Неразрешимое бремя - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна. Страница 37

Ощущение, что твоя жизнь находится в руках сумасшедшей, довольно странное. Я лихорадочно раздумывал, что можно предпринять, но не находил выхода. В любом случае, после окончания спектакля, я отправлюсь прямиком к отцу Валуа и честно расскажу ему обо всех обстоятельствах. Сана я лишусь, но нельзя допускать, чтобы кардинал Ветре и его подельники вышли сухими из воды. Нельзя допустить, чтобы об этом прознали светские власти, это сугубо внутреннее дело Святого Престола. Если раньше я не собирался упоминать про Лидию, из жалости к ней, то теперь меня терзали сомнения. Я и так слишком долго попустительствовал ее выходкам, закрывая на них глаза и надеясь на… А на что я, собственно говоря, надеялся? Ведь понимал же, что ее безумие будет лишь прогрессировать. Она отвлекла меня от тяжелых раздумий, грубо толкнув локтем в бок.

— Хватит дуться! — как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло! Я молчал, разговаривать больше не имело смысла.

— Садитесь уже, давайте смотреть, — в ее голосе опять звучала знакомая нотка злорадного предвкушения.

— Вы не потрудились заглянуть в афишу, да? Напрасно…

На сцене актриса на возвышении, должно быть имитирующим высокую неприступную скалу, завела песню, проклиная несчастную любовь и насылая бури на проплывающие мимо корабли. Голос у нее был слабенький, мелодию она грубо фальшивила, не попадая в такт. Лидия придвинулась ближе и зашептала мне на ухо.

— Сейчас она увидит в реке своего бывшего возлюбленного. Ее сердце дрогнет, и она…

Лидия замолчала, но спрашивать у нее, что будет дальше, я не стал. После минутной паузы она упрямо продолжила.

— В оригинале легенды она его потопит. А здесь же… Великая сила любви вырвет ее разум из бездны безумия, и она перестанет быть колдуньей. — В голосе теперь звучала откровенная насмешка. — Наша госпожа Розмари, вдобавок к излишней мнительности, еще и романтик. Хотя нет, я пожалуй рано на нее грешила.

Внизу появился юноша, девица наверху выпучила глаза, схватилась за волосы в преувеличенном отчаянии, начала нелепо заламывать руки. Юноша стал карабкаться по скале, и девица протянула ему руку.

Лидия взяла меня под локоть и опять зашептала на ухо.

— Какая проказница госпожа Розмари! Устроить спектакль в виде сеанса массового подглядывания за интимным моментом их любви прямо на сцене — это просто гениально! Даже в столичном борделе до такого не додумались, это же…

До меня дошел смысл сказанного, я вскочил на ноги, грубо оттолкнув от себя Лидию.

— Это отвратительно! Я не собираюсь на это смотреть!

— Сядьте, господин инквизитор! Вы никуда не пойдете. Не хотите смотреть — закройте глаза.

Юноша на сцене стал раздевать девицу, делал он это нарочито медленно, на публику. Она в притворном смущении закатывала глаза. Я дернул дверь, но она оказалась запертой.

— Немедленно откройте, — я точно помнил, что экономка положила ключ на столик, но теперь его там не было.

— И не подумаю, — Лидия на меня даже не смотрела, уставившись на сцену. У нее есть хоть капля смущения? — Вы лучше подумайте, оказывается в борделе есть мальчики, — она кивнула на юношу, что уже расправился с верхней частью платья и теперь его рука медленно задирала юбку на девице. Я отвел взгляд.

— Не заставляйте меня вновь применить силу, госпожа Хризштайн. Отдайте ключ.

— Сказала же, что нет. Как же я сглупила, ведь тогда спросила про всех служащих мужчин, поэтому сводня и не подумала упомянуть о своем мальчике. Все его партнерши гибли, так что он может иметь отношение…

Я схватил ее за руку и попытался вырвать из ладони ключ.

— Пустите! Я сейчас закричу, и все будут думать, что вы пытаетесь меня снасильничать, — прошипела Лидия.

— А мне плевать! — Я расцепил ее пальцы и выхватил ключ. Преувеличенно громкие стоны страсти со сцены пробирались в сознание тошнотворно-липкой паутиной. Я вставил ключ в замок, провернул и сделал шаг к свободе.

За спиной раздался глухой стук. Я сцепил зубы, но все же обернулся. Лидия стояла на коленях, хватаясь руками за горло, ее лицо было искажено. Как же мне надоели ее нелепые уловки!

— Колдун… он… его эмоции, они… слишком…сильны… — прохрипела она, закатывая глаза. Да уж, у нее определенно таланта больше, чем у девицы на сцене. Я покачал головой, но тут Лидию начали бить судороги, она рухнула на пол, царапая шею, губы стремительно синели. Невозможно настолько хорошо сыграть! Или она себе внушила?

Я бросился к ней, приложил пальцы к запястью, оно было ледяным, пульс зашкаливал, холодный пот на челе. Сведенные судорогой пальцы яростно скребли по полу, она пыталась скрючиться, поджать колени.

— Мамочка… мамочка… почему он не заткнется, мамочка… — каждое слово давалось ей все с большим трудом, Лидия задыхалась.

Я видел такое состояние в столичной больнице. Острый приступ паники, обычно он не опасен, но достаточно выматывающий как для пациента, так и для окружающих. Но в случае Лидии я уже не был так уверен, слишком хорошо помнил кровь на ее руках. Она может внушить себе что угодно, даже не осознавая, насколько это опасно. В больнице были сестры, были травяные настойки, больного можно было отпоить, успокоить и привести в чувство, а здесь же…

В памяти вдруг всплыл профессор Адриани, что практиковал новую методику вывода из приграничного состояния больных, правда, для другого заболевания, но… Или она просто задохнется у меня на глазах, или скончается от сердечного приступа, или я попробую…

Я подхватил Лидию под мышки, вместе с ней уселся на пол, прижав ее к себе. Одна рука на запястье, там, где бешено пляшет пульс, вторая должна лежать на сердце. И хотя ткань платья была достаточно тонкой, нужно слышать ритм биения. К счастью, выреза платья оказалось вполне достаточно, чтобы моя ладонь легла в ложбинку ее груди. Я с силой сжал запястье, не давая ей скрючиться еще больше, закрыл глаза, прислонил лоб к ее затылку и зашептал молитву, погружаясь в пустоту медитации и пытаясь поймать убыстряющийся неровный ритм биения ее сердца. Происходящее вокруг перестало существовать, я читал молитву так быстро, что иногда проглатывал слова, но сумел подстроиться под галоп ее пульса.

Начал медленно снижать темп речитатива, следом пропали все ощущения, кроме тока ее крови, что послушно стал успокаиваться, замедляясь с каждой новой строчкой молитвы. Дыхание выравнивалось, перестало было рваным и судорожным, пляска пульса прекратилась, он стал размеренным…

— Господин инквизитор, может, вы уберете от меня руки? Неудобно, знаете ли… — голос Лидии прозвучал насмешливо, выведя меня из небытия медитации.

Я встряхнул головой, возвращаться в грешный мир было всегда мучительно больно и обидно. Там в пустоте казалось, что еще чуть-чуть, и откроется заветная тайна мироздания, божий промысел станет ясным и понятным… Я расцепил руки и поднялся, помогая Лидии встать.

Она выпрямилась напротив меня и вдруг сказала:

— Спасибо.

Это прозвучало настолько искренне и просто, что я на мгновение опешил, осознав, что она никогда раньше меня не благодарила. Словно слетели все ее привычные маски, и оттуда выглянул совсем другой человек. Должно быть, это отразилось у меня на лице, потому что Лидия тут же приняла обычный самодовольный вид.

— Я ощущала эмоции колдуна, понимаете? Теперь я точно знаю, что он здесь, среди гостей! Но ничего, среди рисунков Тени я его найду…