Война Белой Розы - Фортель Аделаида. Страница 1
Аделаида Фортель
Война Белой Розы
Сколько Роза себя помнила, ей всегда хотелось спрятаться ото всех подальше. Дома она залезала под кровать или забиралась в шкаф. В детском саду подходящих мест было намного больше: шкафчики для одежды, ящики для игрушек, спальня с длинными рядами кроватей и горшечная, в которой можно было выстроить целую стену из горшков и притаиться за ней на корточках. В начальной школе Роза наловчилась прятаться в туалете для мальчиков. Уж где-где, а там ее и не думали искать. Это она точно знала, потому что как-то раз, сидя в каморке для веников и тряпок, услышала, как вожатая говорила Ленке Стецкой: «Не говори глупости, Стецкая. Что ей (то есть Розе) делать в мальчишеском туалете. Лучше как староста класса реши, кто будет ее (то есть Розины) слова читать». В туалете было всегда безлюдно. Оконное стекло закрашено белой краской, которая местами облупилась, – получились крохотные окошки на улицу. В одном показывали кусок асфальта и прилипший к нему мокрый лист. В другом мылась полосатая кошка. В третьем видно небо и тополиные ветки. Картинки все время менялись. Убегала кошка, качались ветки, падали дождевые капли на дорогу, и Розе никогда не надоедало на это смотреть. Так что Роза никогда никому не мешала, и поэтому никак не могла понять, почему их классная руководительница Анна Анатольевна говорила как-то классной руководительнице второго «а»:
– Наша Белая – очень проблемный ребенок.
Так и говорила: проблемный ребенок. Роза случайно услышала, когда за занавеской стояла. Белая это Роза и есть. Фамилия такая. Папа всегда хотел, чтобы его дочку звали как-нибудь романтично: Изабелла или Флоринда. А мама хотела назвать просто Мариной. Розе эту семейную легенду часто рассказывали. И она всегда думала, что лучше бы мама тогда не купилась на принесенный ей в роддом букет из тридцати белых роз, а настояла бы на своем. Оно конечно, Роза звучит приличнее, чем Изабелла, но пусть бы папа сам попробовал побыть Белой Розой хотя бы недельку и поотбивался бы от школьных остряков.
Но настоящий кошмар начался в пятом классе, когда по телевизору запустили мексиканский сериал «Дикая Роза». Тут уже никто мимо Розы не проходил спокойно. Она тогда в считанные дни вышла в лидеры школьного паноптикума. Любому новичку первым делом вели ее показывать. («Во! Вот эту девчонку Белая Роза зовут. Че ты ржешь, серьезно говорю!»). И только после шли смотреть на столяра Михалываныча со стеклянным правым глазом, который точно вампир, и на очень толстую учительницу музыки, как она замечательно на крутящемся табурете смотрится.
Роза сперва очень переживала. Даже дралась поначалу, отчаянно, зажмурив глаза. Но со всей школой драться – не передраться. Вместо одного битого на следующей перемене три небитых появлялось. Роза никому не жаловалась, только плакала вечерами, лежа в постели, и мечтала о том, как было бы хорошо однажды проснуться, а вокруг никого! Только кошки и голуби, чтобы не скучно было. И чтобы везде тихо-тихо. До того домечталась, что понемногу и на самом деле перестала всех замечать. Ее к доске вызывают, а она сидит, словно не слышит. Спрашивают с места, встает и молчит. Попросит соседка карандаш, Роза и ухом не ведет.
Родители испугались и повели Розу сперва к психологу, а затем и к психиатру, где Роза добросовестно отмолчала положенные часы приема. Специалисты написали в карточке «подростковый аутизм», дали рецепт успокоительных капель, (скорее для мамочки), и посоветовали оставить ребенка в покое, авось с возрастом пройдет.
Специалисты оказались правы. С возрастом Розе стало легче. В семнадцать лет она окончила школу, и у нее отпала всякая необходимость выходить из дома. И последующие два года она чувствовала себя абсолютно счастливой. Завела аквариум с рыбками и перечитала всю районную библиотеку. Но родителей такое решение проблемы не устраивало. Они уже давно смирились с мыслью, что ничего толкового из дочери не получится, и поэтому очень хотели внуков. Мама мечтала о девочке Мариночке и тайком вязала ажурные платьица. А папа подписался на серию «Библиотека школьника», аргументируя тем, что там будут книжки и взрослым интересные. Хотя, конечно, какие там внуки, если их несчастную дочь даже на работу не отправить. Уж и продавцом, и в химчистку, и даже уборщицей ее устраивали, но нигде она дольше одного месяца не задерживалась. То ее обсчитают и мыло с витрины украдут, то она задумается и пальто клиента расплавит. А из уборщиц ее уволили по профнепригодности. И как же наконец повезло, когда у соседа из квартиры напротив нашлась сотрудница, чей одноклассник работал в отделе кадров Центральной библиотеки. Уж где-где, а в книгохранилище есть такие места, куда годами нога человека не ступает. Отдел технической литературы, например. Все общения с внешним миром осуществляется через протянутую по всей библиотеке тросу. Приезжают ящики с заказными листками, и от библиотекаря требуется только найти по указанным шифрам нужную книгу, положить ее в ящичек и нажать кнопку пуска. В отделе технической литературы, правда, вакансий не оказалось, но в психологическом как раз уходила в декрет одна девушка, и Розу взяли на ее место не раздумывая.
Работа эта Розе не то чтобы полюбилась, но она нашла в ней привлекательные стороны. Ей понравился особенный книжный запах и гулкая тишина хранилища. Нравилось пролистывать пожелтевшие от старости или хрустящие свежестью страницы, обтирать рукавом тисненые обложки. Нравилось открыть наугад и выдернуть глазами пару абзацев:
«Интеллектуальные маттоиды – это, по мнению Раджи, те неудержимые болтуны, которые, раз заговорив, уже не могут остановить потока своего красноречия, даже если бы и желали этого. Находясь под влиянием какого-то лихорадочного умственного возбуждения, они говорят без логической связи и нередко приходят к выводам, совершенно противоположным тому, что они хотели доказать».
Ничего не понятно, но очень умно. И свободного времени хоть отбавляй. Поэтому у Розы всегда был с собой то томик Булгакова, то ужастик Стивена Кинга.
Успех с трудоустройством вдохновил родителей настолько, что они затеяли разъезд. Папа считал, что Розе надо «пожить самостоятельно» Имеющаяся хрущевская «двушка» шикарно выбирать не позволяла. При самом удачном раскладе разменивалась она на такую же хрущевскую однокомнатку и комнату в коммуналке. И комната должна была быть обязательно в малонаселенной квартире и с приличными соседями (в «варианте» на Владимирской сосед носил прическу из войлочных колбасок и был весь увешен бисерными браслетами). Позже папа прибавил пункт «отсутствие у соседей собак служебных пород». А когда на очередном просмотре его укусила болонка оговорку «служебных пород» убрали, просто – никаких собак. Список необходимых плюсов рос, и выбрать становилось все сложнее. Так что когда, наконец, наткнулись на подходящий вариант, глазам и ушам свои не поверили. Комната на Васильевском острове в двухкомнатной квартире, соседи лет семь не живут и, как уверял агент, жить там не собираются. Практически отдельная квартира, даже с ванной. Правда, этаж последний, мансардный, и окна выходят на крышу. Но зато от метро пять минут ходу, до Центральной библиотеки идет прямой троллейбус, и достается все это Розе с полной обстановкой.
Обстановка, конечно, не ахти какая. Все старенькое, но очень милое. Диван, кресло, самовязанные «дорожки» на полу, круглый стол, накрытый желтой бахромчатой скатертью, четыре стула, и торшер с абажуром. Даже телевизор работающий, черно-белый «Рубин». Помыть-подмести и вполне прекрасно жить можно. Пока мама суетилась с ведром и тряпкой, Роза подошла к окну, отогнула пыльную занавеску и обмерла от восторга. Прямо от ее колен простиралась во все стороны лоскутная панорама из крыш, сияющих на солнце новыми жестяными заплатками. Козырьки с бурой ржавчиной на гранях, дымоходные трубы и телевизионные антенны перемешивались с запыленной зеленью городских тополей. Вдалеке поблескивал тусклым золотом купол Исаакиевского собора, и горела, отражая в глаза солнечный блик, Адмиралтейская игла. А выше – только небо с тяжелыми облаками, и вокруг ни души, как во сне. Только на ближайшем чердаке виднелись следы человека – натянутая поперек окошка веревка с линялыми тряпками.