Странник - Резанова Наталья Владимировна. Страница 52
Так она и мыкалась целый день. Не было ни желания есть, ни желания спать. Ничего не было. Было тошно.
Назавтра, судя по доносившимся с улицы звукам, веселье в городе шло вовсю. С визгом носились мальчишки, слышались пьяный хохот и песни. На каждом углу пылали костры, так что мороз не служил помехой. Во дворце, надо думать, пировали, и вообще словно раньше времени наступила Масленица. Адриана сидела у камина и шила, раз и навсегда посчитав, что общее веселье ее не касается. Но оказалось, что касается и даже очень.
Уже стемнело не только в затененной комнате, но и на улице, и Адриана собиралась пораньше лечь спать, когда услышала вопли, явно не относящиеся к праздничному веселью, а когда разобрала, что кричат: «Пожар! Горим!» – то насторожилась. Под окном послышался топот множества бегущих ног, и беспокойство ее возросло еще больше. Уж ей ли не знать, что такое пожар в городе! И горит вроде бы рядом… а жариться живьем нет никакой охоты. Но, может быть, это выдумка ловких воров, чтобы выманить добрых горожан из дому? Она рискнула приоткрыть ставень и выглянуть наружу. Гул голосов доносился совершенно отчетливо, и ей показалось, что она различает на снегу отблеск огня. После кратких размышлений Адриана решила выйти на улицу узнать, что делается, а то неизвестно, что еще придется предпринять… Все равно ночь…
Она выбежала, накинув только плащ, без шапки и платка – по благословенной военной привычке редко мерзла, а с кинжалом не расставалась никогда. Снег в тупике был весь истоптан. Горело у площади, напротив собора. Дом, как и следовало ожидать, занялся от одного из праздничных костров, и пламя уже перекинулось на соседние. Кругом собралась толпа, но пожар помогали тушить лишь немногие, остальные просто глазели и переговаривались.
Пламя стояло высоко. На снегу лежала багровая тень, в черном небе гуляли сполохи. Люди задирали головы вверх, приложив руку к глазам козырьком. «Ну и кошельков же срезано, наверное», – подумала Адриана и тоже взглянула наверх – у нее-то с собой не было кошелька. Ее коснулось горячее дуновение, капюшон свалился с головы, прядь волос легла поперек лица.
– Боже мой! Боже мой! Боже мой! – причитала какая-то женщина. – Только бы до нас не дошло!
– А ежели собор загорится?
– Каменный, а горит-то как!
– Боже мой! Боже мой!
– Тушить надо, а не языки чесать, – заметила вслух Адриана. – Шли бы к колодцу!
Старик в долгополой одежде ползал по снегу, подбирая рассыпанные вещи, которые удалось выбросить из окон. Подбегавшие с ведрами перешагивали прямо через него. Адриана тоже встала в цепочку, руки у нее тут же заледенели от плескавшейся через край воды. С грохотом обрушилась одна из потолочных балок, искры полетели далеко в толпу. Все, кто был рядом, шарахнулись в сторону. Адриана отскочила назад и чуть было не сбила с ног человека, прижимавшего к себе большой мешок. В следующее мгновение оба вскричали хором: «Господи помилуй!» – причем Адриана с не меньшим удивлением, чем владелец мешка. Перед ней был Стефан-скорняк, муж той самой Берты, о которой она вспоминала не далее как нынче утром. Это совпадение так удивило ее, что она на некоторое время забыла о пожаре.
– Здравствуй!
– Тебе так же… Здорово полыхает!
– Как жена?
– Слава богу! Неделю назад разродилась. Мальчик.
– Ну, поздравляю тебя!
– Она тебя поминала, к слову сказать… А я, понимаешь ли, приехал купить кой-чего, еще третьего дня, ну и застрял! Словно на ярмарку попал.
– Где стоишь-то?
– В «Золотом Солнце».
– Ого, какая даль! Не боишься по ночам топать, да еще с мешком?
Он крепче прижал мешок к себе.
– Я вообще-то с приятелями шел… Но из-за этого пожара…
Оба снова обернулись. Со стороны казарм скакали всадники, за ними, скользя и падая по снегу – несколько десятков пеших.
– Слава Создателю! Солдат прислал!
– Благодетель наш!
– Теперь-то потушат!
– Эй, посторонись!
Раскидав толпу, вновь прибывшие принялись крушить стены горящих домов, не обращая внимания на вопли и плач хозяев. Напуганные кони подымались на дыбы, шарахались, их ржание мешалось со всеобщим криком. Среди полыхающих на покрытом копотью снегу бревен метались какие-то тени, не то живые люди, кто-то с проклятиями сбивал огонь с одежды, и под дождем искр давка все увеличивалась… Сущий ад.
– Так ты передай жене-то, – обратилась Адриана к Стефану, стремясь перекричать треск огня и стук топоров, – ты передай…
– Что? Что ты сказала?
– Рада я за нее!
– Слушай, а ты приезжай к нам на крестины! В воскресенье! Попразднуем! Кумовьями будем! Приедешь?
– Приеду, спасибо.
– Так я Берте и передам!
– Ага! А теперь прощай, у меня дом без присмотра оставлен, недолго и до греха…
– До встречи…
Они только чуть отступили друг от друга и тотчас же потерялись в толчее.
Адриана и вправду собиралась уходить. Теперь, когда уменьшилась опасность, что пожар распространится дальше, совершенно ни к чему было торчать здесь. Слишком много народу. Слишком светло.
Опустив на лицо капюшон, она побежала обратно. Ей показалось, что знакомый голос крикнул вдогонку: «Эй!» «Нет уж, Стефан, в гости я тебя не приглашу, и не жди. Двигай в свою гостиницу». Она поддала ходу. «А пограбили там, должно быть, знатно, – подумала она, отпирая дверь. – Кое-кто неплохо нагрел руки на этом пожаре». Она чувствовала себя гораздо лучше, отвлекшись от мрачных мыслей, – побегала по морозу, засветило временное убежище, и, кроме того, вспомнился Книз, пожар у городских ворот, когда она сама чуть не сгорела. По этим причинам спала она крепче и дольше обычного.
Проснулась она от стука. Не в свою дверь, нет – тут она взвилась бы, не успев открыть глаза. Кто-то ломился в дверь напротив. Она спустила ноги на пол. Судя по полосе света, пробившейся сквозь ставни и лежавшей у ее ступней, был уже день. Стук продолжался. Она встала, кутаясь в одеяло. Обычная осторожность подсказала ей, что открывать окно не следует. Прижалась лицом к щели и чуть было не отпрянула от крика:
– Люди! Грабеж средь бела дня!
– Открывай!
– И не открою! И нет на нас никакой вины! До самого наместника дойду!