Ступени в вечность - Минич Людмила. Страница 18

— Я понимаю, понимаю, — покивал Раванга, держа девушку за руку. — Я все понимаю, я вижу, что и как ты сделал. Но скажи это ей. Попробуй! Ты подумал о Ней? Знаешь ли ты, чего она натерпелась в эти дни? — Его голос посуровел.

Высокий и сильный хранитель переминался рядом с ними с ноги на ногу, и Маритху кольнуло злорадство.

— Я ж ей сказал… что гостья она тут, не пленница, — наконец пробормотал Тангар. — Не сообразила она, Великий. Я тогда решил: пускай все думают, что мы из пустошей обычного перевёртыша привезли. Это сейчас я слуховые ходы сюда прикрыл на время. А тогда не мог… Да и при Такхуре… Он же человек надёжный был. Хоть всего год как знаю, но руку оторвать готов был, что надёжный он! Я потому его в первый же день и прислал. Откуда ж я знал, что это горакхово отродье в такую прыть ударится! — скрипнул он зубами, вспоминая Такхура. — До сих пор сообразить не могу, что с ним сделалось! Как пьяный был. Глаза бешеные, язык заплетается. Как мраком накрыло. Я ж его того… — Он сжал кулак, поднял, нерешительно опустил. — Вот я его и… а он в лицо смеётся! Хихикает все по-дурацки да косится зло. Я тогда и подумал, что, может, она на самом деле какая-то… не такая. — Хранитель едва глянул на Маритху, сразу же глаза отвёл. — А этого бешеного я в дозорные на ту сторону Расселины отправлю. Вот буря только стихнет. Раз говорил, что шибко умный, раз и пожить уж там пришлось, вот пускай и развлекается, если охота… если целый будет. А мало ему, так пойдёт обозы добытчикам охранять. Из тех хранителей каждый второй до моста доходит. Если повезёт.

— Не мог он при Такхуре… — проворчала Маритха. — А я уже четвёртый день тут от страха умираю.

Её злорадство погасло, растворилось так же, как прежде злость. Руки Раванги, в которых утонули её ладони, творили чудеса. А может, и не руки это вовсе. Девушка успокоилась. Она ведь не зверь, чтобы рычать на Тангара… как все разъяснилось. Да ещё после того, как тот же Первый хранитель её от Такхура уберёг. Её пожалел, а не человека своего! А мог бы ведь и сам вместе с ним поразвлечься!

— Не буду на тебя больше зла держать, — неожиданно для себя сказала она. — Я стараться буду… зла не держать, — поправилась, краснея до корней волос.

Это Тангар её мыслей не слышит, а Великий все знает. Как тот Ведатель из пустоши. Только от того мощью веяло, силой, а вокруг Раванги будто бы тепло колышется. И покой. А ведь Маритха никогда в жизни не знала покоя. Только сейчас и поняла.

— Большое сердце у тебя, женщина, — отозвался Великий, наполнив девушку теплотой. — Ты сама его не знаешь. Однако плохо не то, что вы с Тангаром чуть врагами не стали. Не о том забота. Плохо, что ты призвала на помощь его. — Он посмотрел на девушку, и даже сомнения не осталось, что Великий слышал её недавний призыв и мольбы к Бессмертным. — Ты сама потянула за тот узел, что он оставил на твоей Нити. Ты дала ему и право, и силу нарушить наш договор. Теперь даже здесь, в Табале, рядом со мной, он волен ко многому, чтобы вернуть тебя. Не ко всему, что пожелает, конечно, но ко многому. Потому что ты сама его позвала.

Он сбил Маритху с толку. Ну, позвала. А теперь он ей не нужен вовсе. Один раз уж отказалась. Так и теперь…

— Про кого это? — подозрительно спросил Тангар, но никто ему не ответил.

— Я же думала… — замялась Маритха, — сгину тут… Отчаялась уже. Вот и позвала. Да что с того? Теперь-то мне от него ничего не нужно.

Что за Ведатель такой, которого сам Великий так боится?

Только успела подумать, как Раванга тут же отозвался:

— Не просто боюсь, Маритха. Очень боюсь. Но не его, а того, что может по его вине случиться.

— С кем? — еле выдавила она, так тревожно стало от его слов.

— И с тобою тоже.

«Тоже»! Девушка невольно дёрнулась. А она-то думала, что Великий о ней заботится.

— И о тебе тоже, — лучезарно улыбнулся он, но первый раз его слова и улыбка не согрели Маритху.

— Да кто он такой? Про кого речь-то? — опять встрял Первый хранитель. — Про того, который в пустоши ни слова не сказал без выверта? Только прикажи, Великий, и хранители с него глаз не спустят, пока этот горакх усатый в Табале ошиваться будет! Отродье Той Стороны!

Он кипел от одного упоминания о незнакомце, что так уязвил его.

— Не прикажу, — вздохнул Раванга. — Бесполезно, Тангар. Не по зубам твоим хранителям эта кость. Не горячись понапрасну, лучше забудь о нем.

В ответ хранитель прорычал нечто невразумительное.

— Перед уходом мне нужно кое-что сказать нашей гостье. Ей одной, Тангар. Не сочти за недоверие. Есть то, чего лучше не знать. И тогда ни один Ведатель не увидит этого в твоей памяти.

Тангар кивнул. Если он хотел большего, то никак того не показал.

— Я буду там, Великий. Позови, когда нужда будет.

Хранитель опустил за собой дверь из щитов горакха, и они остались в каморке вдвоём.

Маритха, наконец, осмелилась поднять на него глаза. Никогда прежде ей не доводилось говорить с Великими. Да что там говорить! Видеть не видела, слыхать только доводилось. За всю её жизнь в Ашанкар только раз наведался один из Великих. Из тех времён смутно помнилась толпа, запрудившая самую широкую городскую улицу так, что не подступиться. Всё головы и головы вокруг, и она, совсем ещё малютка, на плечах у отца. Мать, кажется, держала Ниху за руку… Или Маритха запамятовала, и это она торчала в толпе, не было Нихи… Её отец старался держать дочку высоко над головой, дожидаясь пока далеко впереди сквозь толпу медленно проползут носилки местного Покровителя, нёсшие его гостя, самого настоящего Великого, что почтил своим приездом Храм Ашанкара, небольшого городка в стороне от дорог Великой Аданты, совсем забытого Бессмертными.

Великие… Люди говорят, что они могут все. Именем Бессмертных исцеляют недуги, словом продлевают жизнь и отгоняют смерть, благословляют на достаток и процветание семьи; отводят дурной глаз и воровское отродье от дома — да не единожды, а до конца времён. А ещё дарят женщинам богатых мужей и покровителей, а мужчинам удачу и силу. Так говорил отец. Да что там — все так говорили.

А вот Маритха тогда ужасно перепугалась, по малости лет не понимая счастья, что может с ней случиться. Отцовские руки подгибались под её тяжестью, и девчушка раскачивалась над ревущей толпою. Она помнила только, что ужасно рыдала с перепугу, ничего и никого не видя от слез, а мать и отец кричали ей что-то снизу. Но она плакала все больше и расходилась так, что даже дома её не могли унять до самой ночи. Вот это она помнила хорошо. В тот день Маритха так и не увидела Великого, не получила от него благословения, что на всю жизнь хватило бы… Такой случай упустила. Неужто снилось ей тогда, что в далёких пустошах придётся повстречать живого светоча?

Маритха никак не ожидала, что с виду эти Великие совсем как обычные люди. Неприметные даже. Зато хорошо-то как рядом с ним… Пускай её отсюда заберёт! И ещё: пускай, наконец, растолкует, каким счастьем или несчастьем она вдруг обзавелась, чего всем так понадобилась. Любопытство было больше страха рассердить своего нежданного покровителя. И разве он сам не говорил…

— Ты обещал… — начала Маритха, робея.

Он плавно кивнул.

— Ты хочешь знать, что за судьба уготована тебе Бессмертными?

Девушка кивнула.

— Я обещал. И как только тень упадёт, я непременно расскажу тебе.

Ну вот. Все обманывают, даже Великие.

— Я не собираюсь тебя обманывать, — отозвался Раванга, и Маритха тут же зарделась, забормотала какие-то глупости. — Не укоряй себя, женщина. Нужно много лет упорного труда, чтобы подчинить свои мысли. А в том, что они сейчас так невеселы, есть и моя вина.

Маритха с восторгом внимала. Первый раз, когда её не стыдят. А то от самого рождения: сначала отец с матерью, потом и вовсе всякий, кому не лень. Незнакомый Ведатель, и тот всю дорогу про глупость её рассказывал.

— Саис — один их тех, кто просто так не говорит. Иногда и его следует послушать. Но сохрани Бессмертные с ним договариваться. Даже о малой малости. Он умеет повернуть все так, что вечно будет тянуть из тебя расплату. Да, помощь его велика, но плата всегда, слышишь, Маритха, всегда неизмеримо выше. Запомни это.