Кабаны города Каннута - Валин Юрий Павлович. Страница 46

В какой-то момент стало легче. Тварь перевернулась, забилась. Даша поняла, что чудовище выпустило Костяка. Теперь сама девушка лежала на спине, из всех сил удерживая на себе пятнистое бьющееся тело. В этом было что-то жутко непристойное. Вонючий зомби был полностью обнажен. К счастью, его причиндалов Даша не видела.

Костяк поднялся, отлетел, сбитый ударом длинных рук. Тварь билась как на электрическом стуле, лупила острыми локтями по ногам Даши. Каким-то чудом девушка еще удерживала противника. Костяк возник сбоку, навалился, прижимая к земле. Под двойной тяжестью Даша начала задыхаться. Дага норовила вырваться из рук. Лохматый вонзил нож в горло твари.

– Жмур, – рычал Костяк. – Сука!

Даша поняла, что он перепиливает горло твари. Скрипело лезвие воровского «пера». Тварь рванулась, отрывая Дашу от земли. Из горла вонючего урода вырвался оглушительный вой:

– Уууууу-иии-уууууууу!!!

В вое отчетливо слышался жалоба и ужас.

Даше стало легче, она шлепнулась на спину. На груди лежала, наконец-то отделившаяся от тела, голова монстра. Девушка поспешно скатила страшный шар в сторону, села сжимая дагу. Костяк с «пером» у бедра стоял рядом. Безголовое тело чудища неуверенно поднялось на ноги, сделало несколько заплетающихся шагов вглубь двора.

– Тухлятина неугомонная! – в отчаянии заорала Даша.

Ноги безголового окончательно заплелись, он завалился. Рука попыталась опереться в землю, поскребла суставчатыми пальцами и замерла.

– Всё? – дрожащим голосом поинтересовалась Даша, поднимаясь на колени.

– Наверное, – пробормотал Костяк, пытаясь вытереть лезвие ножа пучком соломы. – Без головы он не очень-то…

Голос у парня был хриплый, но твердый, зато руки дрожали.

Даша посмотрела на голову, валяющуюся под стеной сарая. Голова тоже смотрела на Дашу. Не страшно смотрела, отстраненно. Девушка поспешно вскочила на ноги. Темные глаза мертвой головы равнодушно закрылись.

– Сдох, – сказала девушка и всхлипнула.

Дверь трактира распахнулась и во двор вылетела низкорослая фигура. Это был Утбурд, без рубашки, зато вооруженный двумя кинжалами. Потом во двор люди повалили сплошной толпой. Даша никуда смотреть не хотела, – хлюпала, уткнувшись в плечо лохматого.

– Даш, я грязный, – прошептал Костяк.

– Я тоже, – пробормотала девушка. – Зубы…

– Что, зубы? Почистить? Я утром чистил, как говорила.

– У него зубы. Грязные. Помыться нужно. Яблоневкой. Заразный…

– Пойдем, – прошептал лохматый, увлекая её к дверям.

– Йиену пришибли! – хрипло завопил на весь двор Утбурд.

Рассвет принес истинное облегчение. В чужой рубашке сидеть было противно, к тому же ворот тер шею. Еще пришлось смотреть на труп вонючего йиены. Безголовый, которого отволокли к воротам, выглядел отвратительно. Даша изумлялась про себя – неужели, с этим чудовищем в обнимку по земле каталась? Тошнота то и дело подступала к горлу. Хорошо, что отдувался за всё Костяк. Парень рассказывал любопытствующим о битве с такими подробностями, которых сама Даша совершенно не помнила. Катающиеся по земле тела, клинок трудно входящий в бесчувственную плоть, отвратительно редкие грязные волосы, лезущие в нос, – вот и всё. А у Костяка в рассказе и тактика, и стратегия, и мысли глубокие. Наверное, так и нужно. Авторитет лохматого точно возрастет. Может быть, его и до полуторадесятника повысят. Тьфу! Даше очень хотелось оказаться дома. Рядом с Эле, с Вас-Васом. Дома никогда ничего не происходит. Не нужно никому головы отпиливать. А здесь стой в толпе, кивай как дура на идиотские вопросы. И откуда народу столько набежало? В «Треснувшей ложке» столько посетителей и жильцов не было. Соседи приперлись?

Следствие быстро установило детали злодейского замысла йиены. Чудовищный пожиратель трупов затаился в углу двора, за старыми досками. Выжидал появления одинокого человека. Даша безуспешно пыталась догадаться, почему одиноким человеком оказалась не она, а куда более крепкий Костяк. Впрочем, разве можно догадаться, что в голове у трупоеда? Возможно, он мужчин больше любил. Извращенец. Истинная загадка в другом – почему йиена вообще оказался за городскими стенами? Такого случая никто из горожан припомнить не мог. Йиены, как известно, заводились исключительно на пустошах у кладбищ. Из-за мерзкой привычки выкапывать и употреблять в пищу свежих покойников, никаким уважением твари не пользовались. Их раньше, собственно говоря, и не боялись. Это ведь даже не дарки – так, полумертвецы тупые. Обычно, смотритель кладбища, увидев две-три разрытых могилы, собирал ночную облаву. Йиену выслеживали и дружно рубили в куски. Десяток-другой добровольцев всегда находился, – гонораром за бессонную ночь и схватку в свете факелов служили драгоценности, кои бесчестный трупожор имел привычку сдирать с мертвых тел и цеплять на себя. Подробности некоторых особо отвратных привычек йиены вызывали у Даши новые приступы тошноты. Ну, неужели обязательно о таких гадостях смачно рассказывать? Где все эти повествователи были, когда несчастная девушка с зомби обнималась?

Впрочем, в толпе больше обсуждали другое, – раз даже йиены в город пробрались – дело совсем плохо. Значит, дарки действительно сообща войной идут.

Наконец, можно было со двора уйти. Костяк, отдуваясь, сел за стол:

– Ну и ночка. Я когда-нибудь спать лягу или нет?

– Сейчас отметим победу и вздремнем, – провозгласил Утбурд, размахивая мешочком с украшениями, снятыми с тела трупоеда. – По-крайней мере, не зря ночь пробегали.

Ресничка уже несла кувшин с пивом.

Утбурд брякнул мешочек на стол:

– Делите. Мне, как сидевшему в резерве, что-то полагается?

Даша не выдержала и хлюпнула носом.

– Ты чего? – удивился карлик. – Я шучу. Всё ваше с Костяком. Вы же так вовремя полюбезничать во двор вылезли. Нам только пиво поставите, если не жалко.

– Она сначала дерется, потом бояться начинает, – объяснил лохматый, обнимая подругу за плечи.

Даша уткнулась носом ему в шею, с облегчением захныкала. От Костяка привычно пахло сыромятной кожей, яблоневкой, которой пришлось чуть ли не умываться после схватки, и чуть-чуть трупным разложением. От самой Даши пахло очень похоже, поэтому можно было нос не воротить, а спокойно поплакать.

– Да, для девушки в морду трупожору посмотреть, это не юбку новую выбрать, – с сочувствием сказал Малыш. – Ты, Аша, поскули, это ничего. На твоем бы месте, любой бы обделался. Вообще, девки у вас в Замоскворечье смелые. Мара, да хватит тебе глазеть, разливай пиво. До рассвета всего ничего осталось….

Домой Даша поплелась с первыми лучами солнца. До этого они с лохматым успели немного подремать, обнявшись прямо на лавке. На этот раз, Костяк никаких амурных поползновений не предпринимал, – полностью выдохся парень. Даша хотела чтобы он в таверне спать завалился, но нет, потащился провожать.

Улицы были пусты. Видимо, даже рынок нынче открывался позже.

– Лохматый, ты извини, что я перед твоими слюни распустила. Я испугалась, – сказала Даша.

– Брось, – сонно пробормотал Костяк. – Что, ребята, не понимают? Ты же не кверху лапками без чувств валялась, когда мы с йиеной по двору кувыркались. Ты у меня девочка смелая. А слезы – сено пустое. Вон, Утбурд, когда за нож берется, визжит как поросенок молочный. После дела сам над собой ухохатывается. И ребята смеются. Ты в голову слезы не бери. Перед своими можно.

Лапа лохматого обвила талию Даши, но девушка возражать не стала. Глупость, конечно, но про «смелую девочку» слышать приятно.

– Йиена?! Да вы спятили! – Эле открыла рот, чтобы исчерпывающе высказаться по поводу столь неуместной утром брехни, посмотрела на исцарапанную шею лохматого, на его отсутствующее лицо. – Вот дерьмо! Пустить вас никуда нельзя, – хозяйка пихнула парня к своей кровати. – Иди, поспи, ворюга непутевый, а то на улице свалишься.

Костяк что-то промямлил, но Эле подтолкнула его еще решительнее: