Клинки Юга - Сударева Инна. Страница 60

Лорд Гитбор все понял и примирительно пожал руку молодого человека.

Марта перебирала струны тонкими пальцами, извлекая из старинной лютни тихую, печальную мелодию, и вполголоса пела —. для Фредерика. Они сидели вдвоем у фонтана в деревянной беседке, убранной в виноградную лозу.

Фредерик, слушая, пребывал именно в том состоянии, которое считал полным счастьем. Он отражался в прекрасных темных глазах супруги, и для него нежный голос пел старинную песню-признание девушки. Даже его правая рука-предатель, которая сейчас покоилась на перилах скамьи, на солнце, не тревожила острой болью, а наполнялась приятным теплом, словно лучи света вливались в нее и оживляли.

Марта закончила петь и отложила лютню в сторону – на мягкий стульчик. Фредерик не дал коленям супруги пустовать: растянувшись на скамье, устроил на них голову и, довольно жмурясь, как сытый кот, улыбнулся своей красавице:

– Твой голос – чудо. И песня тоже.

– Все только для тебя, – ответила Марта, поглаживая его подернутые сединой волосы. – Когда ты едешь?

– Завтра.

– Так скоро?

– Чем быстрее, тем лучше. Ты же знаешь…

– Знаю, все знаю. Не стоит лишний раз объяснять.

Они минуту помолчали, не отрывая глаз друг от друга.

– Тогда ты и это должна знать: я все силы приложу, чтоб вернуться, – заметил Фредерик.

– А ты должен знать: если не вернешься, я жить не буду, – вдруг ответила Марта, и голос ее ничуть не дрожал.

Король хотел было нахмуриться, сказать что-нибудь грозным, приказным тоном, но передумал. Вместо этого поднял руку, чтоб погладить жену по щеке:

– Я не могу ехать в Азарию и думать о том, что, умерев, убью и тебя, и лишу своих детей матери.

Марта поняла и расплакалась, обхватив голову мужа руками, уткнувшись лицом в его грудь:

– Фред, Фред, прости, прости…

– Никогда, – зашептал ей Фредерик, – никогда больше не проси у меня прошения за свои слова. Никогда я не слышал от тебя ничего такого, за что тебе надо просить прощения. И уверен: никогда и не услышу. Запомни это, милая. Ты моя жена, моя королева, моя часть, мое целое. Слышишь?

– Слышу.

– Не плачь.

– Не буду…

Она вдруг ахнула, будто вспомнила что-то важное, выпрямилась и сдернула с расшитого жемчугом пояса небольшой бархатный кошель:

– Я же забыла, совсем забыла! – растянув пестрые шнурки кошелька, достала два небольших овальных медальона из белого золота. – Их сегодня доставили от ювелира. Я хотела, чтоб это был подарок ко дню нашей свадьбы. Только праздник этот нескоро, а ты… Но ты посмотри. Мастер очень старался, – протянула их королю, открыв тонкие крышечки.

Фредерик посмотрел. Улыбнулся. Внутри изящных медальонов, украшенных мелкими сапфирами, были превосходно выполненные миниатюрные портреты его и Марты.

– Как кстати. Этот – с твоим прекрасным лицом – поедет со мной в Азарию. Я буду носить его, не снимая, – сказал молодой человек.

– Я свой тоже ни за что не сниму, – пообещала супругу королева.

7

Второй раз за месяц булочник с Песочной улицы, выкладывая рано утром на прилавки свежие булочки и крендели, увидал возле своей лавки отряд вооруженных всадников. Только теперь это были не девушки-воины, а мужчины, и ехали они со стороны Королевского дворца. А еще – в одном из рыцарей булочник узнал короля Фредерика – по мышастому жеребцу, чья могучая шея была украшена ожерельем из волчьих клыков. Этот конь звался Мышкой и был известен, если не во всем Южном Королевстве, то в столице уж точно, как любимый государев скакун.

– Утро доброе, господин булочник, – весело поздоровался с хлебопеком высокий, широколицый и кареглазый рыцарь-блондин в блестящем панцире и с тяжелым мечом при поясе. – Есть ли у тебя нынче плетенка с абрикосами?

– И про кексы с изюмом спроси, – подал голос король, чуть придержав мышастого.

– Как же, как же, все есть, – торопливо отвечал булочник и, взяв корзинку, принялся укладывать в нее стребованное, причем кексов – побольше, – все свежее.

Сложив выпечку и накрыв ее салфеткой, он принял из рук кареглазого рыцаря деньги, сунул их в карман фартука и низко поклонился Фредерику:

– Приятно вам откушать, государь мой. – Потом так же низко поклонился другим всадникам. – Приятно вам откушать, господа рыцари.

– А тебе – успешной торговли, дружище, – ответно кивнул Фредерик.

Он легко тронул бока Мышки пятками, и скакун, тряхнув головой, зарысил дальше по улице. Управлять им было одно удовольствие: серый, казалось, читал мысли седока и слушался с полуслова, полужеста. Именно за это замечательное качество Фредерик и выбрал Мышку себе под седло для поездки в Азарию.

Следом за государем направил коня сэр Элиас Крунос, уже принявшийся за поглощение любимых плетенок с абрикосами. Похожей выпечкой баловала молодого рыцаря супруга Роксана. Она вместе с малолетним сыном Гедиусом уже более двух лет жила в Осенней усадьбе – поместье родителей Элиаса – и часто-часто присылала мужу, служившему в столице, гонцов с ласковыми письмами, румяными булками и толстыми колбасами. Из-за пристрастий к сдобе и свинине Элиас за последний год прибавил в объемах – поплотнел и покруглел. Правда, это никак не сказалось на его качествах воина. Наоборот, увеличение веса придало ударам рыцаря сокрушительную силу. Даже Фредерик признал это во время одной из тренировок: Элиас так саданул государя деревянным мечом, что тот, хоть и отразил удар, а отлетел метров на пять назад и врезался спиной в двух других рыцарей, наблюдавших за поединком с безопасного (так им казалось) расстояния. «Ну, ты кабан! – заметил тогда Фредерик, потирая ушибленный при падении бок. – С тобой я больше не дерусь!» Зато сделал Элиаса одним из наставников в Северном рыцарском корпусе, где обучались военному делу сыновья северных баронов. Молодой Крунос, которому едва исполнилось двадцать шесть лет, легко, как бархатную куртку, носил стальной панцирь гвардейца, в совершенстве владел своим фамильным мечом, метательными ножами и наручным арбалетом, когда-то принадлежавшим лорду Конраду – Судье Северного округа. Поэтому сомнений в том, что Элиас будет сопровождать короля в Азарию, ни у кого не возникло с самого начала.

За Элиасом, который блистал панцирем и высоким шлемом, двигался мастер Линар, вооруженный длинным мечом из южной стали, небольшим круглым щитом, средним луком и колчаном стрел к нему. Грудь и спину доктор самонадеянно отяжелил кольчугой из крупных пластин, и теперь – из-за жаркого летнего солнца – взмокал под ней, но собирался и дальше мужественно терпеть тяготы похода.

За скакуном доктора на упитанной лошадке соловой масти ехал хмурый Димус, а уже за ним семенил толстоногий мул, груженный тремя коробами, плетенными из толстых ивовых веток. Короба были набиты соломой, в одном находились банки, склянки, мешочки со всякими целебностями и прочий лекарский скарб, во втором содержались два пестрых почтовых голубя – Крупка и Озорник. А в третьем покоились десять железных яблок-бомб. По мнению Линара, без всего этого поездка в Азарию не могла обойтись. Еще у мастера под курткой на груди были запрятаны книжицы покойного Бруры – Линар намеревался потихоньку-полегоньку изучать записи знахаря.