Золото Кефтиу - Соловьева Анна Спартаковна. Страница 4

Приступ прекратился. Его голова лежала на моих коленях. Великие Боги! Вы видели, как я не хотел смерти этого старика, как я полюбил его в эту минуту.

- Сынок! - раздался тихий голос кефтийца. - Сынок! Я скоро умру... Я должен успеть сказать тебе очень важное. Этот инструмент, на котором я играл, называется сфиралт. Hе я его придумал. Кефтийцы испокон веков играли на сфиралтах...

Он перевел дыхание и продолжал:

- Если народ забывает об истине, то истина не помнит о народе, и его покрывает мгла забвения. Кефтиу променяли истину на роскошь и золото - и их забудут, очень скоро забудут... Троя долго не простоит... С Египтом будет то же... А Истине безразлично, чье имя носить - кефтийское или эллинское... Я нашел свою истину в музыке, в звуках сфиралта. Это - золото кефтиу. Я тебе его подарил. А другого у меня нет, и где достать - не знаю. Возьми сфиралт, дай ему другое имя, а меня можешь казнить.

11

Я был в полной растерянности. Как быть?! Я успел полюбить этого человека, но я не могу вернуться домой без его головы. Меня ведь сочтут трусом и предателем. Кефтиец задремал у меня на коленях, а я перебирал варианты один хуже другого.

Тихий голос старика прервал мои раздумья:

- Мой тебе совет, сынок, не торопись убивать меня. Hе отягчай свою душу убийством раньше времени. Мне ведь совсем немного осталось. Я вряд ли доживу до зари. А как только я испущу дух, отсеки моему телу голову и принеси отцу. Скажи ему, что я обманщик, а инструменту дай новое имя и скажи, что придумал его сам или, на худой конец, нашел в траве.

- Hо мне очень хочется рассказать про ваше мастерство и вашу музыку!

- Hу, мне ты уже этим не поможешь, а вот себе навредишь. После этого тебе вряд ли разрешат играть на сфиралте. Давай-ка я лучше напоследок еще сыграю.

Я помог ему подняться, и вновь зазвучала мелодия. Музыка была полна любви и страдания, сердце мое заныло, а перед глазами встал образ гордой кефтиянки с глазами полуночного неба. Свирель... Свирель... - вдруг послышалось мне. Я так назову этот инструмент. В честь нее.

Солнце начало садиться, и прекрасная музыка вновь прервалась приступом кашля. Теперь я уже не мог его остановить. Старик потерял сознание. Хрипы в горле усиливались, и тонкая струйка крови текла изо рта...

Я сидел рядом и плакал. Я первый раз в жизни плакал, я скулил, как больно побитый и безнадежно брошенный щенок.

- Hе уходи, кефтиу! Hе уходи!

Hо в ответ мне слышались только усиливающиеся хрипы. Так мы провели ночь. С первыми лучами солнца кефтиец испустил дух.

Я поначалу не поверил. Думал, что, может, приступ кончился. Hо когда к восходу солнца он начал коченеть, мне стало ясно, что это конец. Дальше мое сознание отключилось, а руки действовали сами. Они спрятали за пояс свирель, вынули меч из ножен, отрубили голову и завернули ее в плащ.

12

Отец меня встретил с распростертыми объятиями.

- Где ты так долго пропадал, сын мой!? - воскликнул он. - Мы уже было решили, что эта старая крыса обманом затащила тебя в лабиринт и скормила чудовищу.

Я так смертельно устал и настрадался за эти дни, что у меня просто не было сил что-то отвечать отцу.

- Hу? Ты справился с заданием? - не унимался отец. В его голосе чувствовалась волнительная требовательность и ожидание подвига.

- Старик оказался обманщиком, - прохрипел я, - но он очень долго юлил... - с этими словами я положил голову кефтийца к ногам отца.

- Это было сразу ясно, что он обманщик, - отозвался отец. - Что ты долго разбирался с этим - не беда. Hо ты не струсил! Это главное! Для первого раза очень неплохо.

Я готов был упасть от усталости. Все плыло у меня перед глазами, а человеческая речь сливалась в гудящий шум. Я смутно помню, как меня довели до постели. Последнее, что я сделал осознанно, - это спрятал под голову свирель. Потом я провалился в сон...

Когда я проснулся, то обнаружил, что рядом со мной лежит приготовленная одежда. Я облачился, не забыв спрятать за пояс свирель.

В полдень меня торжественно посвятили в воины и вручили меч, который теперь был очищен от грязи и крови и сиял в солнечных лучах, как золотой.

Все поздравляли меня. Отец устроил по этому случаю пир и зарезал двух ягнят. Девушки заглядывались на меня, ровесники немного завидовали.

Как же я мечтал об этом дне раньше! Как часто я видел это все во сне!.. Hо сейчас не было почему-то счастья в моем сердце, а только тихая печаль и тоска.

Я не мечтал больше атаковать Трою. Мне вообще не хотелось больше доблестного кровопролития. Возможно, я стал другим... А может быть, просто повзрослел...