Ничего неизменного - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 44

Когда они искали кого-нибудь, чтобы убить, оставить их без внимания было все равно, что самому выйти под пули или подставить шею под лезвие сабли. Но ехать в Алаатир — это быть еще ближе к пулям и сабле, и к смерти.

Тем утром, когда вернулись домой, Заноза не стал включать свой гигантский телевизор в северной гостиной. И ноутбук включать не стал. И забрал у Хасана книжку, с которой тот собирался скоротать время до рассвета.

— Все равно ты не будешь читать. Будешь думать про Хольгера. А я про него думаю последние десять дней, — он прошелся туда-сюда перед диваном, как по сцене, развернулся лицом к Хасану. Мухтар насторожил уши и замахал обрубком хвоста. — Хольгер двенадцать раз менял личность. И из этих двенадцати, шесть раз брал имя Август. Жаль, мы не знаем, как его назвали родители, но остальные имена тоже говорящие: четыре раза Цезарь и дважды — Каспар.

Хасан не возражал против театральности. Не выделываться Заноза не мог, зато выделываться умел. Приятно смотреть, как кто-то делает то, что умеет. Он раньше рассказал бы о количестве личностей Хольгера, и о том, что тот отдавал явное предпочтение одному имени, если б отчитывался о промежуточных результатах своих свиданий с мисс дю Порслейн. Но Заноза изменил обыкновению рассуждать вслух. Кроме мисс дю Порслейн, у него была еще и Берана, и он переписывался с Соней, а в его сердце заняла место белокурая принцесса Лэа — слишком много странно ведущих себя созданий, людей и нелюдей, чтобы он мог быть уверенным в правильности своих рассуждений или хотя бы в том, что думает в верном направлении.

— Цезарь, понятно. Царское имя. А что с Августом и Каспаром?

— Август означает «священный», что-то вроде того. А еще это имя, которое сенат предложил принять императору Октавиану. В знак почета и уважения, как спасителю отечества, в общем, чтоб всем было ясно, что парню есть, чем гордиться. Ну, а Каспар — это христианская легенда. Поклонение волхвов, все дела. Все три имени царские.

Образование они получили все-таки разное. Чему только не учат мальчиков в английских военных школах! Хасан что-то смутно припоминал про Октавиана Августа, но он не отличил бы одного римского императора от другого, если только того не звали Юлием Цезарем.

— Хольгер неплохо знал историю. И что?

— В те времена сложно было не знать историю. Читать-то нечего. Царские имена, Хасан. Чувак тщеславнее, чем я, мне достаточно быть Занозой. Но если б на меня не охотился каждый десятый европейский вампир, я бы обиделся.

— Каждый второй.

— Да ладно!

— Был бы каждый первый, если б каждый второй не понимал, насколько ты опасен. Ты — убийца ратуна, ты вне закона, любой безнаказанно может взять твою кровь. Это большой соблазн. Если бы ты уделял своей безопасности больше внимания, ты бы об этом знал.

— Ты узурпировал заботу о моей безопасности, когда запер меня в сейфе. Под нелепым предлогом. И без интернета.

— Три снайпера, про которых до сих пор неизвестно, чьи они были. Плюс отряд комеса, плюс все венаторы острова, плюс лично тийрмастер. Чего, интересно, ты ожидал, вламываясь в Мюррей-мэнор?

— Я их ограбил! — Заноза возмущенно растопырился, — я не просто так вломился, а с пользой.

— Которая заключалась в том, что против тебя ополчились все мертвяки Великобритании, включая ирландцев? Мальчик мой, когда вампиры объединяются с венаторами для того, чтобы поймать кого-то, тому, кого они ловят, следует пересмотреть свою трактовку слова «польза».

— Мы сменили климат, — колючки растопырились еще сильнее, — здесь гораздо лучше.

— Да я разве спорю?

В результате вылазки Занозы в Мюррей-мэнор, официальную резиденцию венаторов, их головной офис, вспыхнула локальная война, которая, к счастью, быстро закончилась. В нескольких графствах сменились тийрмастеры, уличенные в связях с охотниками. Полетели головы и в венаторских верхах. В итоге перемены пошли на пользу и вампирам и, наверное, охотникам, но точно не Занозе.

Хасан вывозил его из тийра под обстрелом. Они улетели в Алаатир, сбежали, если называть вещи своими именами, и надолго потеряли возможность вернуться в Великобританию.

Заноза говорил, что здесь лучше климат, говорил, что здесь тепло и океан, и что он больше всего на свете любит океан и когда тепло, и ненавидит дожди. Так оно и было. Только больше всего на свете он любил Англию.

Sevdiğinden ayrılan yedi yil ağlarsa, yurdundan ayrılan ölüme dek ağlar [13].

— Он знал о нас, — Занозе достаточно было услышать, что с ним не спорят, чтобы закончить дискуссию о пользе, — Хольгер знал о нас. Перед тем как поехать в Алаатир, он навел справки о том, насколько опасны местные вампиры. Все мертвяки это делают, когда едут на чужую территорию. Все, кому больше ста лет от афата. Особенно, если они нарушают закон. Мисс дю Порслейн сказала, что он знал о нас, да и то, как он сбежал, едва увидев меня, говорит само за себя. Он ведь не трус. Но и не дурак. Потому и смылся, даже не попробовал подраться.

— Это говорит о том, что он знает о тебе, а не о нас, — уточнил Хасан.

— Мы друг от друга неотделимы, — Заноза сцепил указательные пальцы, — всегда вместе, даже охотимся вместе. И сколько мы перебили вампиров — не сосчитать. Вот и представь, Хольгер знает, что он преступник, знает, что мы убиваем преступников, знает, что мы круче всех…

Хасан не удержался от улыбки, и Заноза, досадливо пффыкнув, уселся рядом с ним. Мухтар сразу подошел, чтоб положить башку на обтянутые черными джинсами колени.

— Ладно, — Заноза похлопал пса по лбу, подергал за ухо, — это я знаю, что мы круче всех. Но Хольгер самолюбив. А мы на него охотимся. И мы… достаточно круты, чтобы наше внимание стало поводом для гордости, извращенной, но понятной. Что он знает о событиях в Крестовнике? Он знает, что мисс дю Порслейн исчезла. Их связь прервалась. Значит, мы ее убили, так? А раз мы ее убили, значит, она стала нам не нужна. А раз она стала нам не нужна, значит, она рассказала нам все, что знает о нем. Что он сделает? — взгляд синих, не накрашенных глаз был таким требовательным, что стало ясно — вопрос не риторический.

— Вернется в Европу, заберет из всех своих убежищ все, что представляет для него ценность, обналичит деньги или переведет на другие счета, и будет какое-то время наблюдать за убежищами, чтобы знать, что мы сделаем, когда там появимся. 

— Ага, — Заноза широко улыбнулся, и Мухтар завилял хвостом с еще большим энтузиазмом, — деньги он уже перепрятал, я знаю куда, и обязательно ими займусь. Но, Хаса-ан, мы понятия не имеем, где его убежища. И мы там так и не появились. Представляешь? Себя на месте Хольгера представляешь?

— Нет, и не хочу. Это твоя работа.

— Да я бы озверел. Какого хрена?! Стоило лететь через океан, нагадить в душу всем местным вампирам, начиная с тийрмастера, спровоцировать нападение двух самых… ладно, двух очень опасных парней, которые, кстати, известны тем, что всегда убивают тех, кого решили убить. Стоило делать все это, чтобы просто вернуться домой? Вернуться, и убедиться, что тобой абсолютно никто не интересуется. Хасан, признайся, это и тебя бы напрягло.

— Меня. Но не мое самолюбие. Я заподозрил бы нас в чем-то более изощренном, чем могу представить. Счел бы, что мы еще опаснее, чем принято думать… — Хасан хмыкнул и признал, — и постарался бы выяснить о нас как можно больше. Чтобы точно знать, что мы предпримем, и с какой стороны нас бояться. Но для этого не обязательно лететь в Алаатир.

— Ага. Можно поискать информацию у других вампиров, например, у тех, кто ее продает и покупает. Только с ними деньгами не рассчитаешься, им нужна или равноценная информация, или кровь. Хорошая, старая кровь. Такая как у Хольгера сгодится, не вопрос, ему никто не мешает наделать новых най и отдать их в обмен за сведения о нас. Но если мы ищем его, создавать новых най слишком опасно. А представить, что мы его не ищем, он не может, потому что это бесит-бесит-бесит! Он слишком хорош, чтоб мы просто выкинули его из головы.