Глаз Эвы - Фоссум Карин. Страница 43

Хлебница, внезапно вспомнила она, она стоит на разделочном столе. Или же супница на самом верху углового шкафчика. Может быть, в настенных часах? А вот еще старый рюкзак, который висит на гвозде на стенке – наверняка они здесь, решила она и вытряхнула содержимое рюкзака. Пусто. Эва посветила фонариком на циферблат своих часов, был уже почти час. Потом она пошла в спальни, стала приподнимать постельное белье и матрацы, быстро просмотрела ящики комодов и двух узких шкафчиков, в которых висели ветровки и пуховики. Старая бочка для солений была набита шарфами и шерстяными вязаными носками. Снова на кухню; она принялась открывать одну за другой маленькие фарфоровые баночки, в которых было то, что и предписывали надписи на них: соль, мука, крупа и кофе. Снова в коридор, она запуталась в небольшой шторке, закрывающей скамейку, заглянула под скамью, но не обнаружила там ничего кроме таза, щетки и липкой бутылки средства для мытья посуды. Оставались еще пристройки. Мастерская, кладовка с инструментами и сортир. Дверь угрожающе заскрипела, когда она открыла ее, в помещении не было окон. Пол слегка пружинил под ее ногами. Эва слышала, как скрипит в тишине ее прорезиненная куртка. У стены стоял огромный верстак во всю длину комнаты. На стене щит – с инструментами, контуры каждого предметы обведены карандашом, чтобы не забыть повесить на место, если взял. Еще один чурбан для колки дров. Старая садовая мебель, объеденный мышами поролоновый матрац, лыжи и палки. Лопата для уборки снега. Эва даже не знала, с чего начать. А может, сначала открыть дверь в сортир и посветить вниз? Она вышла в коридор и открыла дверь в туалет. Туалет был крохотный, но рассчитанный на два «посадочных места», дно было далеко внизу. Оба «очка» закрывали крышки из плотного пластика, запаха почти не было, очевидно, туалетом давно не пользовались, к тому же было холодно. На стенке висела фотография кронпринца Хокона в синем джемпере с p?образным воротом. Зубы его ослепительно белели в темноте. Интересно, он знает, что его портретами украшают туалеты? На полу лежал кусок половика. Эва подняла одну крышку и заглянула внутрь. Попыталась задержать дыхание, освещая фонариком яму: а вдруг деньги примотаны скотчем? Она ничего не увидела. Отодвинула вторую крышку, посветила и туда; в темной массе на дне различить что?либо было невозможно, ей удалось разглядеть лишь обрывки белой бумаги. Ей представилось, что два миллиона лежат на дне этой каши, например, в металлической шкатулке. Это было бы не слабо. Она снова выпрямилась и выдохнула. Наверное, ей стоит для верности потыкать туда лыжной палкой или чем?то в этом роде, она же видела несколько пар палок у верстака. Некоторые палки были совсем старые, с обтрепанными кольцами, другие – современные, из стекловолокна, с маленькими пластмассовыми кружками внизу. Внезапно она решила, что она просто дура, деньги, конечно же, не могут быть спрятаны в дерьме, всему же должны быть пределы. Секунду она стояла, не зная, что предпринять. Под верстаком стояли старое, заляпанное краской пластиковое ведро, пара бутылок уайт?спирита и ведерко с краской. Оно было довольно большое, наверное, на десять литров. Она подошла к верстаку, опустилась на корточки и прочитала: темно?коричневый. Потрясла ведерко, услышала, что на дне его что?то болтается. Засунула ногти под крышку и потянула ее на себя, но крышка не хотела поддаваться. Нашла на щите отвертку, засунула ее под край крышки и попыталась поднять. Ведро было заполнено плоскими пачками. Они были завернуты в алюминиевую фольгу и напоминали упакованные в дорогу бутерброды. Хватая ртом воздух, она прижала фонарь к груди подбородком, выудила одну упаковку и начала срывать с нее фольгу. Пачка купюр. Она нашла их.

Эва плюхнулась на пол. Она судорожно сжимала в руках пачку. Надо же, Майя думала так же, как она сама, она положила деньги в пустое ведерко из?под краски! Она спрятала лицо в ладони, потрясенная до глубины души: деньги, о которых никто не знал, которые никому не принадлежали, головокружительно огромная сумма, лежали теперь у нее на коленях. Это как страховка до конца жизни. Она собрала остальные пачки, всего их было одиннадцать. Они были толстые, как четыре?пять ломтей хлеба, подумалось ей; она сложила их в кучку на полу, получилась целая гора. Эва больше не мерзла. Кровь в сосудах бурлила, женщина тяжело дышала, как будто пробежала большое расстояние, ей даже показалось, что лоб у нее вспотел. Она принялась расстегивать молнии на куртке, чтобы засунуть деньги в многочисленные карманы. По две пачки в каждый карман куртки, остальные – в карманы брюк, должны влезть. Но потом надо проверить, хорошо ли она застегнула молнии, нельзя же рисковать, а то деньги выпадут по дороге к машине. Она решила, что побежит к машине, ей необходимо было дать выход той незнакомой энергии, которая наполнила все ее тело. Хорошая пробежка по вереску – вот что ей сейчас нужно. Она поднялась – так было удобнее распихивать деньги – и именно в этот момент услышала звук. Это был знакомый звук, она слышала такие каждый день, поэтому сразу же его узнала, но сердце ее моментально остановилось. Это был автомобиль.

Он ехал к домику! Она слышала, как водитель сбросил скорость, слышала, как замерзший вереск корябает крылья машины. Яркий свет фар проник в дом, осветил стены, а она стояла с пачками денег в руках, превратившись в соляной столб, у нее в голове не осталось мыслей, их как ветром сдуло, она была в панике, но тело ее действовало как бы само по себе, оно стало действовать, а мысли едва поспевали за ним; она почти удивилась тому, что засунула пачки назад в ведерко, плотно закрыла его крышкой, стараясь не шуметь, пробежала по комнате – пол тихонько скрипнул… Звук мотора тем временем приближался. Она открыла дверь сортира, отодвинула в сторону крышку одного из люков и опустила ведерко вниз. А потом выключила фонарь.

Хлопнула дверца машины. Она услышала быстрые шаги и скрежет ключа в дверном замке. Была ночь, и кто?то пытался открыть дверь дачи Майи! Этот человек явно явился сюда с дурными намерениями, подумала она и услышала, как заскрипели проржавевшие петли и кто?то вошел в маленький коридор. Через пару секунд этот человек обнаружит открытое окно. Он обыщет всю дачу. Эва больше не соображала, она чувствовала себя стоящей на палубе горящего корабля; сейчас она наверняка предпочла бы бурлящее ледяное море. Она решительно просунула ногу в «очко». Дырка была слишком маленькая, она не смогла засунуть туда и вторую ногу тоже, поэтому вынула из «очка» ногу, села рядом и просунула туда обе ноги сразу. Опираясь о края дырки, она стала медленно спускаться вниз, в темную дыру, отчаянно болтая ногами в ожидании опоры; наконец ноги ее погрузились в мягкую массу. Она опять услышала шаги – человек ходил по даче; она схватила фонарь и положила его у ног. Потом села на корточки – ей пришлось присесть низко?низко, чтобы плечи тоже ушли в дырку, рука же ее в темноте пыталась нащупать крышку люка, чтобы снова закрыть «очко». Она осторожно поставила ее на место – почти себе на голову. И осталась в кромешной темноте, чувствуя, что проваливается все глубже. Она решила переменить позу: сидеть на корточках было неудобно, она просто села. И продолжала проваливаться. Положила голову на колени. Когда она стояла наверху в сортире и светила вниз фонариком, она почти не ощущала запаха; теперь же зловоние становилось все нестерпимее, ведь она постепенно согревала дерьмо теплом собственного тела. Она сидела на дне выгребной ямы, стараясь дышать как можно осторожнее, упираясь носом в колени; фонарь откатился в сторону, дотянуться до него она не могла. Хлопнула дверь, и она услышала ругань. В доме был мужчина, и он был в ярости.

Дышать приходилось через рот – Эва боялась, что если она будет дышать носом, то из?за проклятой вони тут же потеряет сознание. Она попыталась прислушаться и определить, чем же он занимается там, наверху. Он что?то искал, в этом не было никаких сомнений. Он уже не старался действовать бесшумно, не исключено, что он даже зажег свет, подумала она, и внезапно вспомнила про рюкзак, который оставила на полу в гостиной. И чуть не умерла от страха. А вдруг он видел свет ее фонарика? Нет, это вряд ли. Но рюкзак на полу – поймет ли он, что она все еще в доме? Тогда он наверняка перевернет все вверх дном, чтобы найти ее. А может быть, он как раз этим и занимается сейчас. Он может в любой момент войти в сарай и распахнуть дверь сортира. Но станет ли он отодвигать крышки? Придет ли ему в голову заглянуть вниз? Она еще сильнее вдавила нос в колени, осторожно дыша ртом. На короткие мгновения наступала тишина, потом она снова слышала шум. Через несколько минут она услышала звук приближающихся шагов. Он был в коридоре. Что?то со стуком упало, потом раздались новые проклятия. Он затопал по полу. Снова стало тихо. Она представляла себе: вот он стоит, смотрит на дверь сортира и думает о том, о чем на его месте подумал бы каждый: кто?то прячется там, за дверью. Он сделал еще несколько шагов. Эва пригнулась и стала ждать; услышала, как он с силой, наверное ногой, распахнул дверь. На несколько секунд жизнь ее прекратилась, она вся превратилась в дрожащую массу, состоящую из страха и пульсирующей крови; вдруг все остановилось, дыхание, сердце, а кровь стала тягучей, как густая каша. Возможно, он в метре от нее; возможно, он слышит ее дыхание; она перестала дышать, чувствуя, что ее легкие вот?вот разорвутся. Каждая секунда длилась вечность. Потом она снова услышала шаги – он уходил; затем остановился у верстака. Эва сразу же подумала, что ему, должно быть, понадобилось в туалет, если он будет искать долго, ему наверняка скоро понадобиться в туалет, и тогда он вернется, отодвинет одну из крышек и станет мочиться в одну из дырок. Тогда он намочит либо ее ноги, если выберет «очко» у стены, либо голову, если предпочтет соседнее. А если он включит свет, то увидит, что кто?то сидит там внизу, в темноте, сжимая между ног ведерко из?под краски. Она не могла понять, кто бы это мог быть. Майя сказала ей не всю правду, о чем?то она умолчала; это Майя втравила ее в эту кошмарную историю так же, как и раньше; она проделывала это тысячи раз; это Майя предоставила ей возможность заполучить эти деньги, целую кучу; ей самой это даже в голову бы не пришло, ей надо было лишь немного денег на еду и чтобы счета оплатить, зачем ей больше? Она вообще могла бы отдать ему все, не исключено, что они могли бы поделить деньги между собой; почему все деньги должны достаться только ему, у него на них не больше прав, чем у нее; они с Майей были подругами детства, они всегда всем делились. И Майя назначила наследницей именно ее. Сейчас мужчина рылся в ящиках с инструментами и разным барахлом, он совершенно не боялся, что его кто?то может услышать, он был в ярости, судя по производимому шуму, дача после его поисков наверняка будет выглядеть как поле брани. Она подумала, что он, возможно, решит заночевать, уляжется на одну из кроватей под теплую перину, а она будет сидеть здесь, в куче дерьма, ноги ее потеряют всякую чувствительность, даже гангрена может начаться, а если она просидит здесь до утра, то просто умрет от холода, отчаяния и этого чудовищного зловония. Господи, только бы это был обычный вор, такой же, как она сама, тогда ему придется уехать еще до того, как станет рассветать. Оставалось надеяться только на это. Она надеялась, а он ходил по всей даче и искал, искал, искал… Она почувствовала, что становится какой?то вялой, ей захотелось спать, подумала, что ни в коем случае не должна заснуть, но голова и тело уже не слушались ее, да и запах не казался таким нестерпимым, а может быть, она уже потеряла всякое обоняние. Как хорошо было бы немного вздремнуть; внезапно ей пришло в голову, что, возможно, выбраться наверх будет трудно; как она сможет выпрыгнуть из этой скользкой, похожей на болото массы, в которой она сидела; что, если она так и останется сидеть здесь, так и умрет здесь с двумя миллионами в кармане. Может, ей стоит закричать, позвать на помощь, выбраться и скинуть с себя одежду; уж лучше она поделится этими чертовыми деньгами с этим бедолагой, который возится там, наверху, и не знает, где еще искать. Некоторое время она размышляла об этом, но вдруг наверху наступила тишина – наверное, он лег на диван, забрался под клетчатый плед. Может быть, слазил в подвал и нашел себе бутылку красного, подогрел его на газовой горелке, добавил сахара; горячее и сладкое красное вино, грубый шерстяной плед и немного огня в камине. Она пошевелила пальцами, чувствуя, что они немеют. Она как бы закрылась от холода, от запаха; она закрыла глаза, мозг, оставила открытой лишь маленькую щелочку на тот случай, если ему придет в голову вернуться, чтобы помочиться или чтобы продолжить поиски, но щелочка становилась все меньше и меньше. Эва все больше погружалась в темноту, и последняя мысль, которая пробежала в ее голове, была: «Господи, как же я здесь очутилась?»