Крюк - Брукс Терри. Страница 27

«Длинным Томом» называлась чудовищных размеров пушка, стоявшая на корме. Это было любимое оружие Хука. Хук на минуту увлекся этой мыслью, но потом удрученно покачал головой.

— Мы всегда успеем убить Потерянных Мальчишек, сказал он. — Я не хочу убивать мальчишек. Я хочу убить Пэна!

Сми расстегнул пуговицы на капитанском камзоле и стал стаскивать его с плеч Хука. Внутри его была сделана специальная прокладка, чтобы капитан выглядел вдвое толще своих реальных размеров, мускулистым и плотным. Теперь же он сидел сгорбленный на кровати и без своего камзола выглядел в действительности очень тщедушным.

— Не мучайте себя, капитан, — продолжал Сми, не думая о том, что он видел подобное множество раз и раньше. — Не стоит оно того. К тому же вы не можете позволить людям увидеть вас в таком состоянии, не так ли? — Он помолчал. — Посмотрите на все это с лучшей стороны. У вас ведь есть еще румяные ублюдки!

Сми наклонился и стал отлеплять кустистые брови Хука.

— Поосторожней, поосторожней, — говорил Хук.

— Я быстро, — сказал Сми и резким движением отлепил их. — Вы всегда говорили, лучше мгновенный удар, чем долгая мучительная боль.

Хук поморщился.

— Не ссылайся на меня, Сми. — Он дотронулся до почти лысых участков кожи, которые остались вместо его роскошных бровей. — О, как жаль, что я не могу придумать какие-нибудь ужасные мучения для Питера Пэна!

Сми, не глядя, снял с головы Хука парик. Капитан был почти лысым. Сидя так, без шляпы, парика, накладных бровей, объемного камзола и сапог, он был похож на хрупкого, иссохшего Потерянного Мальчика. Сми собрал разбросанную кругом капитанскую экипировку и отнес ее за ширму в дальнем углу комнаты.

Вдруг он замер на месте, и его тень за ширмой выпрямилась.

— Сэр, меня осенила идея! Капитан, вы могли бы заставить этих коротышек влюбиться, нет, больше, чем влюбиться в себя до беспамятства, вы могли бы заставить их по-настоящему страстно полюбить вас! Полюбить вас как… как… — Тут красноречие покинуло его.

Хук схватился руками за голову, снова приходя в подавленное состояние:

— Нет, нет, Сми. Маленькие дети не любят меня.

Он сквозь пальцы посмотрел на ширму, за которой стоял Сми, тайком пошарил под своей подушкой и достал маленький ключик. Он сунул ключ в замок бюро, повернул его, выдвинул ящик и достал свой пистолет. Он поставил палец на спусковой крючок, щелкнул затвором, и направил дуло пистолета прямо в сердце.

Сми в это время осматривал за ширмой сапоги Хука. Он неприметно глянул через плечо и примерил их на себя.

— Капитан, вот это будет дело! Страшная месть, неужели вы не понимаете? Дети Пэна, влюбленные в капитана Хука! Вот тогда-то вы будете квиты!

Хук посмотрел вверх, оценивая предложение. Он наморщил лоб, став еще на десять лет старше, и опустил пистолет. А может попробовать…

Сми деловито напяливал за ширмой капитанский камзол, крутясь и любуясь на себя в зеркало.

— Представляете себе, каким идиотом окажется Пэн, когда вернется сюда и увидит своих деточек возле вас! — Сми щегольски повернулся, так что полы камзола взлетели в воздух. — Каждый из них готовый драться за грозу семи морей! За капитана Джеймса Хука! О, послушайте меня, капитан, это будет великолепно, на самом деле!..

В усталых глазах Хука засветился огонек надежды.

— Мне это нравится, — прошептал он. — Это превосходная идея!

— И должен вам заметить, вы станете замечательным отцом, подбадривал его Сми, натягивая себе на голову парик.

— Я?

— О, да, капитан, говорю вам.

— На самом деле? — размышлял Хук, — Я понятия не имею, как надо воспитывать детей.

— Вы будете прекрасным отцом, — сказал Сми, увенчивая свою голову капитанской треуголкой.

Неожиданно ожив, Хук поднялся на ноги и хлопнул в ладоши.

— Ах, Сми, что за чудная мысль пришла мне сейчас в голову! Я не только разгромлю Пэна, но и завладею его детьми. Теперь это будут мои дети, клянусь прахом Барбекю, я выиграю этот поединок! Они так полюбят меня, Сми! Джеймс Хук — семьянин! — Он глубоко вздохнул. — Джеймс Хук — отец!

Сми рассматривал себя в зеркале, потом взял двойной капитанский мундштук и сунул его в рот, делая вид, что пускает дым.

— Это самый коварный и хитроумный план, о каком я когда-либо слышал! — заявил он с самодовольной улыбкой.

В это время объект всех этих интриг сидел, свернувшись калачиком, в развилке ветвей Дерева Никогда далеко от места описываемого выше разговора. Он был голодный, холодный и обескураженный. Вокруг него спали Потерянные Мальчики, каждый в своем убежище, которое они строили, когда попадали в Страну Никогда. У Питера, конечно, не было пристанища, потому что он появился здесь слишком поздно. Да к тому же он не был Потерянным Мальчиком. Он вообще мало что представлял собой, и именно об этом он сейчас уныло размышлял. Он был обыкновенным средним человеком, попавшим в этот удивительный мир.

Над его головой, как японские фонарики, висели в ночном небе три луны. Они были так близко, что, казалось, вот-вот упадут в океан. Их яркий свет застилал мерцание звезд, сиявших рядом. Питер смотрел на луны и пытался представить себе, что сейчас делается дома и где Мойра. Он думал о том, увидит ли когда-нибудь снова свою жену и дом.

В темноте зажглась звездочка. Это Тинк опустилась на ветку рядом с ним. Он посмотрел на нее совершенно потерянным, одиноким и испуганным взглядом. В этом причудливом и непредсказуемом мире она стала для него такой привычной, почти родной. В его глазах она увидела, какие чувства обуревали его, и ободряюще улыбнулась.

— Поверь своим глазам, Питер, — прошептала она. — Поверь в фей и Потерянных Мальчиков, в три солнца и шесть лун. Все будет хорошо, если ты поверишь во все это. — Она наклонилась поближе. — Загляни в себя и найди там хотя бы одну чистую, невинную мысль и задержись на ней. И то, что делало тебя счастливым, заставит тебя взлететь. Ну, попробуй, Питер.

Питер смотрел на нее, стараясь постигнуть смысл ее слов. Наконец он сказал:

— Если все это реально, получается, что вся моя предыдущая жизнь — выдумка?

Она пожала плечами.

— Феи не занимаются философскими дискуссиями. То, что некогда делало тебя счастливым, теперь заставит тебя взлететь, — ответила она, предпочитая схоластике практический совет.

Питер устало покачал головой и закрыл глаза.

— Хорошо, Тинк, я постараюсь.

Тинкербелл подождала, пока он заснет. Когда его дыхание замедлилось, она осторожно подошла к нему, опустилась ему на грудь и поцеловала в губы. Затем она повернулась и пробралась под его рубашку. В конце концов она нашла удобное местечко около воротника и обосновалась там. Питер захрапел. Она присоединилась к нему, тихонечко посапывая. С каждым вздохом ее свет пульсировал и, наконец, потускнел, когда она уснула.

Поблизости, у входа в свой дом, со скрещенными ногами сидел Руфио и горящими глазами смотрел в темноту. Сердитый взгляд исказил его мягкие черты. Ему определенно не нравился этот поддельный Пэн, этот старый толстяк, который теперь претендовал на то, что принадлежало Руфио. Ревность подтачивала его изнутри. Он намеревался отделаться от этого самозванца, и чем скорее — тем лучше.

Он положил меч Пэна перед собой. Его глаза светились в темноте, как раскаленные угли.

Один за другим гасли огни на Дереве Никогда. Их тушили феи-хранительницы ночи. Они порхали с ветки на ветку в поисках росинок для питья и божьих коровок, на которых они любили кататься, а также крошечных радужных кристалликов, которыми они украшали себя. Огоньки исчезали… в темноте оставались светить только луны: белая, персиковая и бледно-розовая. Страна Никогда погрузилась в детские сны, сулящие ей, что все это великолепие продлится бесконечно долго так же как бесконечным будет и детство.

Почему родители ненавидят своих детей

На следующее утро, когда Джека и Мэгги привели в капитанскую каюту, они увидели совершенно иного, помолодевшего, капитана Хука. Исчезла мрачность, которую они видели накануне вечером, отчаяния и безутешности как не бывало. Его резко очерченное лицо расплылось в приветливейшей улыбке, несколько смахивающей на крокодилью. (Хотя я уверен, что ни Хук и ни один уважающий себя крокодил не потерпели бы подобного сравнения.) Он был при всех регалиях, ботинки сверкали, на камзоле не было ни единой пылинки, парик завивался мелким бесом, а треуголка аккуратно восседала на своем месте. Вокруг шеи и на рукавах были новые кружева, и зловеще блестел начищенный крюк. Комната была также приведена в свой прежний элегантный вид. Мебель расставлена по своим местам, остатки ужина убраны, поврежденные накануне обеденный стол и модель «Веселого Роджера» заново отремонтированы, а на стенах аккуратно висели несколько картин.