Пять имен. Часть 2 - Фрай Макс. Страница 114

Однажды один из моих собеседников, отвратительного вида старик, в котором полиция подозревала держателя опиумного притона, обмолвился мне, что скоро должно случиться что-то такое, после чего жизнь в Кардиффе станет совершенно невозможной. Я попытался было вытащить из него какие-то подробности, но рассудок у старика как будто внезапно помутился, он сполз со стула и стал биться головой об пол. Мне не оставалось ничего другого, как вызвать бригаду санитаров, которые отвезли несчастного в психиатрическую лечебницу. Этот случай еще больше разжег мое любопытство, и я на свой страх и риск решил предпринять самостоятельное расследование причин столь странного поведения обитателей Леквита.

Во время одной из таких вылазок я и познакомился с Джоном Райденом. Это случилось 15 апреля. Помню, как я зашел в бар «Единорог», что на Бессемер Роуд, чтобы передохнуть и выпить чашку чая. Мои мысли были заняты странными событиями последних недель. Я достал было свой блокнот, чтобы привести в порядок свои последние записи, как вдруг рядом со мной раздался чей-то громкий голос:

— А вы, между прочим, знаете, что старый Медоуз сегодня утром отрубил самому себе руку?

Я поднял голову и увидел перед собой маленького толстого человека, одетого в костюм из дорогого темно-синего сукна. В его речи чувствовался небольшой акцент, выдающий в нем уроженца Кентербери или Ипсуича. Он был совершенно ничем не примечателен, если бы не одна экзотическая деталь: на его левом плече совершенно невозмутимо сидел большой полосатый кот. Я хорошо знал всех обитателей Леквита, но этого человека видел впервые.

— Разрешите представиться. Меня зовут Джон Райден, — человечек слегка поклонился, церемонно прижав к груди правую руку. — А это Сигизмунд, — сказал он, слегка поведя головой в сторону сидящего на плече кота.

Незнакомец представил кота, как своего хорошего знакомого, и это обстоятельство меня рассмешило. Наверное это было заметно по моим глазам, потому что на лице Джона Райдена появилась очень симпатичная улыбка, сразу же вызвавшая мое расположение.

— Мы тут совсем недавно, — продолжал мой новый знакомый, несмотря на то, что я до сих пор не произнес ни одного слова. — но, как видите, уже довольно много знаю. Я, например, знаю, что вас зовут доктор Берч и что местные обитатели относятся к вам с искренним уважением. Вы не будете против, если я присяду за ваш столик? Мне хотелось бы с вами поговорить.

— Да, да, конечно, — я был действительно заинтригован, хотя не имел ни малейшего представления, о чем собственно мы можем говорить с этим человеком. Его манеры и внешний вид располагали, и не было ничего удивительного в том, что он знал мое имя, — оно было известно любому обитателю Леквита.

Джон Райден отодвинул стул и присел, держась очень прямо видимо для того, чтобы не побеспокоить сидящего на плече кота.

— Вы что-то сказали насчет старика Медоуза, — начал я.

— Да, доктор, но я думаю, будет уместно, если я прежде несколько подробнее расскажу о себе. Я ведь не местный и нахожусь здесь всего несколько дней.

— Буду вам признателен, — сказал я.

— Как я уже сказал, — начал незнакомец, — меня зовут Джон Райден. Я представляю здесь одну весьма солидную частную лондонскую компанию, которая по заказу различных государственных учреждений занимается исследованиями в области социологии преступности. Мы собираем и обрабатываем статистические данные, описывающие динамику преступности в различных районах Объединенного Королевства, и Кардифф занимает в нашем списке наиболее неблагоприятных с этой точки зрения городов отнюдь не последнее место. Вернее, занимал, потому что, как вы сами знаете, за последний месяц картина вдруг резко изменилась. Преступность в Кардиффе снизилась поразительнейшим образом. Она практически исчезла. Ни случаев воровства, ни разбойных нападений, ни драк, ни изнасилований, ни похищений, — ничего. Притоны, похоже, закрылись. Проститутки занялись кролиководством, а карманники — вязанием. Пьяных и то не встретишь. Полиции больше нечего здесь делать. Однако у нас есть все основания не доверять официальным заявлениям кардиффских властей. Поэтому я здесь. Мне поручили раскопать истинные причины столь разительного падения уровня преступности, и я очень надеюсь на вашу помощь.

Не знаю, чем именно этот странный человек расположил меня к себе. Было в нем что-то непосредственное и, я бы сказал, детское. Он весь был как бы на поверхности: никаких скрытых мыслей, никаких вторых планов. Его открытое лицо с пухлыми губами; жест, которым он поправлял хвост кота у себя на плече; его манера тереть указательным пальцем переносицу, когда требовалось найти решение сложной задачи, — все это вызывало во мне положительные эмоции. Кроме того, его интересы совпадали с моими. Этого оказалось достаточным для того, чтобы определить мое дальнейшее поведение.

— А как вы представляете себе мою помощь? — спросил я.

— Ну, прежде всего, вы здесь всех знаете. Кроме того, вы профессиональный психиатр, и мне было бы интересно выслушать мнение человека вашей профессии. А потом я же почти не знаю города. Мы с Сигизмундом (он снова повел головой в сторону сидящего на плече кота) остановились в «Ангеле» и уже успели побродить по парку Катай, Веллингтон стрит и Замковой улице. Однако, я подозреваю, что в районе Леквита и у самых доков есть много мест, куда неплохо было бы заглянуть. К сожалению в путеводителе они не отмечены.

— Да, я понимаю о чем вы говорите. Здесь много мест, которые не отмечены ни на какой карте.

— Вот они-то меня прежде всего и интересуют.

— Хорошо, я согласен вам помочь, — сказал я, — но мне кажется в самом начале нашей беседы вы упомянули старика Медоуза? Как я вижу, вы уже успели познакомиться с некоторыми из здешних обитателей.

— Да, мы с Сигизмундом времени не теряли. Я человек общительный, а небольшие суммы денег и спиртное помогают установлению контактов.

— Полиция подозревает, что старый Медоуз связан с контрабандой наркотиков.

— Может быть. Во всяком случае в данный момент бедняга наверняка валяется в больнице, потому что сегодня он ни с того ни с сего вышел во двор, взял топор и отрубил себе кисть руки. Мне рассказала об этом его жена.

— Странно.

— Очень странно, — согласился мой собеседник. — А знаете ли вы, например, что Билл Локвуд по прозвищу «Рыжий» на прошлой неделе сам собственноручно разбил себе голову молотком?

— Нет, я этого не знал.

— А Салли Джонс, которая будто бы подозревается в торговле краденым, совсем недавно выбросилась из окна своего дома на Балч стрит. Третий этаж, между прочим. Убиться — не убилась, но ноги переломала. Какие-то странные случаи членовредительства, вы не находите?

— Очень странно, что я ничего об этом не слышал, — сказал я. — Но с некторых пор я заметил, что обитатели Леквита как будто чего-то боятся.

— Вам удалось выяснить, чего именно они боятся? — спросил Джон Райден.

— Именно этим я последнее время и занимаюсь. Но думаю, что они сами не совсем понимают, чего именно боятся. Это очень похоже на какую-то разновидность массовой фобии, — сказал я.

— Что ж, — сказал мой собеседник, — давайте заниматься этим вместе.

Так началось наше совместное расследование.

Несмотря на свою комплекцию, Джон Райден был очень подвижным человеком. Иногда он напоминал мне шарик ртути, который ни единого мгновения не может находиться без движения. Однако его активность вовсе не действовала на меня раздражающе и не выглядела бесцельной суетой. Джон Райден был очень хорошо организованной личностью и в любых ситуациях действовал исключительно эффективно.

За две недели мы с ним обшарили буквально весь Леквит вдоль и поперек. Мы беседовали с торговцами, домохозяйками, бродягами, пьяными шахтерами, матросами, — все эти люди явно испытывали какое-то психическое напряжение, но природа его от меня ускользала. Это бесспорно был страх, но в своих проявлениях он принимал настолько разнообразные формы, что нам время от времени начинало казаться, будто мы имеем дело с хорошо отрежиссированным сценарием, в центре действия которого притаилось истинное зло. Само поведение обитателей Леквита существенно изменилось. Я бы не сказал, что они стали жить нормальной жизнью благопристойных людей, нет, — они как и прежде оставались личностями асоциальными. Но если раньше их асоциальность выливалась в агрессию, то теперь они забивались по своим домам и обращали свою злобу против самих себя. Мы зафиксировали еще около десяти случаев членовредительства. Иногда это выглядело как несчастный случай, иногда — как умопомешательство, а иногда как совершенно трезвый поступок, который, впрочем, потом никак не могли объяснить. Никакой мало-мальски приемлемой гипотезы о природе происходящего мне в голову не приходило. Джон Райден, похоже, знал больше меня. Во всяком случае с какого-то момента его вопросы приобрели довольно странное направление. Он стал вдруг расспрашивать обитателей Леквита об их сновидениях, о домашних животных и о тенях. Казалось, ответы его удовлетворяли, хотя я не улавливал никакой связи между приснившейся сыну мисс Мервик змеей, крысами, которые в огромных количествах обитали в заброшенных штольнях у самых доков, и необъяснимой скиофобией, которую мы действительно наблюдали у некоторых жителей Леквита и которая ко всему прочему сопровождалась синистрофобией, стаурофобией и земмифобией. [153] Наконец мое терпение не выдержало, и я напрямую спросил Джона о его странных вопросах. Дело происходило в том же баре «Единорог», где мы с ним впервые встретились. На плече у него все также невозмутимо сидел кот Сигизмунд, который неизменно сопровождал нас во всех наших вылазках.