Мать Лжи - Дункан Дэйв. Страница 40

Ваэльс подумал, не свернуть ли ему шею. Нет, все-таки три убийства за день — уже слишком. Ему ничего не оставалось, как довериться этому странному скульптору.

— Он говорит, что ему так кажется. Что он предпочел бы быть со мной, чем с кем-то другим, и что он никогда не причинит мне боли.

— Значит, он честен, а это редкий случай в любви. Не нужно на него давить. Спроси у Ингельд. Она знает о любви больше, чем Эриандер, который лишь торгует похотью. Ее богине многое известно. Она даст тебе совет. Нет, правда. Поговори с Ингельд.

Скульптор пожал плечами, и вода подернулась рябью.

— Не знаю, поможет ли… Ничего не могу обещать. Если тебя беспокоит родимое пятно, я могу попросить Анзиэль его убрать. Иногда она выполняет подобные просьбы. Конечно, нередко она и отказывает, но без него ты станешь удивительно красивым. Это будет моим подарком Орладу.

Великий, смертоносный, устрашающий, замечательный Веру!

Ваэльс не до конца поверил Орладу, когда тот рассказал, как его сестра спаслась из дворца сатрапа. Но… Он посмотрел на свои бледные руки и ноги, мерцающие в грязной воде. Тело Бенарда оставалось практически невидимым. Над поверхностью воды Ваэльс различал лишь темное небритое лицо.

Ваэльс постарался скрыть дрожь в голосе:

— Если ты можешь убрать пятно, значит, тебе по силам изменить меня целиком?

Бенард удивился.

— О чем ты?

— Орлад хочет перейти Границу и получить власть над Селеброй, но он не позволил мне идти с ним! Мол, светловолосого вериста там сразу убьют. Я сказал, что мне плевать, но он настаивает на своем.

— А ты так его любишь, что готов сражаться?

— И умереть за него, если потребуется.

— Ты уверен? До конца?..

— О да!

— Что ж, получится еще красивей, — сказал художник. — Пару минут не двигайся.

Он смотрел на Ваэльса, и некоторое время его губы шевелились. Потом он молча уставился на вериста. Наконец Бенард недовольно нахмурился.

— А это труднее, чем я думал! Послушай, возьми немного грязи и вотри ее в волосы.

— Зачем?

— Молчи и делай, что говорят.

Ваэльс замешкался. Непосвященный велел Герою молчать? Если это детская шутка… Если кто-нибудь войдет… Он набрал в ладони черной грязи и принялся втирать ее в короткие волосы.

— Лицо тоже, — велел Бенард.

Намазать лицо! Всему есть предел, даже восхищению этим отважным человеком. Либо он спятил, либо хочет выставить Героя дураком — в таком случае его надо прикончить. Тут Ваэльс вспомнил, что может потерять Орлада, и намазал лицо отвратительной грязью.

— Уши и шею. До плеч. Все остальное пусть остается под водой, чтобы я не видел. И не шевелись.

В любую минуту в баню могли войти люди и поднять его на смех.

Бенард вздохнул.

— Ладно, смывай. Приношу свои извинения. Сегодня богиня отвратила от меня взор. Я не должен был участвовать в войне.

Ваэльс нырнул в воду и принялся тереть волосы и лицо. Вода попала ему в нос, он фыркнул и вынырнул на поверхность. Его руки остались грязными. Он потер их — цвет не изменился, да и плечи…

Бенард радостно кивнул.

— Нет, все же она меня еще любит. Да здравствует леди!

Ваэльс выскочил из бассейна — он весь стал коричневым, таким же, как Орлад. Чудо! Ладони и ногти были светлее. Черные волосы! Даже на руках.

— О… Герой! — С глупой усмешкой Бенард подошел к нему и хлопнул по плечу.

Новоиспеченный флоренгианин дважды откашлялся и прохрипел:

— Что?

— Я тоже люблю своего братишку! Присматривай за ним, ладно? Куда бы вы ни шли, что бы ни делали, заботься о нем!

ГЛАВА 18

Хет Хетсон или Хет Терексон, как ему следовало себя называть, сказал:

— Теперь, когда отец погиб, я готов с радостью взять его имя и признать, что являюсь членом вашей достославной семьи, миледи. Уже одно то, что я состою в родстве с вами, — большая честь для меня и повод для гордости.

Он пересек комнату и сел на скамью. Ему казалось, что он простоял очень долго, но это невозможно, ведь…

Салтайя изящно облизнула кончики пальцев. Она съела практически все, что было на подносе — трапезу, какой насытился бы и кандидат в Герои. Она отодвинула блюдо на край стола, и Хет вдруг понял, что безумно хочет есть. Он ничего не ел с той минуты…

— А как ты относишься к Катрату? — спросила она, одарив его чудесной улыбкой.

— Вас нужен честный ответ, миледи?

— Ты всегда будешь отвечать на мои вопросы честно.

— Разумеется! Катрат — избалованный сопляк, но у него есть мужество и уверенность в себе. Несколько лет, полных суровых испытаний, превратят этого переростка в достойного воина.

— Тогда мы должны сделать из него настоящего мужчину! А мы точно не можем выступить сегодня?

Хет посмотрел на льющийся из окна солнечный свет. Скоро полдень. Он встал со скамьи и опустился на колени.

— Простите, миледи! Я не знал, что возникнет такая срочность. Последний караван с необходимыми припасами прибудет только вечером, а без этих мамонтов мы не сможем отправиться в путь.

— Встань! Мимо окна постоянно ходят люди. Ты не должен вставать передо мной на колени, если есть вероятность, что нас кто-то увидит. Когда мы одни — пожалуйста.

Хет вскочил.

— Благодарю вас, миледи. — Он не осмелился сесть в ее присутствии, что было бы непочтительно с его стороны. — Боюсь, если мы и выиграем несколько часов, выступив сегодня, они принесут только вред, миледи. Первая стоянка…

Она небрежно махнула рукой.

— Значит, отправимся в путь с рассветом. Надеюсь, ты поможешь мне благополучно добраться до Флоренгии. Сколько времени займет путь до Границы?

— По меньшей мере двадцать дней, миледи, но многое зависит от погоды. В это время года уйдет и все тридцать. Говорят, спуск с другой стороны значительно проще, хотя и он занимает десять дней. Только после этого мы прибудем в Веритано.

— Надо ли послать письмо брату и предупредить его о нашем приезде? — Она почувствовала тревогу коменданта и снова улыбнулась. — Или не стоит?

— Мы не знаем, что происходит на флоренгианской Грани, миледи. Если Мятежник перехватит ваше письмо, он может подтянуть войска и напасть на вас. — Хет почувствовал, как ответственность за жизнь леди Салтайи тяжелым бременем легла ему на плечи. — Кроме того, нельзя забывать о предателях на нашей стороне. Они могут помешать нам добраться до перевала или пройти по нему раньше и устроить засаду на той стороне, ведь вы сами рассказали, что они собирают силы возле Варакатса. — Она не объяснила, как получила эти сведения, но он верил каждому ее слову. — Да и что происходит сейчас в Трайфорсе, мы не знаем. Ваши планы следует держать втайне.

Салтайя вздохнула. Она выглядела усталой — она ведь старше Терека, а ему было почти шестьдесят. Удивительно, что она вообще перенесла такое трудное путешествие.

— Верно. А теперь поговорим о воинах из Трайфорса, которые меня сопровождали. Им известно о смерти сатрапа. Не хочу, чтобы они болтали.

— И правильно, миледи! Никто в Нардалборге не должен об этом знать. Вероятно, они все еще без чувств, приходят в себя после тяжких испытаний, но если вы хотите… — Что он должен сделать? Она ведь не велит их убивать?

— Я сама с ними поговорю, — пообещала Салтайя.

— А командир фланга Веринкар, миледи? Он совершенно правильно поступил, решив побыстрее доставить вас сюда, но при этом он нарушил…

— Поступай, как сочтешь нужным, командир охоты. Убей его, или прости и скажи, что это мой дар. Не важно. Он не играет никакой роли.

— Конечно, миледи. Простите, что отнял у вас столько времени. — Будет лучше казнить Веринкара, пока он не начал болтать глупости, которые могут представлять опасность для леди.

— Я немного устала. Мне нужно отдохнуть. Я знаю, что и у тебя много дел. Сколько у тебя детей, командир охоты?

— Трое, миледи. Дочь и два сына.

— Сколько им лет?

— Десять, семь и три, миледи.

— Значит, мальчики еще малы, чтобы быть воинами. Зато девочка может быть достойной спутницей для леди. Пришли ее ко мне. Если у нее есть способности, возьмем ее с собой во Флоренгию.