Ожидающий на Перекрестках - Олди Генри Лайон. Страница 19
И тем не менее…
А еще я не знаю, на что мы, все трое, будем жить. Нет, конечно, отчасти я об этом позаботился – уходя из Дома, я прихватил с собой вазу. Наверное, инстинктивно. В Доме она весьма смахивала на золотую, но на поверку оказалась бронзовой – правда, с тончайшим орнаментом старинной работы. Некий подозрительный ювелир предложил мне за нее полторы дюжины связок монет – хотя на самом деле ваза стоила раз в десять дороже. Ну да ладно, на первое время хватит.
Вдобавок непонятно, куда разбежались все Предстоятели. Ах, Лайна, Лайна… И также неясно… ой, сколько же всего этого – неясного! И выяснять все это придется не кому-нибудь…
Можно, конечно, плюнуть. Нет, нельзя. Какая-то зловещая тень нависла над миром – словно сверху не небо, а крыша; и если не мы – то кто же?..
Что, Сарт, отставной Мифотворец, снова лезешь в спасители мира? Тайны сокровенные покоя не дают?! Проникнуть хочешь?
Один раз уже проник. И оказался здесь. Ничему-то тебя жизнь не научила! Снова рвешься стать единственным, кто… Нет, это Таргил хочет стать Единственным, а я хочу не дать ему стать…
И не дам.
Огромная, словно высеченная из камня, ладонь возникла передо мной, как из небытия. Два пальца осторожно подцепили мой кубок и подняли его вверх, на недосягаемую для меня высоту.
Вторая ладонь тяжело опустилась на мое плечо.
– Хватит пить, Сарт, – прогудел Эйнар. – Ночь уже. Давай спать…
…Мы сидели в очередном притоне, делая вид, что незнакомы. Я и Эйнар тешили душу недорогим и крепким вином со скудной закуской (деньги были уже на исходе), а Грольн в углу задумчиво перебирал струны своего лея, и тихие, грустные звуки бродили между грубо сколоченными столами; постепенно смолкала ругань пьяных матросов, и какая-то девица поспешно оборвала визгливый смех, почувствовав его неуместность в той странной и печальной атмосфере, что исподволь овладевала таверной.
А я продолжал незаметно изучать сидящих вокруг людей. Уже неделю искали мы чернокнижников – Мифотворцев Искушенного Халла – но они как сквозь воду провалились! Я не сомневался, что люди Таргила где-то здесь, рядом, что они наверняка видят меня, всех нас – но я их не видел.
Видно, не набрал еще Таргил той силы, чтобы выступить в открытую, да и не пристало выступать в открытую адептам культа Тайного знания. Что-что, а тайны хранить они умели, ничего не скажешь… Но ведь и Таргил должен чем-то питаться! Ему тоже нужна вера – значит, его Мифотворцы должны проявлять себя, создавая новые мифы…
– Эй, щенок, не трави душу!.. Сбацай-ка лучше что-нибудь повеселее! "Ветер из бочонка" знаешь? – слегка подвыпивший матрос хлопнул Грольна по спине и расхохотался.
Я хорошо видел лицо Льняного Голоса, и выражение этого лица мне очень не понравилось. Эйнар тоже почуял неладное и принялся потихоньку выбираться из-за стола. Только этого матроса нам еще не хватало, косматого детины, подогретого вином и…
Грольн впился взглядом в нависшего над ним моряка и вдруг, как-то странно заулыбавшись, кивнул. Его пальцы метнулись вдоль грифа, и безудержное веселье расплескалось по таверне. Довольный матрос уселся напротив, прижав тощую шлюху, и вскоре добрая дюжина осипших глоток горланила "Ветер из бочонка", а я все никак не мог понять, что происходит. Ведь я знал, что творится сейчас в душе у Гро – но он играл, играл по заказу портового забулдыги, да еще как играл!
Эйнар медленно опустился на свое место – его вмешательства явно не требовалось.
…Гро в последний раз ударил по струнам, и таверна взорвалась восторженными криками.
– Еще! Еще! "Волчье море"! "Жену капрала" давай! "Шкиперку"! "Веселого Хэма"!.. Давай, леер!..
И Грольн дал. Казалось, он знает любую песню. Я слыхал некоторые из них – но ни разу не слышал, чтобы их ТАК играли! Лей в руках Гро плакал и смеялся, выл ветром в рвущихся парусах и ревел в упоении битвы. И горели глаза у завсегдатаев притона, никогда не умевшие толком петь матросы, бродяги, воры и шлюхи безошибочно попадали в такт, выравнивая пропитые голоса – а волны очередной песни неудержимо заливали таверну…
И это была именно песня, а не привычные нестройные вопли, какие звучат в подобных заведениях. Давай, Гро, несостоявшийся Мифотворец… или состоявшийся – да только к чему оно теперь?!
– Заткнитесь, ублюдки! Я хочу, чтобы щенок играл для меня! Для меня одного! Молчать, скоты!.. Или будете иметь дело с Косматым Тэрчем… Молчать, клянусь темной задницей Мамы Ахайри!
Я вздрогнул. Столь фамильярное обращение к божеству, да еще такому злопамятному, как Мать Ахайри… Впрочем, чего еще ожидать? Вера, переставшая рождать мифы, рождает анекдоты…
Кричал тот самый здоровенный матрос, который первым подошел к Грольну. На мгновение я увидел лицо моряка, перечеркнутое косым багровым шрамом, из-за чего край верхней губы был приподнят, и казалось, что Тэрч все время скалится.
Тэрч… Косматый Тэрч… Гро в Фольнарке рассказывал мне что-то такое, о своем детстве, об отце, убитом матросом по имени…
О боги!
Шум смолк на удивление быстро. Видимо, Тэрча тут знали и предпочитали с ним не связываться.
– А теперь, парень, сыграй что-нибудь для души. Для МОЕЙ души. Понял? Играй!..
Глаза Грольна на миг полыхнули черным огнем, и он кивнул. И снова взялся за лей.
Тихие, шепчущие звуки поползли по залу, и все окончательно притихли. Я и не подозревал, что из обычного лея можно извлечь подобные звуки! Медленно, очень медленно мелодия набирала силу, обретая свой внутренний ритм, – и я заметил, что сидящий напротив Грольна Тэрч начал потихоньку раскачиваться, повинуясь этому ритму, как змея повинуется флейте заклинателя.
Остальные посетители тоже понемногу принялись впадать в транс, хотя и не так глубоко, как Косматый Тэрч. Вкрадчивая мелодия действовала даже на меня, и я с трудом сопротивлялся оцепенению, которое она навевала.
А Гро все играл и играл. В музыке возник нервный надрыв, ухо резанули несколько визгливых, диссонансных вскриков. Тэрч уже не раскачивался – он дергался, словно в припадке падучей, на губах матроса выступила пена.
Лей звучал сильнее, увереннее – видимо, события подходили к некой кульминационной точке, известной одному Гро.
Юноша встал, не прекращая играть. Теперь уже он нависал над Тэрчем, и Грольн Льняной Голос был высоким и страшным, а сидящий матрос – съежившимся и жалким. Гро смотрел ему в лицо, перебирая струны, и стеклянные глаза матроса стали постепенно наполняться мутной водой страха.
Все это я скорее чувствовал, чем видел, и еще я чувствовал настроение замерших посетителей: затишье перед бурей. Ну что ж, на то я и Мифотворец, и не из самых плохих…
Грольн заговорил. Чужим голосом. Хриплым и властным. Звук шел отовсюду, отражаясь от стен, потолка, пола; и я никак не мог убедить себя, что это – всего-навсего иллюзия.
– Ты помнишь меня, Тэрч?! О да, я вижу – ты помнишь меня…
– Я помню тебя, – послушно выговорил матрос. – Ты – тот самый упрямый музыкант… Я убил тебя пять лет тому назад.
– А сегодня я убью тебя!
– Убьешь меня… – повторил Тэрч и кивнул.
– Именем Хаалана Сокровенного, покровителя певцов, я играл для твоей души, убийца, и тем же именем я забираю у тебя душу. Она – МОЯ!
И резкий аккорд, больше похожий на грохот рушащейся скалы, оборвал мелодию.
Взгляд Гро потух. У его ног беспомощно копошилось то, что еще недавно было Косматым Тэрчем. Жалкое существо со слюнявым ртом и слезящимися глазами силилось встать, заговорить – но все напрасно.
Грольн Льняной Голос растоптал душу человека. Убийцы – да, но я не мог унять дрожь и изо всех сил вцепился в край стола.
Я люблю тебя, Гро, мальчик мой, ученик мой – но ты слишком хорошо выучился!
А я, я сам? Ты помнишь, Сарт – солнце площади Хрогди-Йель и ты, ты и солнце, убившие глупого пророка?..
Да. Я помню.