Ожидающий на Перекрестках - Олди Генри Лайон. Страница 17
Куда? В Дом-на-Перекрестке?!.
Кто они, Предстоятели Дома – ясновидцы, переставшие предсказывать; жрецы, переставшие служить; маги, разучившиеся творить чудеса; Предстоятели, не захотевшие отдавать?!
Кто? Мудрые, выигравшие бой? Или черви в теле клеща, присосавшегося к человечеству?
Или части Дома – жвалы, лапы? Рабочие органы зверя на тропах духа человеческого…
Кто?!
Вот тут-то и вошел Махиша.
Короткие толстые пальцы его охватывали горлышко плетеной бутыли, в которой что-то булькало, распространяя соблазнительный запах. Словно чувствовал быкоподобный Предстоятель гневного Метателя молний… тихий, грустный человек.
– Ты не спишь, Таргил? Я вот не сплю… Выпить хочешь?
Это было до того непохоже на обычное поведение Предстоятеля Махиши, что Таргил на мгновение зажмурился и затряс головой. А когда он вновь открыл глаза, то опять увидел стол (ставший за это время массивным и полированным), донесения из братств Хаалана, а в дверях стоял Махиша и виновато моргал короткими рыжими ресницами.
– Налей мне, Махиша, вина, – как-то невпопад возвестил Таргил, – чтоб кубок отливал багряным, чтоб я почил в блаженстве пьяном, забывшись в паутине сна…
– Ты что, сошел с ума? – Махиша прикрыл за собой дверь и опустился в невесть откуда взявшееся кресло. – Завидую.
– Налей, налей, не спорь со мною, ведь не вино тому виною, что я не знаю, что такое – покой… а я ищу покоя…
– В стихоплеты решил податься? Зачем?
– Зачем? – повторил Таргил, бессмысленно комкая бумаги на столе. – Зачем? Пять сказителей сожжены, остальные подались в зазывалы… Миф признан еретическим, а культ Искушенного Халла процветает… Процветает! И прочие процветают – все Пять Культов! Аки лотос о пяти лепестках… в гниющем болоте. И деревенский маляр замазывает сколотые барельефы!.. Скажи, Махиша, ты еще помнишь: равнина, две армии – и ты, вскинувший руки к вспухающему небу; и молния рушится на жертвенный алтарь, когда вера в Инара исторгается из тысяч людей, проходит через тебя, сжимаясь в тугой комок, и рождается Миф, рождается…
– Помню, – глухо пророкотал дальний гром, – еще помню…
– А теперь?
– А теперь я сыт. Дом находит мне Перекрестки, люди верят, их вера течет к Дому, я чувствую ее, я сыт, и тратить накопленное на бесполезные чудеса вроде бы глупо… и…
– И?..
– И – все. Я говорил с Лайной – у нее то же самое.
– Миф признан еретическим, – Таргил уставился на стену, на возникающий в ее центре гобелен и две шпаги над ним, – признан – и все. Сказки о Тэрче запрещены, в легендах канцеляристы меняют имена… Если так пойдет дальше…
– Ну? – выдохнул напрягшийся Махиша.
– Налей мне, Махиша, вина… За последнее время вне Дома не родилось ни одного нового мифа. Да что там мифа – захудалой сказки! Так, одни бытовые, о плутах и лавочниках… Пойми, Махиша, культов становится все меньше, а мы, Предстоятели оставшихся, сидим в Доме и едим, едим, едим!.. Вера становится привычкой. А привычка – это смерть. И поэты уходят в писцы, а живописцы – в маляры…
Таргил резко встал.
– Мы породили зверя, – жестко закончил он. – Зверя, рыщущего на Перекрестках. И если так пойдет дальше – нам понадобятся Мифотворцы.
ДЕВЯТЬ ШАГОВ ПЕРЕДЫШКИ
…Дверь распахнулась под тяжестью моего тела, и я рухнул на пороге. Потом изогнулся и с трудом перекатился в комнату, больно ударившись головой об угол тумбочки.
– Я – Сарт… – прохрипел я и потерял сознание, потому что не ощутил привычного противостояния Дома, его сопротивления при звуках моего имени. Потерял СВОЕ сознание, не приобретя взамен никакого другого; и спасительный мрак беспамятства склонился надо мной и вытер пот со лба.
Ничто.
Большое теплое Ничто. И в нем – я. Маленькое вялое ничто-жество…
…Когда я снова сумел открыть глаза, то неожиданно обнаружил, что утратил способность воспринимать действительность целиком. Только по частям. И не больше одной за раз.
Стена. Стена, стена, стена…
Тумбочка. Вот зараза, как голова болит!.. Снова стена. Кровать. Знакомая такая, с плюшевым покрывалом… На покрывале – Грольн. Спит. Или тоже без сознания. Тело так до конца и не расслабилось, скорчилось в немом протесте, тонкие пальцы сжались в кулачки – не разожмешь… спи, Гро, спи…
Стол. Привалившись к нему, сидит Эйнар. Сидит на полу, одежда вся превратилась в лохмотья, руки голые до плеч, ободраны напрочь, красные… Это он притащил Грольна сюда, точно, он…
– Здравствуй, Эйн, – в горле у меня заклокотало, и выглядел я в этот момент, наверное, чрезвычайно глупо.
– Привет, – ответил Эйнар. – Ты не шуми, ладно, пусть мальчик поспит. Это ведь твоя комната, Сарт, неизменная – где Предстоятели этого, с перстнем, хоронили… если Дом не врет. Выбрали, в общем, заново – и Грольн, и я. И ты. Хотя ты уже давно выбрал…
Части реальности, ограниченной стенами сумасшедшего Дома, внезапно слились в одно целое, и я со стоном схватился за голову. Я помнил все. Все, что с таким упорством вколачивал в меня Дом-на-Перекрестке – но помнил это все-таки Я.
Я. И это была моя комната.
– Вы здесь давно? – спросил я у Эйнара, потому что молчать было больно.
– Второй день. Грольну спасибо – я его почти на пороге подобрал… невменяемого. Он дверь на себя дергал, а она внутрь открывается, и замок хилый… ты уж прости, Сарт, я починю потом. Он кричать начал – а у меня как раз просветление. Услышал, прорвался… Спит он все время, я даже бояться начал…
– Не сплю я, – Грольн слабо заворочался на кровати, и мы с Эйнаром повернулись на голос. – Он только этого и ждет…
– Кто ждет? – удивился Эйнар.
– Дом. Дом ваш… Это же зверь, животное!.. Он и Предстоятелей сожрал, и вас сожрет, и меня! Я помню, что Он мне нашептывал… все помню! Один только ушел, удрал, и тот – Таргил, убийца, гад… ничего, найду, достану…
Я положил ладонь на потный лоб юноши, и Гро затих, лишь изредка всхлипывая. Потом я попытался встать, и меня тут же повело в сторону.
– Сарт, тебе плохо? – мгновенно встрепенулся Гро, и я успокаивающе похлопал его по щеке, другой рукой намертво вцепившись в косяк и постепенно привыкая к головокружению.
– Ты знаешь, Эйнар, – пробормотал я, – а в чем-то я признателен Дому за нынешнюю прогулку. Я ведь тоже ничего не забыл, и теперь я их лучше понимаю – Предстоятелей… Все мы, наверное, отчасти Предстоятели, только одни это знают, а другие – нет.
– Что их понимать, – хмуро процедил Эйнар, комкая край покрывала, – дело нехитрое… Верят люди в какого-нибудь бога, Инара там или Эрлика, душу в это дело вкладывают, надежды свои… молятся, небось, поклоны бьют! А жрет – Предстоятель. Жрец, так сказать… Упыри они, вот и все! Раньше хоть чудеса творили… Да и мы не лучше, Сарт, раз на них пашем…
Я зажмурился и ясно представил себе гудящую ауру над человечеством, ауру чувств, страстей, желаний; и свои течения внутри нее, большие и малые потоки, и – узловые Перекрестки. Вдобавок культовая окраска: вера-страх, вера-ярость…
Вот почему в толпе неизбежно заражаешься ее порывом; или в храме, на службе. Или в балагане. Фарс – дрянь, а хохочешь за компанию…
– Вот как оно, значит, – бессмысленно прошептал я.
Эйнар вяло махнул рукой, но даже этот жест в его исполнении выглядел устрашающе.
– Кончай казниться, Сарт. Не за что. Это они пусть… Жрать-то им хочется всегда, а тратить накопленное на всякие чудеса или мотаться по Перекресткам, свой хлеб отвоевывать – тут уж дудки! И тогда…
– И тогда пять Предстоятелей создали Дом, – бесцветно сообщил Грольн с незнакомыми интонациями. – И они сделали Дом – чуждую, нечеловеческую сущность – преемником умирающего Авэка ал-Джубб Эльри, и его голод, его непреодолимая тяга к Перекресткам оживили неживое, но научили только одному – брать. Брать, ничего не давая взамен. И родился неразумный Зверь, рыщущий на Перекрестках в поисках веры, вытянувший в мир пять щупалец – пять Предстоятелей Пяти Культов.