Четвертый протокол - Форсайт Фредерик. Страница 14

– Ну и что мы теперь будем делать?

– Заткнись, я думаю, – оборвал его светловолосый.

Садисту нравилось командовать головорезами. Он был глуп и сейчас оказался в затруднительном положении. Ему было велено забрать краденое, но брать было нечего. Около Риджент-парка он увидел телефонную будку.

– Остановись, – приказал он, – мне надо позвонить.

Тот, кто его нанял, дал ему телефонный номер другой телефонной будки и назначил контрольное время, когда можно было звонить. До срока оставалось несколько минут.

Берил Заблонски вернулась домой с вечеринки в два часа ночи. Она припарковала свою машину на другой стороне улицы и вошла в дом, удивившись, что еще горит свет.

Жена Луиса Заблонского была милой еврейкой из простой рабочей семьи, которая рано поняла, что ожидать от жизни щедрот глупо и эгоистично. Десять лет назад, когда ей было двадцать пять, Заблонский заметил ее во втором ряду хора на бездарном музыкальном спектакле, сделал ей предложение, не утаив своих изъянов. Она согласилась стать его женой.

Как ни странно, это был удачный брак. Он был безгранично добр к жене и обращался с ней, как заботливый отец. Она в нем души не чаяла. Он дал ей все – прекрасный дом, вещи, безделушки, деньги, благополучие. Она была благодарна ему.

То, чего не хватало для полной гармонии брака, она восполняла с его понимающего согласия на стороне. В свои тридцать пять лет Берил была чуть перезрелой, грубоватой, но привлекательной особой, которые так нравятся молодым мужчинам. У нее была собственная квартирка в Вест-Энде, где она безо всякого стыда и с удовольствием развлекалась по субботам.

Спустя две минуты после возвращения Берил Заблонски плача диктовала свой адрес по телефону «Скорой помощи». «Скорая» приехала через шесть минут. Врачи положили умирающего на носилки и пытались поддерживать в нем жизнь по дороге в госпиталь Хэмпстед-Фри. Берил ехала с ними.

По дороге он лишь один раз пришел в сознание и поманил ее к себе. Она наклонилась ухом к его губам, уловив несколько слов. Ее брови изумленно поднялись. Когда добрались до Хэмпстеда, Луис Заблонский был зарегистрирован в больнице «мертвый по прибытии».

Берил Заблонски все еще питала слабость к Джиму Роулинсу. За восемь лет до его женитьбы у них был краткий роман. Она знала, что теперь его брак распался, и он живет один. Она звонила ему часто и поэтому помнила телефонный номер.

Разбуженный ее звонком Роулинс не мог понять, кто с ним говорит.

Она звонила из телефонной будки в приемном отделении больницы. Когда Роулинс понял, кто говорит, он стал внимательней. По мере разговора изумление его нарастало.

– Это все, что он сказал… только это? Хорошо, любовь моя. Слушай, я очень сожалею о случившемся, приду, как только со всем разберусь. Постараюсь чем-нибудь помочь. Да, Берил, спасибо за звонок.

Роулинс положил трубку, подумал минуту, а затем позвонил по двум номерам. Ронни из конторы по приему металлолома пришел первым. Сид явился спустя десять минут. Оба, как им велели, были вооружены. Они подоспели вовремя.

Через четверть часа раздался топот «гостей» на входной лестнице.

Блондин не хотел идти на второе дело, но его соблазнила перспектива большого куша, который пообещал голос по телефону. Он и его дружки были из Ист-Энда и не любили бывать на южном берегу реки. Вражда между мафиями Ист-Энда и южного Лондона вошла в легенды преступного мира столицы. Для бандита из южной группировки явиться без приглашения на «Восток» и, наоборот, означало самому себе искать неприятности. И все же блондин понадеялся, что в половине четвертого утра будет тихо, и он сможет вернуться к себе, выполнив работу, незамеченным.

Когда Джим Роулинс открыл дверь, тяжелая рука оттолкнула его в глубь коридора. Сначала вошли двое верзил, за ними шел блондин. Роулинс попятился, впуская всех. Когда блондин захлопнул за собой дверь, из кухни вышел Ронни и двинул первого верзилу черенком мотыги. Сид появился из платяного шкафа и ударил ломом по черепу второго. Громилы рухнули как подкошенные.

Блондин возился с дверной задвижкой, пытаясь улизнуть на безопасную лестницу, но Роулинс, переступив через тела, поймал его за шарф и впечатал лицом в застекленный портрет Святой девы. Так блондин впервые приобщился к вере. Стекло разбилось.

Ронни и Сид связали двух тяжеловесов, а Роулинс втащил в гостиную блондина. Через несколько минут блондинчик висел по пояс из окна, на высоте восьмого этажа.

Ронни держал его за ноги. Сид – за пояс.

– Видишь внизу автостоянку? – спросил у него Роулинс.

Даже в темноте зимней ночи блондин рассмотрел машины далеко внизу. Он кивнул.

– Ну так вот, через несколько минут там соберется толпа вокруг простынки. Угадай, кто будет лежать под простыней разбитый всмятку?

Блондин, поняв, что счет жизни пошел на секунды, простонал:

– Я буду «петь».

Его втащили обратно в комнату и усадили. Он пытался заискивать.

– Послушайте, шеф, мы выяснили, кто победил. Меня только наняли сделать работу. Забрать кое-что краденое.

– У старика в Голдерс Грин, – сказал Роулинс.

– Ну да, он сказал, что это у тебя, поэтому я и пришел сюда.

– Он был моим другом. Теперь он мертв.

– Шеф, я сожалею. Я не знал, что у него плохо с сердцем. Мальчики тряхнули его всего пару раз.

– Ты дерьмо. Его рот был разворочен, а все ребра сломаны. Так зачем ты пришел?

Блондин ответил.

– Зачем? – не веря своим ушам, переспросил Роулинс. Блондин повторил сказанное.

– Не спрашивай больше, шеф. Мне заплатили, чтобы я вернул это обратно или узнал, что с ним произошло.

– Ну, – заметил Роулинс. – Я очень хочу отправить тебя с дружками на дно Темзы в модном белье из бетона, но не хочется усложнять себе жизнь. Я отпускаю вас. Передай своему боссу, что он был пустым, абсолютно пустым. Я его сжег, от него остался только пепел. Неужели ты действительно думаешь, что я оставлю у себя такую улику? Я не идиот. А теперь убирайся.

У двери Роулинс позвал Ронни.

– Отведи их обратно за реку и передай крысенышу от меня подарок за старика. О'кей?

Ронни кивнул. Через несколько минут избитые посланцы Ист-Энда влезли в свой автофургон на стоянке. Тому, у которого остались целы руки, велели сесть за руль и ехать. Блондина со сломанными руками кинули на переднее сиденье. Ронни и Сид доехали с ними до Моста Ватерлоо и разошлись по домам.

Джим Роулинс был сбит с толку. Он заварил кофе.

Он действительно собирался сжечь кейс. Но тот был так красив… Тусклая полированная кожа поблескивала как металл. Он поискал на нем какую-либо отличительную метку, но ничего не нашел. Вопреки здравому смыслу и предупреждению Заблонского он решил рискнуть, оставив кейс у себя.

Он подошел к шкафу и достал его. Теперь он его осматривал как профессиональный взломщик. Десять минут ушло на то, чтобы найти кнопку на задней стороне кейса. Нажав на нее, Роулинс услышал, как внутри кейса что-то щелкнуло.

Когда он открыл кейс, его дно с одной стороны приподнялось на дюйм. Перочинным ножом он приподнял его побольше и заглянул в тайник. Оттуда он достал десять листов бумаги.

Роулинс не был знатоком государственных бумаг, но увидев гриф министерства обороны «совершенно секретно» понял все. Он откинулся и тихо присвистнул. Роулинс был вором и взломщиком, но, как большинство преступников Лондона, был патриотом. В Британии в тюрьмах предателей и детоубийц держат отдельно от остальных, чтобы «благородные» преступники не учинили над ними самосуд.

Роулинс знал, чьи апартаменты он ограбил, хотя о грабеже ничего публично не сообщалось. Теперь он понял почему. Не стоило привлекать к себе лишнее внимание.

С другой стороны, после смерти Заблонского бриллианты, возможно, «уплыли» навсегда, а с ними и его доля. Ненависть к владельцу апартаментов нарастала.

Он дотрагивался до его бумаг без перчаток, а его отпечатки пальцев есть в полиции. Он не хотел себя выдавать, поэтому протер бумаги тряпкой, стерев таким образом отпечатки пальцев «предателя».