Снисхождение (СИ) - Васильев Андрей. Страница 45

– Враги выпили, точно – перебил я его поспешно – Я еще тогда говорил – около тебя какой-то бомж терся, это его рук было дело. И я тебя не бил, между прочим.

– Как интересно жило старшее поколение – Шелестова с неподдельным любопытством слушала нашу беседу – А что такое – «Кубанская особая»? Это какая-то экзотическая выпивка?

– Куда экзотичней – я вспомнил непередаваемый словами бодун, который оставлял после себя вышеупомянутый напиток и в горле пересохло – Не то слово. Да, о старшем поколении. Лен, спасибо, что напомнила.

Нет, я бы вспомнил о Мамонте, вот только, боюсь, по дороге домой. Не та уже память, что раньше, чего греха таить.

– Всегда пожалуйста – мне улыбнулись и подмигнули – О чем речь?

– Киф, ты передовицу будешь писать или мне этим заняться? – из моего кабинета выглянула Вика.

– Буду, но позже – направился к двери – Мне надо кое-куда отойти.

В кабинете Мамонта было непривычно пусто и чисто, как видно, все вещи он уже вывез. Только на столе стояла картонная коробка, в которую мой наставник укладывал какие-то блокноты, записные книжки и канцелярские товары, вроде дыроколов и степлеров. Последнее принадлежало не ему и забиралось не из жадности или скупости, а исключительно по старинной народной традиции – уходишь – уноси все, что гвоздями не прибито. Ну, и за что потом бубну не выбьют. Если мне придется уходить как ему, то я тоже все утащу. Пустячок, – а приятно. И будет что вспомнить.

Кстати, Мамонт еще скромничает. Мне рассказывали об одном кренделе, который даже рыбок из офисного аквариума выловил. А другой решил утащить две коробки бумаги, уж не знаю, накой она ему нужна была. Все бы ничего – но коробки тяжелые, в каждой по пять пачек все-таки. Так у него грыжа вылезла, причем он даже из здания выйти не успел.

– Это ты – Мамонт явно не ждал гостей – Я-то гадаю – кого черти принесли? Наши все как крысы по углам разбежались, хоть бы одна сволочь заглянула, попрощалась. Хотя, если честно – кое-кто зашел. Целых два человека, ты третий. А остальные уже списали меня со счетов, сидят, гадают кто следующим главным редактором будет.

– Интересный вопрос – я присел на гостевой стул – А кто будет? Неизвестно?

– Понятия не имею – просипел Мамонт, утрамбовывая в коробку бювар – Даже не интересно. Но я бы поставил на тебя.

– На меня? – абсолютно неподдельно удивился я – С какого перепуга?

– Ты любимчик собственников – пояснил тот без малейшей иронии – Я не знаю, что там у вас и как, но при этом я давно живу на свете и кое-что в этой жизни понимаю. Тебе достаточно просто сказать о том, что ты хочешь быть главредом – и завтра ты будешь сидеть в этом кресле.

– Ну, вы меня прямо демонизируете – засмеялся я.

– Хорошее слово – Мамонт плюхнулся в кресло и тоже хохотнул, правда, как-то невесело – Поверь мне, так и будет. Ты думаешь, я не знаю того, что им дела до нашей газеты нет? Они купили ее походя, между делом. Знаешь, как в магазине кофе «три в одном» покупают. «У меня сдачи нет, возьмите вон, пакетик». Вот тут ровно то же самое. И чего им не отдать тебе это место? Никифоров, пора взрослеть. Вроде умный мужик, мир повидал, в «горячих» точках был, даже про проституток пару раз писал – а все думать не хочешь.

Ну, а что, все правильно он сказал. И про газету, и про меня. Если бы я головой думал, а не другим местом, то еще прошлой осенью бы от одного предложения отказался.

Хотя – о чем я? Эти ребята все-равно меня достали бы. Не в смысле – вывели из себя, а заставили бы согласиться на то, чтобы я им служил. Без вариантов.

– Давайте по-другому поступим – мне почему-то стало очень грустно. С Мамонтом отсюда уходила не только приличная куча канцелярской чепухи, с ним уходила эпоха – Давайте я с ними поговорю о том, чтобы вы остались.

– Зачем? – Мамонт нахмурился – Не надо с ними ни о чем говорить. Никифоров, я сам отсюда сваливаю, доброй волей. Меня никто не увольнял, я добровольно, без принуждения написал заявление об уходе.

– Но зачем? – не понял его я – Для чего? Если над вами не каплет, то стоит ли…

– Стоит, Никифоров, стоит – Мамонт начал выдвигать ящики стола, проверяя – не завалялось ли там чего полезного – Не хочу я, чтобы меня в какой-то момент турнули. Взбредет твоим хозяевам тебе приятное сделать, даже без твоего на то желания – и отправлюсь я за порог. Нет, лучше я сам, как полагается, с гордо поднятой головой. Тем более не на улицу ухожу, специалисты вроде меня без работы не остаются.

– Нашли что-то? – порадовался я за него.

– А как же – он нашел в одном из ящиков ручку, пощелкал ей и бросил в коробку – Газета, поменьше нашей, но зато там и служба не в пример спокойнее. «Новости Юго-Запада». Буду о высадке деревьев рапортовать, о встречах с депутатами. Хорошее место, чтобы встретить старость, так сказать.

Н-да, видно не так уж ты и нужен в мире печати, если в районную газетенку идешь.

– Семен Ильич – решил еще раз попытаться его уговорить я – Подумайте все-таки, а? Я с ними поговорю, никто вас не снимет и за порог не отправит, слово даю.

– Все – массивная ладонь привычно бахнула по столешнице – Сказано тебе – время пришло уходить. Не нуди!

– Плохо – негромко сказал я – Без вас здесь все будет не так.

– Не будет так, как при мне – будет как-то по-другому – изрек одно из своих (а может и чужих, заигранных) мудрых изречений он – Ты всяко не пропадешь, больно изворотлив. Не подумай, это я не критикую тебя, наоборот – хвалю. Времена сейчас такие, что по-другому нельзя. А если припрет, в чем я крепко сомневаюсь, но все-таки – если станет туго – приходи, устрою тебя корреспондентом у себя. Будешь школьные концерты освещать и про культурные мероприятия на открытых площадках писать. Ты хоть и алкаш, каких поискать, да и балбес порядочный, но парень неплохой. Не совсем ты сволочь, не то, что все остальные. Хотя я сам виноват в том, что в последние годы у нас тут, в редакции, нормальных людей не осталось почти.

– Да ладно вам – не согласился я с ним – А Петрова? А Севостьянов? Они ведь заходили, да? Так что зря вы.

– Да это я так – потер глаза ладонью Мамонт – Ладно, попрощался с наставником? Ну и вали к себе, до шести вечера – это мой кабинет. Расселся тут, понимаешь, как у себя дома.

– Спасибо вам, Семен Ильич – встав, протянул ему руку я – За науку, за то, что не дали скатиться в алкогольную пропасть, за… Да за все.

– Иди уже – он тоже встал и сцапал своей лапищей мою ладонь – И вот что. С хозяевами своими будь осторожен. Я ничего конкретного про них тебе сказать не могу, но нутром чую – что-то в них не то. Не знаю, что, не могу объяснить, просто чую. И про место корреспондента я не шутил, если что – звони.

Я потряс его руку и, больше не говоря ничего вышел из кабинета. А что говорить? Все уже сказано. Вот только внутри стало очень пусто, причем неожиданно для меня. Просто есть вещи, которые кажутся незыблемыми, они не могут менять своего места в пространстве. Волга впадает в Каспийское море, солнце встает на востоке, «пифагоровы штаны» во все стороны равны. Где-то между солнцем и штанами в моей картине мироздания был Мамонт, который всегда сидел в своем кабинете, рычал, орал, брызгал слюной и забирал себе львиную долю гонорара за «джинсу». Он был – а теперь его нет. И я почему-то ощутил себя ребенком, которого мама поставила в магазине в очередь, а сама ушла за макаронами, которые забыла положить в тележку. Я точно знаю, что без него не пропаду и бояться нечего, но при этом ощущаю невероятную незащищенность перед этим миром. Понятное дело, что это секундное ощущение, что так на новость реагирует моя психика, и это нормально. И все-таки, все-таки… С другой стороны – можно ему позавидовать. Он ведь и впрямь ушел сам, красиво, если это можно так назвать. Да и из истории газеты он никуда не денется. Уже через неделю-другую он станет «Мамонтом, который ушел», через год превратится в «был тут шеф, по прозвищу Мамонт», а лет через пять, если кто-то из нынешних сотрудников еще будет здесь работать достигнет высоты под названием «Да вы, молодые, жизни не нюхали, Мамонта не застали. Вот где была жесть!».