Город богов - Суренова Юлиана. Страница 21

Он не знал болезней и бесплодия, нищеты и голода… Но богине казалось этого мало и, в благодарность за верное служение, Она обещала, что в одной из его семей появится наделенный даром ребенок, который будет пользоваться Ее покровительством во всем. И вот у родителей, никогда не ведавших о магии, родился мальчик, который, с благословения богини, был назван в Ее честь Нинтом. Покровительница наделила его красотой и здоровьем, Она охраняла его долгие годы, посылая лишь радости, отгоняя беды и неудачи, исполняя все желания, давая все, будь то золото, ласки прекраснейших из женщин или власть над людьми и землями. Нинт постарел в счастье и достатке и уже должен был отправиться в самую светлую и блаженную часть владений Госпожи Кигаль. Но он не хотел умирать. Нинт жаждал новых утех, которые могла дать ему лишь земная жизнь. В то время, когда Госпожа Кигаль прислала к нему вестников смерти, старик как раз собирался жениться на молодой красавице…

Нинт обратился за помощью к своей богине и Та обучила его отдалить конец. Она сказала: "Вестников смерти не трудно обмануть. Они слепы и им все равно, чей последний вздох принимать. Кигаль же можно задобрить, построив в мире людей посвященный Ей алтарь и принося жертвы именем Ее. Принимая твое служение, владычица смерти позволит тебе жить столько, сколько ты сам пожелаешь, выпивая живительные соки из тел юных и полных сил…"

— Убивать другого, чтобы выжить самому, — караванщик закусил губу. Он мог понять подобное. — Мало ли мы убили на своем веку разбойников в стремлении защитить свою семью и выжить, чтобы осуждать подобное?

— Это не то же самое, — качнул головой Евсей, — одно дело выигрывать жизнь в бою, не сходя с прямой тропы каравана, другое — покупать ее, платя кровью невинных.

— Итак, этот Нинт стал приносить людей в жертву госпоже Кигаль, стремясь отвратить конец. Но он ведь все равно умер…

— Двухсот лет от роду, положив на алтарь весь свой род и настроив против себя половину богов, — прозвучало в ответ.

Атен чувствовал, что лекарь чего-то недоговаривает, однако, видя, что в этот заговор молчания вошел и Евсей, не стал расспрашивать его более ни о чем. Но он зарекся этим же вечером получить от брата нужный свиток и прочесть его с начала до самого конца. И не важно, сколько времени это займет.

— Сдается мне, ты знаешь об этом не только из легенд, — сощурившись, проговорил он.

— Да, — вынужден был признать лекарь. — Мне приходилось видеть все наяву…

— Во имя всего святого, неужели в твоем городе совершали обряд, запрещенный небожителями! — воскликнул караванщик.

— Против него был повелитель небес, — Лигрен скользнул взглядом по отодвинувшемуся вглубь повозки, словно отстраняясь от разговора, Шамаша, а затем продолжал: — Госпожа Кигаль не оспаривала решение брата, но после того, как Он заболел, а над землей людей стала властвовать богиня снегов, дала людям понять, что этот обычай Ей вовсе не противен… В договоре, который заключает город с владычицей подземных земель, четко прописан единственный случай, когда люди могут прибегнуть к помощи жертвоприношения — если они стремятся продлить жизнь стоящего у врат смерти Хранителя, не имея ему преемника… Не забывай: городов становится все меньше и меньше, а владычице подземного мира нужно, чтобы на земле кто-то жил, иначе не будет и смерти… А мы… Мы всего лишь хотели выиграть у вечности немного времени, надеясь, что небожители пошлют нам нового мага…

— Но ваши жертвы не помогли…

— Мы выкупили пять лет.

— Это немало… — Атен замолчал, задумавшись. Собственно, он тоже когда-то был горожанином и понимал, каково терять Хранителя, не зная, будет дан преемник или нет…

— Конечно, то, что мы делали, было… — говоря это, Лигрен не спускал глаз с повелителя небес, ожидая, что тот хоть как-то — взглядом, движением губ — отреагирует на его слова, покажет свое отношение к тому, что, несмотря на все попытки убедить себя в правильности выбранного когда-то бесконечно давно пути, не прекращало мучить душу посвященного.

— Я не хочу никого осуждать за поступки, причин которых не могу понять, — наконец, заговорил Шамаш. — Но я слишком хорошо знаю, что такое человеческие жертвоприношения и что они делают с наделенными даром. Я видел то время, когда колдуны, не имея дара предсказания, но желая узнать будущее, взрезали животы еще живых младенцев и гадали на внутренностях, когда старухи, стремясь вернуть молодость, выпивали с кровью юную жизнь из маленьких девочек, когда убивали целые семьи лишь для того, чтобы купить у черных богов могущество, которым не наделило рождение.

— Но это совсем другое… — попытался возразить Лигрен, ужасаясь в душе тому, что он услышал и только теперь начиная понимать, что стало истинной причиной запрета обряда, который еще недавно казался осмысленной и приемлемой жертвой.

— Достаточно сделать шаг с края бездны. Дальше полетишь вниз сам… — поджав губы, колдун умолк. Прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил вновь: — Что остановило вашего Хранителя? Пять лет — достаточный срок для того, чтобы ощутить вкус смерти и научиться наслаждаться им.

— У него была внучка, прекрасное, обожаемое всеми существо, полное веры и искренности. Ради нее Хранитель, чувствуя приближение своей смерти и зная, что на смену ему некому прийти, и решился на договор с госпожой Кигаль. Девушка заметила изменения, проявившиеся в деде, стала искать причину и однажды случайно натолкнулась на правду… Она пришла в ужас…

— Могу представить себе… — качнул головой Евсей. — И что, она убедила старика остановиться?

— В каком-то роде… Конечно, всех слов, слез мира было недостаточно для этого. Хранитель уже переступил черту, до которой он слушал смертных. С ним теперь говорила Госпожа Кигаль, чей голос заглушил все остальные звуки…

— Что же заставило его…

— Когда готовилось новое жертвоприношение, Асни заняла место жертвы на алтаре смерти… Это случилось в последний момент, когда на ту уже были надеты погребальные одежды, лицо покрыто полотном, призванным стереть все черты, обезличивая… — нет, говорить об этом было выше его сил. Опустив голову на грудь и старательно пряча глаза, он лишь прошептал: — Старик узнал о том, кого принес в жертву, лишь испив кубок ее крови… Он обезумел от горя и вонзил себе в сердце жертвенный нож, который прервал жизнь Асни… — Лигрен качнул головой, пытаясь разогнать окруживший его туман памяти, непреодолимый и мрачный. — И только тогда мы поняли, что хотя жертвоприношения продлевают жизнь, они всегда делают конец ужаснейшим из возможных… — он поднял полные боли глаза на своих собеседников: — Я хотел умереть вместе со своим городом. Боги знают: я молил о смерти, как никто другой. Но люди и небожители решили, что мне следует жить. Возможно, для того, чтобы я донес правду до других, помогая кому-то избегнуть ужасной участи…