Крюк - Брукс Терри. Страница 29

Мэгги вскочила на ноги с криком:

— Это не настоящая школа! Вы не настоящий учитель! Вы не имеете права ставить мне двойки! Отпустите нас домой!

Она обежала парту и с кулаками набросилась на Хука.

— Мэгги, прекрати! — закричал Джек в ужасе. — Отстань от него! Он просто снова запрет тебя! Что ты делаешь?

— Сми! — заорал Хук, безуспешно пытаясь одной рукой удержать Мэгги. — Возьми эту маленькую… — он не смог договорить фразу до конца. — Сми, отведи ее наружу, пусть отдохнет и поиграет с веревками, гафелями или еще чем-нибудь. Кыш-кыш.

Сми оторвал от него Мэгги, которая кричала и колотила Хука по чем зря.

— Ты не должна огорчать капитана, — посоветовал он.

— Ему понравилась моя школьная пьеса! — кричала Мэгги, выталкиваемая за дверь. Теперь все свои удары она обрушила на Сми. — Я была ужасна! Не слушай его, Джек! Он ненавидит маму и папу! Он хочет, чтобы мы их тоже ненавидели! Он хочет, чтобы мы забыли о них! Ты должен помнить о них, Джек, Страна Никогда может заставить тебя позабыть все! Не делай этого! Не…

Дверь в каюту закрылась, и воцарилась тишина.

Хук и Джек молча смотрели друг на друга. Хук улыбался. Теперь, когда девчонка ушла, можно было обратить все свое обаяние на мальчишку. Он лучше поддавался разрушительному влиянию, если таковое имело место. В глазах Джека он увидел выражение, которое сразу узнал.

Он наклонился к нему совсем близко и сказал:

— Ну, Джек?

Джек приподнялся на своем месте:

— Откуда вы знаете о матче? — пробормотал он.

Хук загадочно улыбнулся.

— У меня есть замечательный бинокль. — Он подошел к Джеку так, что теперь оба они смотрели на доску.

ПОЧЕМУ РОДИТЕЛИ НЕНАВИДЯТ СВОИХ ДЕТЕЙ — эта надпись снова смотрела на них.

— Он в течение всей твоей жизни пропускал ее важнейшие моменты, не так ли, Джек? — вкрадчивым голосом говорил Хук. — У него на каждый случай есть уважительная причина, но факт остается фактом: он всегда отсутствует. Твоя сестра еще слишком мала, чтобы осознать правду, но ты-то нет. Если бы он действительно тебя любил, разве не был бы он на матче ради тебя?

В комнате было так тихо, что Хук слышал дыхание мальчика. Он сидел с опущенной головой, и шоколадные прямые волосы бросали тень на его ангельские черты.

Хук положил ему руку на плечо.

— Они говорят нам, что любят нас, Джек, но где доказательства? Доказывают ли они нам свою любовь на деле? Бывают ли они там, где должны быть? — Он помолчал и вздохнул. — Все это настолько ясно, стоит лишь немного поразмыслить над этим.

Мальчик едва заметно кивнул головой.

— Джек, Джек, — продолжал Хук. — Я думаю у нас с тобой есть много общего. Мальчик поднял голову, в глазах его читалось удивление. — Погоди, не делай поспешных выводов. Выслушай меня. Ты, кажется, смелый, мужественный мальчик. Скажи мне, это — правда? То, что я вижу в твоих глазах?

Он поднял Джека с места и провел его через всю комнату к большому, обитому железом сундуку. Потом он развернул Джека, отошел на шаг назад с важным видом, поднял голову и небрежно произнес:

— Неужели тебе никогда не хотелось стать пиратом, сердце мое?

Глаза Джека были широко раскрыты, но не только от удивления. В них были еще и жажда быть понятым и принятым, а также страстное желание принадлежать кому-то.

— Нет, — прошептал он, — только бейсболистом.

— Ах, бейсбол! — выдохнул Хук.

Драматическим жестом он откинул крышку сундука. Внутри его лежали бейсбольные карточки, тысячи бейсбольных карточек.

У Джека перехватило дыхание.

— Я никогда не видел так много карточек! — тихо произнес он.

Хук склонился к нему.

— Возьми несколько штук, почему ты не берешь. — Он подождал, пока Джек набрал их в обе ладони. — Видишь, Джек, ты можешь быть в моей команде кем хочешь. Все это — твое.

Он обнял его одной рукой и привлек к себе как прирученного.

Думай о приятном

В то утро Питер Бэннинг как бы заново познакомился со своим телом. И было это не очень-то приятно. Во многих местах кожа обвисла, она тряслась и болталась самым неподходящим образом. Многие части тела просто отказывались двигаться. Бесконечное количество раз на протяжении нескольких месяцев он говорил себе, что надо взять себя в руки и начать заниматься физкультурой. И вот наконец наступил момент истины.

Все это натворила Тинк.

— Если ты хочешь заполучить своих детей обратно, — заявила она, поднимая его на рассвете, — ты должен подготовиться к встрече с Хуком. Ты не можешь предстать перед ним в подобном виде. Нам нужен тот, прежний Пэн.

Прежний Пэн. Как будто на свете действительно существовал такой. Как будто ОН был им. Она продолжала настаивать, и маленькая группка Потерянных Мальчиков, которая хотела верить в то, что это на самом деле возможно, поддерживала ее. Все они смотрели на него, как на диковинку в зоопарке.

Поэтому он поднялся и пошел делать зарядку — толстый старый Питер Бэннинг, адвокат и бизнесмен, который был перенесен из того, реального, мира — в этот, выдуманный, и который случайно попал в экспедицию а-ля «когда-ты-хочешь-подняться-к-звездам», в результате которой, как полагали фея и кучка маленьких мальчишек, будет открыто его персональное месторождение юности.

Утро уже было в самом разгаре, а он вот уже в течение трех часов занимался свои телом. Господи, помилуй!

Питер опять трусил по тропинке в Весну, довольный, что миновал Зиму, и направлялся дальше в Лето. Он задыхался, у него горели ноги, болели мышцы, а все его тело пыхтело, сотрясалось, и в общем и целом, отказывалось повиноваться в ответ на те муки, на которые было обречено. Тинк сидела у него на плече, и хотя никуда не собиралась ехать, все же испытывала наслаждение от этой скачки. Рядом с ним, окружив его кольцом, бежали верные ему Потерянные Мальчики. Они подгоняли и подбадривали его, пели и танцевали. Их шаги были раза в три меньше, чем его, поэтому им требовалось делать гораздо больше движений, чтобы покрыть то же расстояние, но зато в них было по меньшей мере вдвое больше энергии.

Ах, если бы стать двенадцатилетним — хотя бы на одно утро!

Он тащился, подобно слону через заросли диких цветов с их сладким, пьянящим на теплом воздухе ароматом. Кругом теперь буйствовала Весна. Она начиналась прямо под Деревом Никогда и тянулась дальше к лагуне. А он бегал и бегал вокруг дерева, из одного времени года в другое. Это были настоящие, не поддельные времена года: Лето, Осень, Зима, Весна. Вначале он не мог поверить в это — все времена года сгруппированы около одного-единственного дерева, размеры которого, разумеется, все равно не имеют никакого значения. Это было неправдоподобно. В это невозможно было поверить. Но как бы то ни было, все обстояло именно так. Ему потребовалось обежать вокруг дерева дюжину раз, чтобы убедиться в том, что это не мираж. Ему пришлось двенадцать раз шлепать по зимнему снегу, трусить по весенними цветам, топать по летним травам и бежать (ну, почти бежать) по осенним краскам. Но в конце концов он понял, что с ним происходило. Поэтому-то после всего, что он видел здесь, это показалось ему не более сумасбродным, чем все остальное. И вряд ли теперь было время для придирок и привередничания.

Пот стекал у него со лба и бежал дальше по лицу. Он облизывал губы. Как только он покинул Весну, пробежал мимо лагуны и вступил в Лето, стало припекать еще больше.

Он бы отдал все за банку холодного пива!

— Ты должен тренироваться! В дождь! Должен бегать! На солнце! И в снег! В десять градусов мороза!

— Подтянись! Похудей! Постройней! И ты победишь!

Это маленькая команда его защитников выкрикивала ему со всех сторон, подталкивая его сзади, таща его за собой вперед и вперед, ведя его из одного времени года в другое.

Остальные Потерянные Мальчики во главе с Руфио собрались вокруг Дерева Никогда и наблюдали за ними. Они катались по земле от смеха и всякий раз, когда Питер пробегал мимо них, бросали в его адрес колкости (которые на самом деле отражали правду).