Сокровище троллей - Голотвина Ольга. Страница 14
– Гвоздь, уйди из боя! – звонко потребовала ксуури.
– Да я сейчас пояс узлом свяжу, – попытался возразить разбойник.
– Тебе не пояс разрезали, тебе живот распороли… Уйди из боя, я сказала!
Разбойники дружно поддержали атаманшу. Кто орал, что за Гвоздем следом кишки тянутся, кто обзывал его потрошеной рыбой, кто советовал не возиться с поясом, а скинуть штаны и пугнуть чужака голой задницей. Сам Гвоздь, смирившись с поражением, хохотал громче всех.
За смехом и подначками разбойники едва не пропустили продолжение поединка. А вот Подранок его не пропустил, не сплоховал, когда ринулись на него Гипаш и Хмурый – завертелся, заплясал, уходя от атаки и азартно прикидывая, как бы обойтись без трупов. Душу захлестнуло боевое веселье: их уже двое, только двое, я их сейчас… я…
Сапог поехал по ледовой дорожке, коварно подкараулившей бойца. Подранок с маху грохнулся на спину. Здоровяк Гипаш издал торжествующий вопль и сверху набросился на упавшего чужака.
Подранок встретил его ударом в живот – обеими ногами, со всей силы. Удачно встретил! С тяжелым выдохом разбойник осел в сугроб и больше в драку не рвался.
Под крики зрителей Подранок подхватил свои мечи, вскочил и развернулся лицом к последнему противнику.
Взгляд во взгляд… и чужак понял, что шутки кончились. Его собираются убить.
До сих пор Хмурый сражался одним мечом, но теперь он извлек из ножен кинжал. Рукоять у кинжала такая же, как у меча: в виде рыбы, стоящей на хвосте. Парное оружие, стало быть. По весу сбалансировано.
Кинжал, значит? Отвлекать будешь, в ближний бой полезешь? Делаешь ставку на удар коротким клинком – «клюв дятла», так?
Бойцы медленно двигались друг против друга по кругу – не стоять, не стоять…
– Здесь лед под снегом, – дружелюбно окликнул Подранок Хмурого. – Не брякнись, как я…
(«Да очнись же, скотина, вспомни, что бой не всерьез!»)
Хмурый не ответил. От его взгляда у Подранка пропала охота говорить. Этого бой затянул в себя, как болото. Этот – убьет.
Ладно… раз ты так…
Посерьезневший Подранок двинулся вперед и влево, обходя противника волчьим шагом. Тут и драться придется по-волчьи: удар, отскок, еще удар…
Хмурый явно не новичок в карраджу: корпус оттянул назад… это чтоб к нему мечом тянуться, да? Не дождется! А вот ему по бедру клинком плашмя, да от души!..
Разбойник, которого подловили, как мальчишку-ученика, озверел и ринулся в атаку, целясь в голову – «летняя молния», такой удар убивает на месте…
Мог бы убить. Если бы Подранок не ждал атаки. Он не стал отбивать удар – нырнул под вскинутую руку, такой нырок называют «изнутри-наружу». И противник к Подранку уже не лицом, а боком, нелепо провалившись вслед за ударившим по воздуху мечом… и не успевает он обернуться, кто же ему позволит оборачиваться?..
Два острия легко клюнули сзади шею Хмурого.
– Клинки в ножны, – тихо, но властно сказал Подранок. – И руки с эфесов.
Лишь мгновение помедлил Хмурый – и оба его клинка, тихо зашипев от досады, скользнули в ножны.
Тут же окружающий мир возвратился – и обрушился на Подранка. Обрушился восторженными воплями, хлопками по плечам (и когда разбойники успели сбежаться?). Орали зрители, орал Гвоздь с большим узлом на поясе, пытался орать Гипаш, уже вставший на ноги, но еще держащийся за живот. Улыбалась Уанаи, глядя, как приветствуют ее люди того, кто перестал быть чужаком.
А в душе Подранка, еще не отошедшего от ритма боя, взметнулось лихое: вот сейчас, именно сейчас, когда все восхищаются тобой… вызвать на поединок атаманшу – не откажется, не позволит обычай! Девчонку от земли не видать… убей ее – и ты вожак…
Чем выдал себя Подранок? Закаменели скулы? Стал жестким взгляд?
Уанаи перестала улыбаться. Шагнула к разбойнику, снизу вверх заглянула в глаза…
Сильного, жесткого, уверенного в себе человека вдруг затопила волна восторженного преклонения перед этой невероятной женщиной. Королева, истинная королева… за такую что убить, что умереть – все едино… по одному слову, по взгляду, по взмаху светлых длинных ресниц…
Подранок коротко вздохнул и упал на колени в снег перед своей повелительницей.
Уанаи понимающе улыбнулась:
– Принимаю твою службу, Подранок из Чернолесья!
Шагнула назад – и тотчас наваждение исчезло.
Подранок стряхнул морок мгновенно. Уже поднимаясь на ноги, понял, что с ним было. Не разъярился, не затаил месть – лишь усмехнулся:
«Так она ведьма? То-то шайку в кулачке держит! Что ж, такой служить не зазорно».
Никто из разбойников не понял, что произошло. Все приняли и жест Подранка, и слова атаманши за шутку. И продолжался дружеский гвалт, и Подранка уже тащили к костру – мясо еще пока зажарится, а выпить надо прямо сейчас, никак нельзя не выпить за такую славную драку, это ж как парень всю шайку распотешил да порадовал…
Только Хмурый так и стоял спиной к веселому гаму, опустив руки, словно окаменев.
– Я за себя выкуп внести не смог… – Однорукий нищий покачал чашу, глядя, как пошла маленькими волнами красная влага. – И отправили грайанцы меня в рудник.
Он в несколько глотков осушил чашу.
Литисай глядел на нищего с недоверием и непонятной темной тоской.
Неужели это Ланат Ночной Корень, злой насмешник Ланат, крепко потрепавший когда-то нервы молокососу-десятнику?
Нет, Литисай никогда не мог доказать, что именно Ланат выводил на заборах и стенах дурацкие вирши, вроде «Не слишком умен и не то чтобы стар – зато наш десятник из Рода Хасчар!» Или малевал не менее дурацкие рисунки: из колыбели выглядывает карапуз с огромным мечом в детской лапке. Не поймать было мерзавца за руку, не ткнуть носом в паскудные художества.
Или если наемники, столпившиеся вокруг поганца Ланата, время от времени разражаются хохотом – отсюда ведь не обязательно следует, что языкастый наглец плетет байки именно про десятника.
Конечно, командир поопытнее Литисая враз поставил бы дерзкого наемника на место. А Литисай изо всех сил старался не замечать выходки Ланата. Боялся показаться смешным. И гаденыш, которому всего-то было на год больше, чем десятнику, этим бессовестно пользовался…
– Там, под землей, – хмуро продолжил нищий, вновь принявшись покачивать опустевшую чашу, – я руку и оставил. Обвал был, меня засыпало. Отрыть отрыли, но рука – в кашу, оттяпали мне ее. Выжил – послабление мне вышло: запрягли в тележку, пустую породу наверх откатывать… Нет, и вправду послабление: хоть время от времени небо видел и чистым воздухом дышал. А в девяносто третьем году король Тореол, дай ему Безымянные здоровья, женился на светлой королеве Фаури. И на радостях выкупил из плена всех силуранских бойцов, что в грайанское рабство угодили. Три года под землей, не чаял на волю выйти – а дожил все-таки. Денег ни гроша, руки нет, идти некуда – а все же сам себе господин. Брожу по свету, свободе радуюсь, милостыню клянчу… раз уж нет у меня богатой и знатной родни, чтоб из плена выкупила и ковер под ноги постелила – иди, мол, по жизни да не спотыкайся!
Литисай задохнулся от унижения. Это было – словно пощечина наотмашь! Он замешкался на несколько мгновений (отвечать – или сделать вид, что к нему это не относится?). И этими мгновениями спокойно и властно завладел Кринаш:
– А ты, парень, только по ковру ходить можешь, без него на первой кочке споткнешься? Ты о чем думал, когда в наемники шел? Уж такое ремесло – каждый сам за себя отвечает. Убили наемника, ранили, в плен взяли – его риск. Никто за него хлопотать не станет – ни десятник, ни сотник, ни дарнигар… а что король тебя выкупить изволил, так скажи спасибо, потому что и король выручать тебя не обязан!
– Это так, – задумчиво кивнула Румра.
– Так-то так, – огрызнулся нищий, – да только обидно, что о ком другом заботятся, как о принце наследном.
– А ты не завидуй! – отрезал Кринаш. Впрочем, тут же его голос подобрел: – Я вот тоже о тебе заботиться не обязан – а хочешь, еще вина плесну?