Армии света и тьмы - Дэвид Питер. Страница 8

Все инстинкты, какие только имелись у Вира, подсказывали ему, что сейчас самое время убираться отсюда к чертовой бабушке. Бежать обратно к тому месту, где тайно приземлился корабль техномагов, и улетать прочь из этого мира, так далеко, как только можно убраться человеку, или не-человеку. Но Вир знал, что он достиг такой точки в своей жизни, когда инстинкты уже не могли ему хоть чем-нибудь помочь. Биологические импульсы, призывавшие к самосохранению, к осторожности, - всем этим требовалось сейчас пренебречь. И не столько ради Примы Центавра, сколько ради самого Вира. Потому что не было возможности, абсолютно никакой возможности, следуя своим инстинктам, вернуться на Вавилон 5, спрятаться в своей каюте, натянуть одеяло на голову и притвориться, что ему нет дела до тьмы, окутавшей его мир и угрожающей его народу. Так вот и бывает, когда узнаешь, кто таится во тьме, понял Вир. После этого не знаешь, в какую сторону смотреть. Потому что если случайно начнешь глазеть на тень, то рискуешь побледнеть, заметив, что тень в свою очередь смотрит на тебя, и подскочить, увидев, что тени, встревожившись, начали надвигаться на тебя. А когда смотришь на свет, он не только ослепляет своей яркостью, но еще и напоминает, что ты должен сделать все возможное, чтобы уничтожить тьму. И свет не склонен прощать тебе бездействие.

- Что… происходит? - выдохнул Ренегар. Дребезжание продолжалось, становилось все более резким с каждой секундой.

Вир начал различать некий аромат. Запах, который возникает при освобождении в воздухе огромного количества энергии, например, после происшедшего неподалеку удара молнии, когда выделяется большое количество озона. Прислонившись спиной к стене, Вир уперся ногами в пол и заставил свое тело подняться. И немало изумился, что, когда он после этого заговорил, голос его звучал спокойно и уверенно.

- Что происходит? - Вир перекрикивал грохот, одновременно пытаясь устоять на подкашивающихся ногах. - Я скажу тебе, что происходит. Происходит именно то, о чем я предупреждал. Выбирайся отсюда, если хочешь жить. Улетай с этой планеты. Постарайся добраться до Примы Центавра, - голос Вира становился все громче, все резче, - и передай Министру Дурле, что вся эта затея с раскопками была сущим бедствием. И помни, что некий Вир Котто оказался единственным, кто пытался предупредить тебя о надвигающейся катастрофе. Помни, Ренегар, кто твои настоящие друзья. Когда-нибудь это может спасти тебе жизнь. А теперь беги. Беги!

Ренегар столь яростно кивнул головой, что на мгновение Виру показалось, будто его голова держится не на шее, а, подобно голове Мистера Мордена, на пике, воткнутой в землю. А затем, без лишних слов, Ренегар выбрался из своего офиса. Вир последовал за ним. Но дальше их пути разделились: Ренегар, пошатываясь, поскольку земля продолжала колебаться, направился в сторону космопорта, а Вир повернул в противоположном направлении.

Он должен все увидеть собственными глазами. Он должен знать, чему он посмел бросить вызов, он должен сам стать очевидцем того, что происходит сейчас на этой планете. И хотя все его чувства вопили, умоляя его повернуть в обратную сторону, Вир заставлял себя идти прямо навстречу опасности. Понять, в какую именно сторону нужно для этого идти, было несложно. Неподалеку разливалось в небе некое свечение, и различимы были все новые выбросы энергии, мелькавшие в воздухе, подобно разрядам электричества.

И там вырастала некая конструкция.

Вир не мог различить толком, что это было такое. Но оно было в самом центре раскопок, виднелась верхняя кромка этого объекта, она была округлой и…

…и она поднималась.

Вир резко остановился, но вовсе не из-за вида вырастающего из-под земли таинственного сооружения. Просто он заметил неподалеку лежавшего на земле центаврианина. Если говорить точно, то заметил он лишь верхнюю половину тела этого человека; нижняя половина так сильно обгорела, что в ней невозможно было признать что-то, ранее составлявшее часть живого организма. Выжить с такими травмами невозможно, и тем не менее центаврианин до сих пор был жив. Единственным уцелевшим глазом он смотрел на Вира и тянулся к нему с немой мольбой.

Вир почувствовал, что его вновь обретенным смелости и решительности сейчас предстоит выдержать первое испытание. Потому что рядом лежал огромный камень, а этому бедолаге надеяться явно было уже не на что. Если у Вира есть хоть капля сострадания к нему, ему надлежит взять этот камень и размозжить голову агонизирующему центаврианину.

Вир нагнулся и подобрал булыжник, крепко сжал его и подошел к распростертому телу умирающего. Затем поднял свои руки как можно выше над головой обреченного и взглянул вниз, в его искаженное смертельным ужасом лицо.

- Прости меня, - прошептал Вир, и тут камень выскользнул из его внезапно ослабевших пальцев. Камень ударился об землю вплотную к голове центаврианина, который явно не мог понять, что Вир собирается делать, если он к этому времени вообще мог еще понять хоть что-нибудь.

Земля продолжала содрогаться, и Вир, покачнувшись, отступил на шаг. Он теперь оказался на небольшом возвышении, которое закрывало ему обзор еще минуту назад… И увидел еще нескольких тяжко травмированных центавриан. И еще он увидел трупы. Множество, огромное множество обгоревших трупов. Вир еще отступил, заткнув себе уши, чтобы не слышать крики предсмертной агонии, раздававшиеся, как ему показалось, отовсюду. Он попытался убедить себя, что надо продолжить свой путь, что непосредственной угрозы сейчас больше нет. Что бы ни случилось с этими несчастными душами, все это произошло в одно мгновение, при первом, самом мощном выбросе энергии.

Но что могло высвободить такую энергию, что могло вызвать подобный выброс, - этого Вир даже и не пытался еще начать отгадывать.

А грохотание продолжало нарастать, и Вир вдруг понял, что теперь источник его находится, как ни странно, у него над головой. Что-то опускалось с небес, что-то огромнейшее. Воздух вокруг был полон дыма и пыли, поднятой выбросом, и Вир не мог разглядеть в вышине ничего, кроме огромных, расплывчатых силуэтов, которые, тем не менее, с каждой секундой становились все больше и все четче: они приближались. «Корабли Дракхов», - раздался комментарий у него в голове, и Вир сам не знал, откуда пришло к нему это понимание. Но в истинности догадки он не усомнился.

Вир огляделся, в надежде, что вдруг перед ним материализуется кто-нибудь из его приятелей-техномагов, появившись прямо из ниоткуда. Но их не было, и у Вира промелькнула паническая мысль: «А что, если они погибли? Что, если они подобрались слишком близко к месту раскопок, и были убиты, когда нечто, чем бы оно ни было, освободилось?»

Он попытался убедить себя, что такого быть не могло. Ведь, в конце концов, они же техномаги. Но затем напомнил себе, что они не адепты, а всего лишь послушники. Вовсе не факт, что они владели всеми знаниями и умениями своих наставников. И лишь опытный техномаг может позволить себе ничего не бояться…

«Но если им нет нужды чего-либо опасаться, зачем же они бежали за Предел? Зачем покинули нашу галактику?»

Чтобы происходящее во Вселенной обрело хоть какой-то смысл в его глазах, Виру еще предстояло отыскать ответы на очень многие вопросы. И среди них этот вопрос являлся для него едва ли не самым простым. Ответ на него был очевиден: «Затем, что у них просто-напросто головы соображают получше, чем у тебя».

Но хотя Вир прекрасно сознавал весь идиотизм своих действий, он продолжал двигаться вперед. Словно ему требовалось доказать что-то самому себе. И правда, ведь первый тест он провалил. Он бросил бедолагу-центаврианина, обрек его пройти через последние судороги мучительной смерти. Но ведь вокруг было множество других, таких же изуродованных жертв; что же ему делать, всем им размозжить головы? С каких это пор он стал Его Превосходительством Верховным Палачом Примы Центавра?

А идти… это, по крайней мере, было то, что он мог сделать. То, что он должен сделать. Просто поднять одну ногу и поставить ее перед собой. А потом проделать то же самое с другой ногой. И еще раз. Просто идти, чтобы увидеть, что там, впереди, игнорируя ужаснее зрелище, разворачивающееся вокруг него и над ним. Вир продолжал отдавать приказы самому себе: «Просто иди. Для того, чтобы просто идти, не требуется какая-то исключительная храбрость.»