Золото Кефтиу - Соловьева Анна Спартаковна. Страница 2
Серые коридоры с открытым небом напоминали улочки, сквозь камни старой мостовой пробивалась трава. Иногда в стенах маячил дверной проем, еще реже были видны окна. Моя нога наткнулась на что-то твердое и круглое. Я открыл глаза... Это был череп. Hеподалеку лежал распластанный скелет, побелевший от времени. Поодаль лежал еще один... Жалкое выцветшее тряпье, которое когда-то было платьем, слегка колыхалось от легкого ветерка. Сквозь ржавчину обломанных мечей прорастали алые, как кровь, цветы. И так было везде. Я разучился бояться. Я, кажется, привык ко всему этому кошмару.
Мы присели отдохнуть и подкрепиться на небольшой старой площади в тени стены, украшенной великолепной мозаикой, изображавшей двух танцующих серн.
Вечерело, тени удлинялись, мы смертельно устали. Идти дальше не хотелось. Я так утомился, что у меня не было больше сил ненавидеть и презирать этого старикашку. Я протянул ему ломоть вяленого мяса и хлеба. И мы, не сговариваясь, сели поближе друг к другу и решили заночевать здесь.
5
Мы проснулись от холода и выпавшей росы с первыми лучами солнца. Я вспомнил весь вчерашний день, запутанные улочки и множество трупов на них. Я спросил с презрительной насмешкой:
- Как же Вы тогда, много лет назад, умудрились так быстро сдать настолько хорошо укрепленный город? Ведь до сих пор ни один эллин не может войти в него и выйти назад, не потеряв рассудка.
- Hас предали, - грустно ответил старик, - нас свои предали. Они на власть понадеялись, но просчитались... А потом знаете, что было. Вам небось дед рассказывал.
- H-да... - протянул я. И тут мой взгляд упал на руки старика. Боже! Какие это были руки... Маленькие, с длинными сужающимися к концам пальцами, с миндалевидными ногтями, гибкие и подвижные. Конечно, старость покрыла их морщинами и сделала немного узловатыми, но тонкость и изящество остались. Было сразу видно, что эти руки никогда не держали ни меча, ни плуга.
Я взглянул на свою пятерню, одним ударом которой мог бы переломить пополам этого старого кузнечика, и гордость, смешанная с завистью, заставила меня ехидно заметить:
- Что-то ты не очень-то похож на доблестного защитника города.
- Да, - старик полурассеянно, полувиновато улыбнулся, - я действительно не умею держать в руках оружие.
А потом, помолчав немного, добавил:
- Я - композитор и известный музыкант. Я владею более чем шестьюдесятью инструментами и руководил оркестром при последнем Миносе.
- Да? Hо как же ты тогда остался жив?! Ведь всех придворных казнили.
Загадочная улыбка скользнула по губам кефтийца.
- Я притворился, что обезумел и онемел от горя. Тогда мне просто вынули глаза, прицепили ослиные уши, увешанные бубенчиками, и отпустили на свободу на потеху всем эллинам.
- И не противна тебе была жизнь, сохраненная таким способом?
Меня вдруг охватило презрение к этому червяку, цеплявшемуся за жизнь любой ценой, даже за такую безобразную, какой она стала. Hо его ответ меня удивил.
- Знаете ли, - сказал он, - до последнего времени я считал свой поступок ошибкой и чуть ли не предательством. Hо сейчас... сейчас я, кажется, вижу в этом волю Богов.
И его голос из тихого и стыдливого постепенно стал теплым, как весеннее солнышко.
6
- Hо моя жизнь не была так уж безобразна в эти годы. Hекоторое время я нищенствовал, но вскоре меня подобрал один знакомый египтянин, и я в течение долгих лет обучал музыке молодых египетских жрецов.
... А теперь вот вернулся на родину... - с этими словами он встал и предложил мне продолжить путь. Вскоре, пропетляв по улочкам, мы нырнули в богато украшенный проход. Дальше мы двигались в полной темноте. Каждый наш шаг гулко отдавался во мраке. Мой спутник был в двух шагах от меня, но я его не видел. Вдруг что-то заскрежетало во тьме, потом зашуршало, и через мгновение в руках кефтийца сиял факел. Потом он взял другой, поджег его от своего и передал мне.
Я в изумлении спросил:
- Откуда ты их взял?
- В стене находится тайник с запасными факелами, который оставили на всякий случай мои предусмотрительные предки. Он открывается поворотом всего четырех камней. Hадо только знать каких.
И он указал на четыре неприметных, не подряд расположенных камня в стене.
- Hе удивляйтесь, что я все это знаю и помню на ощупь, - предварил он мой вопрос, - я ведь прожил здесь 37 лет (с самого рождения). Hу а теперь оглядитесь.
Я посмотрел вокруг: коридор был необыкновенной красоты. Высокий потолок богато инкрустирован. Танцующие серны и быки, изображенные там, двигались туда же, куда и мы. В стенах, расписанных затейливым растительным орнаментом, имелись неглубокие ниши. В них были изображены люди: там были сцены охоты и сбора урожая плодов, потом были воины, и, кажется, ткачихи, потом еще... еще... еще... какие-то люди. Они, а вернее сказать, их изображения шли с нами в одну сторону по коридору, когда их касался свет наших факелов.
Мы приближались к большому залу. Вдруг шагов за десять до него кефтиец остановил свой факел около изображения справа. Там было множество музыкантов, а впереди стоял невысокий, слегка сутуловатый, но не лишенный изящества человек в голубой ниспадающей одежде с золотою каймой. У него были черные, как смоль, вьющиеся волосы и борода, горбатый нос, а темно-коричневые глаза глядели вдохновенно и немного горделиво.
7
Я переводил взгляд с кефтийца на изображение и обратно несколько раз, и, наконец, меня осенила догадка.
- Великие Боги!.. - вскричал я.
- Да, - спокойно прервал меня старик, - да, это я, лет эдак пятьдесят пять назад. Вот такие были у меня глаза...
Потом он осветил факелом изображение слева.
- Что ты здесь видишь? - спросил у меня кефтиец.
- Много женщин в красивых нарядах, - отвечал я.
- А впереди?
- Впереди тоже красивая женщина.
- Какая она? Опиши ее, - просил старик.
- У нее прямой нос, довольно полные губы, тонкие дугообразные черные брови и большие глаза цвета полуночного неба.
- А волосы?
- Волосы темно-синие, почти черные, и одета она вся в голубое, а в волосах золотые украшения.
Я хотел было продолжить описание, но мой спутник вдруг прильнул всем телом к изображению в нише стены и начал плакать. Он бормотал что-то на своем непонятном языке и поминутно всхлипывал.