Слезы на камнях - Суренова Юлиана. Страница 45

Даже если тебе это удастся, ты ничего не добьешься.

– Почему?

– На тропе каравана не меняют раз принятого решения.

– По собственной воле… – пробормотал горожанин.

– Ты что-то сказал? – караванщик прекрасно расслышал его слова, а переспрашивал потому, что не понял, что за ними стояло. Но чужак не стал ничего объяснять.

Повернувшись, он зашагал прочь.

Что же до Атена, то он, проводив чужака взглядом, недовольно поморщился. У него было много других дел. Нужно было все подготовить, устроить лучшим образом, ведь им никогда прежде не приходилось обходить город стороной. Кто знал, какие опасности и трудности могли ждать на этом пути. Однако упрямство этого человека…

Порою оно раздражало караванщика, порой – восхищало. Так или иначе, он был уверен: чужак не остановится. Он попытается что-то сделать. Что? Наверное, пока еще об этом не знал никто, даже сам горожанин. И, все же, Атен был готов поспорить… Да, верно: тот направился к золотым волкам.

– Священный зверь, – склонившись перед снежным охотником в почтительном поклоне, заговорил Рур, – прошу тебя, позови господина Шамаша. Он должен знать…

Недовольное ворчание волка прервало его. Хан глядел на чужака исподлобья, не скрывая угрозу. Никто не давал этому сыну огня право говорить со снежным охотником, не то что просить его о чем-то и уж тем более давать какие-то поручения.

Но Рур не замечал этого. Он не боялся вызвать гнев или даже ярость грозного зверя, когда собственная жизнь уже не беспокоила его, словно он и не жил вовсе.

В его душе не было места страха, когда все чувств вытеснило одно единственное – слепое и безграничное, названия которому он не знал, по ошибке принимая за долг.

– Я прошу тебя, зверь! Прошу!

Шипящая тишина была ему ответом.

– Если… – он готов был хвататься за любую соломинку. – Если ты не хочешь позвать господина, отведи меня к своей повелительнице! Позволь рассказать о том, о чем я могу сказать лишь Ей! Она поймет…

Волк лишь рыкнул в ответ, но горожанин совершенно ясно услышал твердое, решительное и безоговорочное – "нет!".

А затем, прекращая все уговоры и расспросы, волк и вовсе убежал прочь, прячась за снежный бархан.

– Но… Постой! Это важно! – Рур непонимающе глядел ему вослед.

– Перестань, чужак, – остановил его Лис. – Хватит упрямиться. Тебе же было сказано – решение принято и никто не станет его менять.

– Вы не понимаете…! – все еще не желал сдаваться тот.

– И не хотим понимать! – прервал его караванщик. – Почему это мы должны? Если наш повелитель считает, что мы вправе поступать так, как поступаем – значит, так тому и быть!

– Но…Хотя бы выслушайте меня! Я… Может быть, если я все расскажу…

– Не утруждай себя!

– Караванщик…

– Тут не о чем говорить! – и, повернувшись, Лис пошел своей дорогой, бросив лишь напоследок с нескрываемой угрозой: – И не вздумай больше никого донимать своими бреднями! Пожалеешь!

Чужак продолжал стоять на месте, а мимо шли своей дорогой торговцы, поглядывая на него с нескрываемым любопытством, некоторым удивлением и полным отсутствием сочувствия. Лишь когда миновала последняя повозка, он поднялся, тяжело вздохнул и, не отряхиваясь, не поправляя одежду, так, словно все это и раньше не имевшее для него особого значения, теперь и вовсе потеряло всякий смысл, побрел вслед за караваном. Его глаза померкли, лишившись прежней надежды, а на то, чтобы найти новую, не оставалось времени – уже завтра караван должен был подойти к городу.

Но лишь чтобы обойти его стороной…

– Слушайте, – спустя какое-то время к Лису и Атену, которые каким-то стечением обстоятельств оба оказались возле первой повозки, подошел Евсей, – вы бы сказали кому из дозорных, чтоб присмотрел за горожанином, а то он того гляди руки на себя наложит.

– Нам-то что за дело? – пожал плечами Атен.

– Вот именно. Тем более, что тот, кто ищет смерть, все равно ее найдет, сколько за ним ни следи, как ни удерживай, – поддержал его Лис.

– И, все же. Грех ведь это.

– Его грех.

– Но сейчас он идет нашей тропой. И, потом, вряд ли священные звери спасли его от мороза снегов лишь ради того, чтобы он сам себя убил за шаг до тепла.

– Ну… Может быть, такова и была их цель!

– Но зачем!

– А мы знаем? – караванщики пожали плечами.

– Оставь, Евсей, – поморщившись, проговорил Лис, – делать нам больше нечего, как думать о чужаке.

– И все же… Странно это, – качнув головой, пробормотал летописец. – Никак не пойму, что происходит, в чем тут дело, в чем загадка.

– Загадка?

– Не знаю. Может быть, что-то другое… Я чувствую, что пришла пора для новой легенды. Так же как ты, брат, – он взглянул на Атена, – чувствуешь, когда к каравану приближается опасность.

– Если так, ты должен быть счастлив!

– Я рад, что мне будет о чем рассказать потомкам. Но, в то же время, мне тяжело, потому что я слишком хорошо помню, каково это – пережить легенду, события которой для будущего, может быть, и будут светлыми, но для настоящего…

Атен и Лис несколько мгновений молча смотрели на него. Постепенно их лица напряглись, каменея, глаза настороженно сощурились. Они, наконец, поняли, куда клонил Евсей.

– Все началось с этого чужака…

– А может и раньше. Просто мы не заметили…

– Нет, Евсей, – решительно возразил ему Лис, – с него. Я чую это… Да… Насчет того, чтобы присмотреть за ним… Пошлю-ка я дозорных.

– Если то, что должно произойти, нам суждено, это все равно случится… – у Атена окончательно испортилось настроение. И еще. Вместо того, чтобы сосредоточиться, взять себя в руки и устремить все силы и помыслы на то, чтобы защитить караван, на него напала какая-та апатия. Все стало безразличным, захотелось, махнув рукой, сказать: "Будь что будет." Рано или поздно все останется позади, а вспоминать о пережитых испытаниях, раз за разом выходя из них победителем,-что может быть приятнее?

– Вообще… Ты прав… – его помощникам было нечем возразить. Они уже собирались вернуться к своим делам, но тут..

Где-то позади раздался скрип, треск, который спустя всего лишь одно короткое мгновение превратился в ужасный грохот, заставивший мужчин, вздрогнув, застыть на месте.

– Что это?

Атен первым, порвав оковы мгновенного замешательства, льдом сковавшего тело, сорвался с места, поспешно забрался на место возницы первой повозки, чтобы сверху оглядеть караван, который, словно по инерции, продолжал двигаться вперед.

Он прислушался к дыханию того, что порою представлялось ему большим, чем простое скопление людей, животных и повозок, – единым живым существом, которое двигалось видимой лишь ему дорогой, минуя расстояния и поколения, приближаясь к цели,ведомой лишь ему одному. Он раскрыл свое сердце, вбирая в себя его чувства, сравнивая их со своими, ища в сравнении ответ на вопрос, на который пока не могли ответить ни увиденное оком, ни услышанное ухом.

Но на этот раз его предчувствие, не раз сослужившее караванщику добрую службу, молчало. Сердце билось ровно, не беспокоясь ни о чем. Оно вздрогнуло лишь тогда, когда глаза заметили поднимавшееся где-то в хвосте каравана, скрывая из вида последние повозки, белое снежное облако. Это облачко походило на тень, поднятые ветром покрова пустыни. И, все же, удивительно, но оно почему-то бросалось в глаза так же, как луна посреди черного беззвездного неба.

– Что там? – окликнул его снизу Евсей.

– Не знаю!

– Я пошел! – Лис сорвался с места, но Атен остановил его:

– Постой! Вон скачет Вал! Сейчас все узнаем!

Действительно, со стороны последних повозок к хозяевам каравана быстро приближался всадник. Его ждали с нетерпением и плохо скрываемой нервозностью, заставлявшей переступать с ноги на ногу, потирать руки, касаться бород.

Мужчины терялись в догадках, не представляя себе, что могло произойти.

Караванщики вели себя совсем не так, как им следовало в подобном случае, причем не только хозяева, но и все остальные: все остановились, обернулись, глядя назад, лишь назад – растерянные, совершенно беззащитные в это мгновение. Руки воинов не сжимали копья, пальцы возниц выпустили поводья. Единственным, кто продолжал двигаться, был Вал.