные «иже херувимы» и ангел вдруг поддержал хор, но его божественный тонкий голосок отчётливо выделялся среди прочих. А потом всё кончилось.

После службы краснея, словно провинившийся послушник, Борис рассказал о явлении епископу. Иоанн сразу поверил юноше, он и сам почувствовал во время службы какую-то благодать, но ангела ему увидеть не довелось. Вне всякого сомнения, молодой князь был избран самим господом, а значит, в нём не ошибся ни Дионисий, ни сам Иоанн.

О чуде вскоре узнал весь город. Явление князю ангела многие посчитали добрым знаком, возвещающим скорую победу над мором. Само собой доброе расположение жителей Суздаля к Борису ещё больше окрепло, и теперь его разве что святым не считали, но при встрече всякий кланялся, а то и старался коснуться княжича.

Отслужив долгий совместный молебен, двенадцать подвижников разошлись. Одни отправились вглубь охваченных мором земель, другие решили пойти на север, третьи выбрали для подвигов большие горы на востоке. Борис и Евфимий остались в Суздале, посчитав своим долгом оборонить от чёрной смерти сам древний город. Собственно для этого и пошёл вместе с подвижниками княжич, для этого и направили его сюда отец и Дионисий. Оставалось решить, что же именно необходимо совершить ради благостной цели.

Мысль основать монастырь первой пришла в голову Бориса. Он поведал её Евфимию, заявив, что лучшего ответа на знамение ангела трудно найти. Подвижник согласился, а владыка, когда они обратились к нему за благословением, одобрил выбор. Нашлось ещё несколько желающих присоединиться к нижегородскому подвижнику. В пылу воодушевления Борис и сам решил было принять постриг, и Иоанну стоило не малых усилий отговорить его от такого шага, объяснив, что земля больше нуждается в нём как в князе, нежели как в монахе.

Место под монастырь выбирали тщательно — ведь ему предстояло стать не просто обителью божьих слуг, но и важной частью межи оборонительных сооружений. Поэтому подыскивали место тихое, уединённое, но в то же время полезное с военной точки зрения. После долгих поисков, наконец, нашли севернее Суздаля на высоком берегу Каменки, подходящее поле. Поначалу хотели обойтись без торжественного шествия, уладить дело своими силами, но народ быстро прослышал о великом замысле, так что на зачин нового монастыря собрался почти весь город.

Очертив по земле пределы обители, расставив вешки на местах будущих башен, будущие иноки встали в ожидании. Сгибаясь под тяжестью деревянного креста, вперёд вышел Иоанн. Опытным взглядом епископ выбрал место, где предстояло заложить монастырский храм. Затем при торжественном молчании людей, водрузив крест, затянул молитву. Клир подхватил пение, двинулся к иерарху. Настал черёд Бориса. Взяв, протянутую кем-то лопату, он вонзил её в дёрн, надавил, с хрустом отбирая у земли твёрдый покров. К нему скоро присоединились многие жители города.