Серая Орда - Фомичев Сергей. Страница 22

Сильный ветер поднимал с земли листья, ветки, сухую траву; терзал поднимающийся от домов дым, кружил всё это в бешеной пляске. Тут же, среди круговерти, летали птицы, и невозможно было понять, то ли ветер их носит, то ли они ветер подгоняют.

Пляска осени завораживала. Казалось, будто ведьмы молодые играют, колдовство расточая. Рваные облака носились над самыми верхушками деревьев, цепляясь за них лохматыми лапами. А вдалеке, на самом краю небосклона виднелась полоска чистого неба, и солнце, угрюмо прощаясь, подсвечивало облака. Стая ворон, перекрикивая ветер, металась повсюду, набрасываясь по разбойничьи на яблони, рябины, на любые деревья и кусты, где виднелась пожива и, обдирая их дочиста, перебиралась дальше. Дома скрипели, плохо прибитые дранки срывало с крыш, ветер свистел по щелям, хлопали полотнища вывешенной во дворах ткани.

На какой-то миг всё стихало, замирало, а потом начиналось вновь.

Глава третья

Вурды

Мещера. Волчьи Мшары.

Старая Вуверкува, прожившая одним богам ведомо, сколько лет, вышла из логова. Вышла по зову племени. Вышла впервые за долгое время. Она глубоко вздохнула, вспоминая запахи осеннего леса. Запахи грибов и прелых листьев. Вслед за запахами сознания коснулись звуки, цвета. Солнце почти ослепило и она сощурилась от забытого яркого света.

Последний раз Вуверкува видела солнечный свет, может быть год или два назад. У неё не возникало нужды покидать жилище чаще. Вурды берегли Старейшую, снабжали её пищей и водой, ухаживали за ней. Подходы к её логову стерегли днём и ночью. Стерегли так, как не стерегли свои собственные жилища. Потому, что даже потеря жены и детей для вурда не значила ничего в сравнении с потерей Старейшей. И всё это, ради таких вот редких событий, какое случилось сегодня.

У вурдов нет своего языка — они говорят на языках людей. Они не знают письма. Оттого и ценят Старейшую, хранительницу мудрости, заповедей и обычаев, больше самих себя. Она не управляет племенем, не наделена властью. Она судит живых и выносит решение мудростью предков. Но не всякий раз судит, а только тогда, когда к ней обращаются.

Сегодня к ней обратились. И она, тяжело одолев двадцать трудных шагов, остановилась посреди поляны.

Возле неё встали шесть женщин — шесть наследниц. Одной из них предстояло заменить Вуверкуву, когда та отправится к предкам. И тогда эта одна станет Старейшей. Но пока они равны, они служат Вуверкуве. Они слушают её рассказы и перенимают мудрость. Пока у них нет даже собственных имён.

Перед Вуверкувой стояли два вожака. Два сильнейших вурда всего их племени. Первого звали Писе Йол, что значит Быстрые Ноги. Он был молод, но уже водил сонары в набеги на людские деревни. Он был горяч и тщеславен. Но, главное, был удачлив. И удача, словно запах свежей крови, притягивала к нему молодёжь. Второго звали Пунан Кид, что значит Волосатая Рука. Этот был старше, опытнее и осторожнее. Он давно уже не занимался набегами, считая их пустой тратой жизней, ибо слишком много вурдов гибнет в этих набегах.

Они ненавидели один другого. И только заповедь предков, строго запрещающая схватки между соплеменниками удерживала вожаков от поединка. Они пришли просить суда. Пришли не одни. По краю поляны расположились их братья, разделившиеся на две, почти равные части. Это были сонары вождей. Одни, молодые и горячие, поддерживали Писе Йола. Другие, опытные, потёртые были на стороне Пунан Кида. Пришли и вурды других сонаров — дело казалось важным для всего племени.

От поднесенной наследницей лучины, Вуверкува зажгла пучок священной травы и молча обошла поляну, обкуривая дымом спорщиков. Потом остановилась и начала суд.

— Кто будет говорить первым? — спросила Вуверкува.

Первым должен был говорить тот, кто обвиняет другого. Или тот, кто обвинил первым, если обвинения взаимны. Пунан Кид сделал маленький шаг вперёд.

— Говори, — разрешила Старейшая.

— Когда Писе Йол со своим сонаром нападал на людские деревни, я молчал. Хотя многие достойные вурды погибли в этих глупых набегах, а наше племя не столь уж и велико, чтобы губить понапрасну жизни. Но, повторяю, тогда я молчал.

Но три дня назад он убил овду. А это — война. Война с овдами означает гибель нашего народа. Мы не сможем выиграть эту войну. И не можем уладить дело миром. А овды не станут, подобно людям отгораживаться от леса, а значит и от нас, стенами. Они придут и уничтожат наш народ. Вот почему я обвиняю Писе Йола и обращаюсь к мудрости предков.

Вуверкува кивнула и обратилась к противной стороне:

— Говори.

Молодой воин шагнул вперёд.

— Наши предки не заказывали нам убивать никого, кроме соплеменников. Пунан Кид говорит, что нашему племени грозит исчезновение? Я согласен с этим. Но мы исчезаем не потому, что нападаем на сёла, а потому что вырождаемся. Всё меньше и меньше у нас появляется настоящих воинов. Сегодня мы откажемся от набегов на деревни, завтра перестанем нападать на дорогах. Придет время, мы примемся жрать траву и превратимся в тучных и глупых коров. К этому ведет осторожность Пунан Кида. Я обращаюсь к мудрости предков.

У вурдов не принято долго выступать на суде. Спорить, доказывать, убеждать. Каждый из спорщиков мог выступить с коротким словом только однажды. И кроме них никто больше не мог говорить. Ни к чему это. Все доверяли Старейшей и мудрости предков — зачем лишние слова.

Поэтому, выслушав обоих, Старейшая молча удалилась обратно в логово. Теперь ни тот, ни другой из спорщиков не мог покинуть поляны. Сколько бы старуха не провела в своем логове, сколько бы она не думала над их делом. Да хоть и год. Знали ведь на что шли. Знали, что раз не хватило собственной мудрости, то теперь остается лишь ожидать её от предков. Остальные вольны были покинуть поляну, оставив несколько человек, которые передадут потом слово Вуверкувы всему племени. Но дело заварилось такое, что никто даже не шелохнулся.

Старейшая вновь вышла из логова, когда солнце перевалило за полдень. Ещё раз обкурила травой поляну и, вернувшись к середине, огласила решение:

— Писе Йол. Ты должен покинуть племя. Ты пойдешь к овдам и отдашь себя их суду. Они решат, как ты должен искупить убийство. Если они посчитают, что тебе лучше умереть — ты умрёшь. Если они решат, что ты должен жить — будешь жить. Ты вернешься к вурдам, только когда овды решат, что ты можешь вернуться. До тех пор ты больше не можешь носить своё имя. Такова мудрость предков.

Лишённый Имени поклонился Старейшей. Ни вздохом, ни выражением, он не показал недовольства.

Вуверкува повернула голову ко второму:

— Пунан Кид. Ты должен покинуть племя. Ты пойдешь с Изгнанным. Ты разделишь его судьбу. Ты умрёшь вместе с ним. Ты будешь жить вместе с ним. Ты вернешься к вурдам вместе с ним. До возвращения ты не можешь носить своё имя. Такова мудрость предков.

Лишённый Имени поклонился Старейшей.

Вуверкува обратилась ко всем:

— Никто не может покинуть племя вместе с Изгнанными. Никто не может помогать Лишенным Имён. Такова мудрость предков.

Все, кто пришёл на поляну, поклонились. И продолжали стоять, склонив головы до тех пор, пока Старейшая не скрылась в логове.

Суд был окончен.

Воины обоих сонаров молча разошлись по тайным тропам, что вели к десяткам логовищ, разбросанных по всему лесу. Собственно, никаких сонаров больше не существовало. Они распались, точно так же, как это бывает, когда вождь гибнет или, что случается реже, уходит на покой. Скоро появятся иные вожаки, которые соберут новые сонары. А пока расходились просто вурды. Никто из них даже не посмотрел на бывших вождей. Их для племени больше не существовало. Мудрость предков не обсуждается и тем более не может быть оспорена.