Мститель - Форсайт Фредерик. Страница 46

Как его и просили, «Пайпер» летел над водой, чтобы пассажир, который сидел справа, в кресле второго пилота, и держал фотоаппарат наготове, мог запечатлеть на пленке интересующие его участки берега. После того как Суринам и его естественная граница, река Коммини, остались позади, они долго не видели песчаных пляжей. Джунгли и кишащую змеями коричневую воду разделяли мангровые заросли. Они пролетели мимо столицы, Сан-Мартин-Сити, застывшей в жаркой, влажной духоте.

К востоку от города появилась песчаная полоска, но ее уже занимал курорт, Ла-Байя, на котором отдыхали богатые и власть имущие Сан-Мартина, то есть диктатор и его друзья. А дальше, почти у границы республики, в десяти милях от реки Марони, за которой начиналась Французская Гвиана, они увидели Эль-Пунто.

Треугольный полуостров, по форме напоминающий акулий зуб, вдавался в море. Со стороны суши, от края до края, его защищали горы, которые пересекала единственная тропа, проложенная в единственной седловине. Но на полуострове жили.

Пилот никогда не залетал так далеко на восток, поэтому ранее полуостров представлялся ему зеленым треугольником на навигационных картах. Теперь же он увидел поместье с надежно защищенными подходами к нему. Пассажир начал фотографировать.

Декстер использовал высокоскоростной «Никон-5» с 35-миллиметровой пленкой, позволяющий делать пять снимков в секунду. Пленки хватало только на семь секунд, а просить пилота сделать круг, пока он будет перезаряжать фотоаппарат, возможности не было.

Он установил максимально высокую скорость затвора, с тем чтобы вибрация самолета не вызывала потери резкости. С чувствительностью пленки 400 ASA и широко раскрытой диафрагмой он надеялся добиться приемлемого результата.

На первом проходе он заснял особняк на оконечности полуострова, защитную стену, громадные ворота и поля, которые обрабатывали наемные работники, сараи, хлева, амбары, сетчатый забор, отделяющий поля от белых домиков, в которых, судя по всему, жили эти самые наемные работники.

Несколько человек подняли головы, и он увидел, как двое, одетые в униформу, куда-то побежали. Потом самолет миновал поместье, направляясь к Французской Гвиане. На обратном пути Декстер велел пилоту лететь над сушей, чтобы с правого сиденья вновь увидеть поместье, но теперь уже со стороны материка. Кел смотрел вниз, а охранник, оказавшийся в седловине, записал регистрационный номер пролетавшего над ним «Пайпера».

Вторую пленку Декстер использовал для того, чтобы сфотографировать взлетно-посадочную полосу у подножия гор, белые домики, мастерские и главный ангар. В этот самый момент трактор затягивал в ангар двухмоторный реактивный самолет бизнес-класса. Декстер успел бросить на хвост короткий взгляд, прежде чем тот исчез в тени, и разглядеть регистрационный номер: P4-ZEM.

Глава 21

Иезуит

Пола Деверо, при всей его уверенности, что ФБР не сможет помешать реализации проекта «Сапсан», обеспокоила стычка с Колином Флемингом. Ум, влияние, мотивация превращали Флеминга в серьезного противника. И угроза поимки Зилича, безусловно, не могла не волновать Деверо.

После двух лет у руля проекта, настолько секретного, что знали о нем только директор ЦРУ Джордж Тенет и Ричард Кларк, главный эксперт Белого дома по борьбе с терроризмом, Деверо находился буквально в шаге от того момента, когда мог наконец захлопнуть западню, ради создания которой ему пришлось сдвинуть землю и небо.

Цель обозначалась тремя буквами УБЛ. Потому что в разведывательных ведомствах Вашингтона этого человека называли Усамой, используя букву «У» вместо «О», которое предпочитала пресса.

К лету 2001 года ни в одном из разведывательных ведомств не сомневались, что в самом скором времени УБЛ нанесет США еще один мощный удар. Девяносто процентов коллег Пола Деверо полагали, что произойдет это за пределами Соединенных Штатов. Только десять могли представить себе успешную атаку на территории США.

Неизбежность удара, его близость более всего чувствовали антитеррористические подразделения ЦРУ и ФБР. И они прилагали все силы, чтобы предугадать, что задумал УБЛ, а потом ему помешать.

Несмотря на президентскую директиву 12333, запрещающую «мокрые дела», Пол Деверо не собирался мешать УБЛ; он старался его убить.

На начальном этапе своей карьеры, по окончании Бостонского колледжа, он понял, что скорость продвижения по служебной лестнице Управления напрямую зависит от выбора специализации. Тогда, с Вьетнамом и холодной войной, новички ломились в отделение Советов. СССР был главным врагом, то есть учить следовало русский. В такой толпе могли и затоптать. Деверо выбрал арабский мир и углубленное изучение Корана. На него смотрели, как на чокнутого.

Он же с таким рвением учил арабский язык, что вскоре стал говорить, как настоящий араб, а уж в исламе стал разбираться ничуть не хуже знатоков Корана. Его час настал на Рождество 1979 года: СССР ввел войска в мало кому ведомую страну, которая называлась Афганистаном, и большинство агентов, работавших в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, потянулись за картами.

Вот тут Деверо и признал, что, помимо арабского, он сносно говорит на урду, языке Пакистана, и более-менее — на пушто, языке племен, которые населяли северо-запад Пакистана и Афганистан.

Его карьера резко пошла вверх. Одним из первых он указал, что СССР крепко завяз в Афганистане, что афганские племена не потерпят оккупации, что советский атеизм оскорбляет их фанатичный исламизм, что материальная помощь США укрепит партизанское движение и поможет обескровить белую Сороковую армию Бориса Громова.

Но до того, как СССР понял бесперспективность дальнейшей борьбы и вывел из Афганистана войска, многое изменилось. Стараниями моджахедов пятнадцать тысяч советских солдат вернулись домой в цинковых гробах. Оккупационная армия, несмотря на жестокие карательные операции, видела, что земля горит под ногами, и моральный дух солдат и офицеров быстро падал.

Афганистан и Михаил Горбачев на пару содействовали развалу Советского Союза и окончанию холодной войны. Пол Деверо, переведенный в отделение операций, вместе с Милтом Беарденом ежегодно распределял миллиард долларов среди афганских партизан.

Живя в горах, уходя от ударов советских подразделений, сражаясь, он наблюдал за прибытием со всего Ближнего Востока сотен молодых юношей-добровольцев, готовых отдать жизнь в борьбе с Советами. Они не говорили на пушто или дари, но горели желанием воевать и умереть вдали от дома.

Деверо знал, что он делает в Афганистане: сражается с супердержавой, которая угрожала его собственной стране. Но что делали там молодые саудовцы, египтяне, йеменцы? Вашингтон игнорировал и их, и донесения Деверо. Но его эти молодые люди завораживали. Слушая их разговоры на арабском, прикидываясь, что знает не больше десятка слов на языке, которым владел в совершенстве, он постепенно начал понимать, что борются они не с коммунизмом, а с атеизмом.

Более того, столь же страстно они ненавидели и презирали христианство, Запад, а более всего — США. Среди этих сотен молодых людей в Афганистан прибыл и нервный, вспыльчивый, избалованный отпрыск невероятно богатой саудовской семьи, которая тратила сотни миллионов долларов на тренировочные лагеря в Пакистане, субсидировала хостелы для беженцев, поставляла моджахедам не только оружие, но и продовольствие, одеяла, лекарства. Звали его Усама.

Он хотел, чтобы его считали великим воином, как Ахмад Шах Массуда, но на самом деле принял участие лишь в одной короткой стычке в 1987 году. Милт Беарден полагал его никчемностью, не заслуживающей внимания, но Деверо придерживался противоположного мнения и не упускал юношу из виду. За бесконечными ссылками молодого человека на Аллаха скрывалась кипящая ненависть, которая со временем могла переключиться с оккупантов-русских на другую цель.

Пол Деверо вернулся в Лэнгли с лавровым венком героя. Семьей не обзавелся, дабы жена и дети не отвлекали его от науки и работы. Умерший отец оставил ему немалое состояние, его городской дом в Александрии славился коллекцией произведений исламского искусства и персидскими коврами.