Город богов - Суренова Юлиана. Страница 87

— Постой! — не выдержав, воскликнул Евсей. Сорвавшись со своего места, он подскочил к Шамашу, остановился перед ним, преграждая дорогу. — Мы… Мы должны поступать именно так, и никак иначе! Пойми, прошу Тебя! — в его голосе, глазах была мольба. — Этот город… — спустя мгновение напряженного молчания, продолжал он. — За все время пути я ни разу не был в более злом месте. Кажется, что над ним навис плащ Губителя…

— Почему же, чувствуя это, ты выбираешь бездействие? — тихим, полным печали голосом спросил Шамаш. Он остановил караванщика быстрым взмахом руки, едва почувствовав, что тот собирается заговорить вновь. — Не надо, не отвечай. Я знаю все, что ты скажешь… — он скользнул взглядом по горожанам, с жадностью и трепетом ловившим каждое его слово. — Ни к чему вновь спорить, тем более перед лицом чужаков, которым не известно и части правды…

— Но мы знаем! — с жаром, не сводя с небожителя взгляда лихорадочно блестевших глаз, воскликнул Бур. — Керха — город госпожи Кигаль, и…

— Как небожителю может принадлежать что-то на земле? — колдун скептически хмыкнул.

— Но… — горожанин растерялся. Он не знал, что сказать. В сущности, он был даже не в силах понять слов повелителя небес, когда, если видеть в них лишь то, что они несли в своем первом смысле, оказывалось, что бог солнца не верит… не верит в небожителей!

Душа Бура металась, не находя ответа, забыв о покое. Юноша обратил взор на караванщиков. Евсей качнул головой.

— Позволь нам верить нашей верой, — проговорил он, обращаясь к Шамашу, но глядя при этом в сторону, скрывая ото всех свою боль.

— Разве можно помешать человеку совершить те ошибки, которые были ему суждены? — грустно молвил тот. — Это ваш мир, — он огляделся вокруг, сжал губы в тонкую бледную нить горизонта, нахмурился, разглядев в отсветах заката, породивших длинные мрачные тени, нечто, предвещавшее ужасные беды.

Он молчал, не до конца понимая, что движет его спутниками. Конечно, можно было бы все свалить на слепую веру, столь яркую, яростную, что ее пламень затмил белый свет, ослепил глаза, сжигая в святом костре душу. Но возможна ли в мире такая сильная вера? И если да, может ли она гореть не краткий миг, а целый век, не угасая под порывами ветров, не трепеща в сомнениях и страхах? А что если это и не вера вовсе, а уверенность, основанная на предчувствии, которым столь щедро награждает своих детей эта несчастная умирающая земля в надежде, что это спасет не только их, но и ее?

Колдун качнул головой. Он ощущал дыхание опасности, чувствовал на себе ее взгляд, но он не знал главного: что породит ее, вызовет из черной бездны, освобождая от оков — бездействие или поступок?

— Это ваш мир, — вновь повторил он.

— И Ты примешь наше решение? Прислушаешься к нашей мольбе?

— До черты… — прошептал колдун. Чуть сощурив глаза, он взглянул на Атена, стоявшего, не смея произнести и слова, подчиняясь судьбе и воле небожителей. Эти слова заставили хозяина каравана вскинуться, сбросив с себя покрывало оцепенения, обратить взор на Шамаша, не в вопросе, а немой решительности сделать все так, как прикажет бог. На миг в глазах Шамаша скользнуло разочарование: он ожидал от своих спутников совсем иного.

— Если мы свободны, мы должны иметь право выбирать, — тихо молвил Евсей.

— Шамаш, я могу спросить? — наконец, заговорил Атен.

— Конечно.

— Когда в одной руке две жизни… Пусть это даже жизни наших детей, а в другой — сто. Какую руку ты защитишь от огня, зная, что обе не спасти?

— Я слишком упрям, чтобы отказываться от борьбы.

Бур тяжело вздохнул. Он начал понимать. Если не небожителя, то хотя бы Его спутников, которым, судя по всему, было известно куда больше, чем удалось обнаружить ему.

— Госпожа Кигаль не любит, когда кто-то вмешивается в Ее дела, путает прочерченные Ее помощником, богом судьбы пути… Конечно, Она простит Своего брата, но не простых смертных, даже если те находятся под Его защитой.

— Ты видел Ее? — Шамаш повернулся к горожанину.

— Кого? — тот растерялся. Он не ожидал, что бог станет о чем-то спрашивать его, жалкую песчинку у Своих ног, да еще и задаст такой вопрос… Юноша осмелился поднять взгляд на своего великого собеседника, который молчал, ожидая ответа. Бур сглотнул комок, глубоко вздохнул, унимая дрожь. — Н-нет, — наконец, с трудом, заикаясь, смог вымолвить он.

— Если так, откуда же в тебе эта уверенность?

— Это…

— Я Ее видел, — видя нерешительность юноши, поспешил прийти ему на помощь Евсей.

— В том мире-мираже, созданном в подарок для малышки? — поморщившись, колдун пренебрежительно махнул рукой. — Это не в счет. Я уже говорил: там было возможно все невозможное.

— Конечно, ведь это был мир благих душ…

— Сон. Бред. Слепой полет фантазии. Забудь об этом.

— Все дело в вере, — внезапно заговорила девушка. Она повела плечами. Дрожащими руками, выдававшими то, как сильно она волнуется, Лика медленно отвела за ухо выбившуюся прядь волос, поправила готовое сорваться с головы прозрачное полотно покрывала. Слепая, она не замечала, как взгляды всех обратились на него, душевный же трепет не позволял ей ничего почувствовать.

Шамаш подошел к ней, остановился рядом.

— Да, девочка, — спустя несколько мгновений, проговорил он. — Лишь в ней.

— Веры не было бы без небожителей.

— И небожителей без веры.

— Все, во что мы верим, рано или поздно свершится. Нужно лишь верить всей душой, не допуская сомнений…

— Главное — во что мы верим, — его губ коснулась грустная улыбка, глаза залучились добротой и печалью.

Остальные смотрели на этих двоих, не смея произнести ни слова, порвав вдруг возникшую между ними нить. Караванщики даже завидовали этой слепой девочке, лишенной света мира, но наделенной удивительной способностью понимать…

Сколько раз они ловили себя на том, что говорят с Шамашем на разных языках, сколько боли и разочарования они испытали оттого, что были не в силах преодолеть лежавшую между ними пропасть. И вот в городе нашелся человек, понимавший повелителя небес лучше его спутников!

— Вера — это испытание, через которое должны пройти все смертные, — между тем, продолжала горожанка. — Одним она дает жизнь, у других — отнимает ее… — девушка опустила голову на грудь, на миг умолкла, прикусив губу, словно раздумывая над теми словами, что ей предстояло еще сказать. — Я видела Ее, — наконец, глубоко вздохнув, проговорила Лика.