Город богов - Суренова Юлиана. Страница 110

— Вот и все, — прошептал Бур, не в силах отвести взгляда от того места, где еще мгновение назад госпожа Кигаль склонялась над своим жрецом.

Богиня ушла, унося собой вечную душу, оставив ворохом старых одежд лишь начавшее погружаться в вечный сон тело — пустое и холодное. Она выполнила свою часть работы. Об остальном должны были позаботиться другие.

Старик был хорошим учителем. Несмотря на все сопротивление Бура, деду удалось вложить в голову юноши те обряды, которые должен знать служитель. И в этот миг, лежавший посредине между двумя прощаниями — вечным и временным — перед глазами у горожанина, оживая, обретая не только образы, но и краски, звуки, — оживал длинный причудливый ритуал, который предстояло совершить, чтобы сон, охвативший упокоившуюся плоть, был светел и радостен, чтобы разум помнил о прошлом и, когда придет время будущего, смог сделать шаг ему навстречу.

Отрешившись от всего остального, сколь бы окружавшее его в этот миг ни было великим и удивительным, Бур думал только об этом обряде.

"Я должен сделать это для деда!"

В жизни у него не нашлось для старика ни одного доброго слова — лишь обвинения да оскорбления.

"Пусть же речи благодарности прозвучат в этом сне, — он скользнул взглядом по бледному, еще более заостренному сном лицу. — Я люблю тебя, старик. Прости, что я понял это так поздно. Прости за то, что я был слеп и не замечал, что ты для меня значишь, как ты заботишься обо мне… Дед, я сделаю то единственное, чем перед лицом грядущего могу отблагодарить тебя за все, оставшееся в прошлом: я стану служителем, как ты того хотел. И, да будут боги мне свидетелями, я исполню обещание!"

— Да будет так, — прошептал он, и лишь затем, отвернувшись от мертвого, вернулся к живым. — Ну, - вздох сорвался с его губ, — вот и все. Все беды позади… — ему было нужно произнести это вслух, чтобы самому до конца поверить. Но когда беспокойные ветра в его душе уже начали утихать, до него донесся полный грусти и боли голос Ларса:

— Нет. Мы лишь остановили падение, тянувшее нас все глубже и глубже в бездну пустоты, но не выбрались из нее.

Скрипя зубами, он шевельнулся, собираясь подняться.

— Обожди, маг, — стоявший с ним рядом Лис наклонился к Ларсу, помог ему встать и замер рядом, поддерживая за плечи. — Тебе бы лучше лежать, — взглянув на бескровное, покрытое капельками пота лицо раненого, проговорил караванщик, — слаб ты больно…

Он едва успел договорить эти слова, как к ним подбежала Нинти, подхватила Ларса под руку:

— Зачем ты встал? Раны же откроются!

— Ты исцелишь их, — прошептал тот в ответ. — Ты ведь богиня.

— Богиня-то богиня, — горько усмехнулась она, — да только младшая!

— Госпожа, разве не Ты оживляла мертвых? — удивленно глядя на нее, спросил Евсей.

— А, это… — вздохнув, Нинти махнула рукой. — Пустое. Оживить мертвого куда легче, чем вылечить живого…

Душа караванщика была не в силах согласиться с этим, когда исцелять раны могли и люди, а воскрешать — лишь небожители, но разве богиня врачевания не знает все лучше его, обычного караванщика? К тому же, он мог просто неверно истолковать Ее слова, ведь все речи бессмертных полны загадок и несут в себе не только первый смысл, лежащий на поверхности слов, но и множество других, скрытых, глубинных.

Евсей хотел задать вопрос, который, возможно, прояснил бы все, но тут вновь заговорил Ларс, успевший к тому времени справиться с болью и отдышаться:

— Мы должны что-то сделать! Пока еще не поздно!

— Что сделать? Для чего поздно? — воин никак не мог взять в толк, что так обеспокоило горожанина. Они-то были уверены, что теперь не о чем волноваться, ведь бог солнца победил Губителя. Все!

— Для города! Неужели вы не чувствуете, что он умирает? — с жаром воскликнул молодой маг. Его глаза лихорадочно заблестели.

Караванщики смотрели на него, вытаращив от удивления глаза, совершенно ничего не понимая.

— Умирает? — в первый миг Буру показалось, что он слишком глубоко погрузился в свои размышления о смерти, вечном сне, прошел в обряде дальше, чем дозволено провожающему и потому, вернувшись назад, не правильно расслышал произнесенное слово, принимая его за другое — то, что продолжало звучать в душе. Впрочем, было возможно и иное объяснение.

"Ларс тяжело ранен, — думал юноша, с сочувствием глядя на нового Хранителя города, — только боги и он знают, что ему пришлось пережить. Конечно, все это не могло пройти бесследно. У него лихорадка, бред, который ослепляет его глаза, заставляя видеть нереальное, не замечая очевидного".

— Успокойся, друг, — он подошел к нему, коснулся рукой плеча. — Все хорошо. Керхе ничего не угрожает…

— Прежний Хранитель мертв… — вновь заговорил Ларс. В его глазах смешались физическая боль и душевная. В этот миг может быть лучше, чем кто бы то ни было другой в городе, он ощущал ужас того, что уже начало происходить, налагая печать конца на все вокруг: камни, своды, — полня дыханием смерти даже воздух. Его душу терзало, рвало на части собственное бессилие, когда он искал возможность все изменить, отвратить неминуемое и не находил, видя впереди лишь черный мрак пустого сна. Это бессилие злило, заставляло до крови кусать губы, скрипеть в отчаянии зубами, не надеясь на чудесное избавление, и, все же, веря в него…

— Ларс, — Бур взглянул на него с жалостью и, вместе с тем, с укором, словно говоря: "Зачем ты изводишь себя из-за такой ерунды? Да, прежний Хранитель мертв. Ну и что? И слава богам. Никто не будет плакать по этому сыну погибели. Нам не о чем беспокоиться, ведь у города есть ты…" — Керхе ничто не может угрожать. Ты — ее маг. Вы все, — он скользнул взглядом по караванщикам и небожителям, — знаете, что это так. А Ты, госпожа, — он с почтением склонил голову перед богиней врачевания, — наша новая покровительница. Ты ведь не оставишь нас в беде, если та вновь забредет в эти края?

— Если бы мне это только было дано! — вздохнув, Нинти с нескрываемой грустью взглянула на горожанина. — Не осуждай меня, смертный, поверь: я очень хочу помочь, но просто не в силах.