Свет и Тень (СИ) - "ASTORIS". Страница 10

— Если мы расстанемся, Рысь, — произнес Альк после паузы, — то я бы не хотел, чтобы ты меня проклинала.

— Проклятья боишься? — слабо попыталась пошутить Рыска.

— Нет, — со вздохом ответил он. — Хочу, чтобы ты меня таким запомнила, как сейчас, а не сволочью, которая тебя использовала и бросила.

Рыска совсем удивилась: от Алька подобных слов слышать ей еще не приходилось.

— С каких пор ты таким стал? — недоуменно спросила она.

— Я всегда таким был, — просто сказал саврянин. — Но не каждому можно это знать…

— Мне, значит, можно?

— Значит, можно, — согласился он со снисходительностью в голосе, но при этом снова крепче прижимая девушку к себе.

— А с другими ты почему так себя ведёшь?

— Жизнь такая… Она нас подчас делает такими, что и сам себя потом не узнаешь. А жестким и циничным живётся проще. Только и всего.

Рыска и раньше-то боялась представить их расставание, а теперь при мысли об этом у неё мурашки по спине побежали — после таких слов.

— Ты и со мной себя так ведешь, — тихо произнесла она.

— Если нам судьба быть вместе, то больше не стану, — пообещал он таким тоном, что не поверить в это было ни под каким видом невозможно. А потом еще и в висок ее поцеловал — с невероятной нежностью. И Рыске стало ещё горше при мысли о разлуке. Она молча и как можно незаметнее вытерла слёзы и попыталась успокоиться.

Помолчав десяток щепок, она спросила, лишь бы сменить тему:

— Альк, а ты в Пристань больше не вернёшься?

— Не знаю, — честно ответил он. — Теперь, если вернусь туда, в любом случае путником буду, точно знаю. Только мне это стало неинтересно, как прочитанная книга. Хотя это даёт власть… Дар, опять же — не тратить же впустую. Не знаю, как получится…

Рыска все никак не могла справиться со слезами. Мысли лезли в голову — одна печальнее другой.

— А к дедушке своему… поедешь ещё? — совсем уж тихо спросила Рыска.

— Зачем? — устало спросил Альк.

— Он наверняка тебя ждёт… — она шмыгнула носом.

— Какая теперь разница? — вздохнул белокосый. — Тем более, я с ним уже… попрощался.

Рыска обхватила Алька руками и пристроила голову у него на груди.

— Можно тебя попросить? — спросила она.

— Можно, — пожал плечами Альк.

Она глубоко вздохнула.

— Я не знаю, сколько мы пробудем вместе, — начала она, — может быть, через лучину уйдёшь, и больше не увижу тебя… Так вот, когда мы расстанемся, навести своего дедушку. Попроси у него прощения… Хотя бы за меня, если за себя не можешь.

— Рысь, ты чего? — удивился Альк.

— Пожалуйста, — прошептала девушка, и он лишь почувствовал, как по его груди потекли теплые слёзы. Как будто летний дождь начинается…

— Ладно, обещаю, — нехотя согласился Альк. Честно говоря, тут Рыска была целиком и полностью права. Извиниться стоило, как ни тяжело это для него было. Дед во всем оказался прав, да к тому же предупреждал строптивого внука заранее. — Если только он еще жив…

— Он дождется, — почти уверенно произнесла Рыска.

— Почему ты так думаешь? — спросил Альк.

— Потому что в этом теперь смысл его жизни…

Альк повернулся на бок и развернул Рыску так, чтобы заглянуть ей в глаза. Смотрел он долго, испытующе, а потом спросил:

— Я вот все не могу понять: почему ты такая добрая, Рысь? Тебе ведь в жизни тоже досталось. Ты что, вообще злиться не умеешь?

— За что мне злиться на твоего деда? — спросила девушка, тихо всхлипнув.

— Да не в этом дело… Почему ты уверена, что за все плохие поступки нужно извиняться и что тебя непременно простят? Может быть, пусть идет как идет, а жизнь рассудит?

— У других, может быть, и так, — согласилась Рыска. — А я по-другому не могу. И вообще, будь я другой, и кое-кто… остался бы крысой за свой язык.

Альк улыбнулся. Да, как страшный сон всё это вспоминается. И нет никакого неприятного осадка или содрогания. Просто еще одна монета в копилку опыта и знаний.

— А еще я добрая потому, что люблю тебя, — Рыска снова села на кровати, серьёзно глядя на Алька сверху вниз. — Мне почему-то хочется, чтобы всем на свете было хорошо.

— И давно ты так ко мне относишься? Может, с того времени, как я был крысой? — Альк хотел над ней подшутить, но Рыска неожиданно ответила:

— Мне иногда именно так и кажется, — она обвела его взглядом, полным обожания. — Ты такой красивый! Ты даже не представляешь…

— Ты же саврян терпеть не можешь, — снова подколол её Альк.

— Кто – я? — совершенно искренне удивилась Рыска.

Детский страх улетучился давно и без следа. Люди для неё не делились больше на саврян и ринтарцев. Нашлись другие критерии, и тем более всё это не относилось к Альку. Этот человек не был похож для неё ни на кого.

— Я про других саврян ничего и не говорю, — сказала Рыска. — Я говорю про тебя. Ты у меня самый красивый, самый умный, самый сильный и … — она покраснела, подбирая слово, но быстро поняла, что таких слов не знает. — И не только…

— И не только? — самодовольно спросил Альк, усаживая Рыску на себя.

Лучину спустя Альк уснул с блаженной улыбкой на лице, приобняв Рыску одной рукой. Перед тем, как уснуть, он прошептал ей что-то по-саврянски.

Девушке отбило сон окончательно. Она осторожно отодвинулась чуть в сторону, вывернувшись из-под его руки, ставшей вдруг невероятно тяжелой, и долго ещё лежала, приподнявшись на локте, неотрывно глядя на него. Спать — это потом. На сон у нее целая жизнь. А Альк, похоже, только на время.

В голове вертелись эти слова…

Несмотря на свою полуграмотность, Рыска всегда была способной, легко и просто всему училась, в частности, саврянский язык давался ей легко, и кое-что она уже понимала. Что сказал Альк, она сообразила сразу. И хотя после таких предостережений она совсем разуверилась, что они пойдут по жизни вместе, услышать такое не отказался бы никто и никогда, пусть и на чужом языке.

Раз сказал, подумала она, значит размышлял об этом. Значит… А может, и ничего это и не значит.

*

Через дорогу от кормильни, за кустами стоял человек — высокий, худой, белокосый, похожий на Алька, словно его же копия лет через двадцать пять-тридцать. Стоял и курил дешёвую цигарку, глядя на третье от угла окно на втором этаже здания. За пазухой у него при каждом движении позвякивал туго набитый кошель, тяжеленный, заставляющий клониться вперед.

Он не успел. На пару лучин не успел…

Когда он тихо приотворил дверь в комнату, которую за злат указал хозяин кормильни, было уже поздно. Надо же, мальчишка-то на самом деле возмужал, ничего с ним от снотворного не сделалось: проснулся раньше, чем отец расчитывал. Да еще и утек тихо, в окно, прямо как в детстве: что дверь кабинета закрыта, посол проверял.

…А они даже не заметили присутствия постороннего в комнате: слишком уж были увлечены друг другом и… процессом. Даже то, что уже почти рассвело, не помогло.

Посол сплюнул на землю. Его до сих пор коробило от воспоминаний… Эти развратники устроились прямо на подоконнике! Как будто кровати мало! С улицы при желании можно было такое наблюдать, что оторопь берет!

А какие стоны страсти слышались на всю кормильню! Кто знает, может быть, и жили бы хорошо… Не будь она ринтаркой, да впридачу еще и весчанкой.

Господин посол ненавидел ринтарцев так же сильно, как Рыска когда-то саврян, и причины у этой ненависти были тоже веские: на войне у него погибли все три брата.

Но дело даже не в этом. Дело в том, что Алька он этому народу не отдаст, и точка. Достаточно этой проклятой Пристани, чуть было не погубившей его мальчика, этих полудиких женщин, с которыми он занимался тем же, чем со своей весчанкой — наверняка же, семь лет ведь там прожил!

Выбросив окурок в кусты, господин посол тихо, стараясь не попадаться на глаза рано поднявшимся горожанам, через подворотню скользнул на соседнюю улицу, где его ждал слуга с коровой. Дальше он шёл по городу как хозяин — хозяином и был.