Ничего неизменного - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 50

— Хватит, — Лэа пнула его под столом. — Не «мы», а «они». Ты не демон!

Он бы видел, какие у него стали глаза, когда Заноза спросил про души! Мартин не демон, он не хочет быть демоном, и он старается. Но если ему не помогать, демонизм его затянет, как наркотик. А все эти разговоры — любые разговоры о том, что могут демоны, и какие они бывают — заставляют его думать о новой дозе, а не о том, что он человек и хочет быть человеком.

— Лэа, Занозе больше спрашивать не у кого. Я же не буду на практике ему показывать, как забирают души.

Мартин не понимал, и не чувствовал, как близко он был к тому, чтобы покончить с теорией. Это началось не сегодня, не сейчас, это продолжалось уже довольно долго. Последние две недели Лэа видела симптомы, а начало болезни она пропустила. Оно прошло незамеченным. Что-то случилось, Мартин ослабил контроль, и человечность начала соскальзывать с него. Когда? Почему?

Не хотелось думать, что дело в Занозе. Дело, наверняка, в Беране. Пока она держалась подальше, знала свое место, и не воображала, будто как-то связана с Мартином, ничего не происходило.

— Обязательно нужна сделка?

— Обязательно нужно добровольное согласие. Душу нельзя отнять силой, человек должен захотеть отдать ее. Ну, и не человек. Любой, у кого есть душа, может с ней расстаться только по своей воле, потому, что захочет этого. В Кариане демоны действуют с размахом, становятся богами, и получают души всех, кто проходит обряд приобщения к религии. Их вассалы кормятся тем, что перепадает от сюзеренов. А одиночки сами пытаются добывать души, но это почти нереально. Не знаю, за что человек может отдать душу… — Мартин покачал головой. — За что-то… нет, не знаю. Не представляю.

— За любовь, — Заноза поморщился. — Я представляю. Но только за настоящую, а не за глупую.

— Если человек глупый, то и за глупую отдаст. Но нет, за любовь все-таки вряд ли.

Заноза взглянул на Лэа. Она злилась, и понимала, что он видит, что она злится. От этого злилась сильнее. При чем тут души? К чему этот разговор о демонах? Проблема, которую нужно решить — продажа души? Да что за фигня?!

Мартин становился человеком уже три года. Он изменился так сильно, что Лэа начала ему верить почти как Сергею. Бросил все свои демонские замашки — у него давным-давно не менялись глаза, не трансформировались руки, не появлялось желания выпить крови. И никаких больше вспышек чародейства, похожих на полтергейст.

Лэа не нужны были волшебные цветы в спальне, не нужны порталы в неведомые, сказочные места, не нужны чары, превращавшие их дом в сид или волшебный замок. Это все было красиво и чудесно, но отнимало у Мартина человечность. Превращало его обратно в демона. Которым он не был.

Полукровка, рожденный человеческой женщиной, выросший с людьми, он не должен был уходить в волчью стаю! Он не хотел туда уходить. И Лэа сделала бы все, чтоб помочь ему остаться. А Заноза своими вопросами выманивал волков. Лэа чувствовала, как они подбираются все ближе, окружают, и воют, воют где-то во тьме, ждут, когда Мартин подаст голос в ответ. Если услышат — мгновенно окажутся тут. Среди людей. И тогда живых не останется.

— Ты, наверное, нужен господину Эрте, чтобы вернуть ему Мартина, — сказала она. — Сам не понимаешь, что делаешь.

— Да нет, Заноза нужен Коту, чтоб… — Мартин запнулся. — Короче, у Занозы есть всякие полезные качества, которых у меня нет. Кот хочет, чтобы я стал коммуникабельным и социальным.

— А, кстати, это не он был? — Заноза взял наладонник и стило, с минуту почеркал по экрану, и показал Мартину и Лэа. — Скорпион. Алакран — это же Скорпион?

Портрет был — один в один. Почти фотография. Лэа и не знала, что можно рисовать так быстро, и так точно. Мартин тоже быстро делал наброски, но не с фотографической точностью.

Мартин, вообще, не любил реализм. И пока не полюбит, ему лучше не рисовать. Потому что его картины — еще одна приманка для волков.

— Кот, — сказал Мартин.

— Господин Эрте, — Лэа кивнула. — Где ты его видел?

— Здесь, на кладбище. И это тоже связано с Бераной, хотим мы того или нет.

— Мы не хотим! — все, так больше нельзя. Надо расставить все точки прямо сейчас. Для Занозы — сейчас, а для Мартина — как только они окажутся дома. — Заноза, во что бы тебя не втягивали, держись от этого подальше. От всего, где есть Эрте и Берана. Ты пропадешь сам, и подставишь нас с Мартином. Очень сильно подставишь.

— Лэа, — Мартин обнял ее, но она вырвалась, недовольно передернув плечами, — ты понятия не имеешь, о чем речь. Заноза еще ничего не рассказал…

— Заноза превращает тебя в демона! Все, хватит, мы идем домой, — Лэа встала, и Заноза тут же поднялся.

Блин, ну, вот как так? Он… совсем не человек. Но это нормально, потому что он не чудовище. Почему Мартин не может быть таким? Почему демоны не могут быть такими?

Лэа рада была бы помочь Занозе, и очень не хотела его обидеть. Но Мартин важнее, Мартин важнее всего.

— Мартин, пойдем, — ей хотелось погладить Занозу по голове, и хотелось разбить об голову Мартина разделочную доску, — нам надо поговорить. Заноз, извини, что так вышло.  

— Зуэль видел, как я убиваю, — сказал Мартин, когда Лэа исчезла во вспышке портала. — А Лэа была там. Я чуть не убил и ее тоже. Она знает, что если это случится снова, я ее убью. Я же не понимаю, что делаю, мне все равно.

— Ты ранил ее, когда стал демоном?

— Хищником. Это особенность некоторых демонов. Мы превращаемся в… существо. Во что-то, что называется «кафарх». Оно создано для боя. Никаких чар, никакого оружия, только для рукопашной.

— Боевая форма?

— Ну… да. Что-то вроде. Эрте говорит, что хищник есть у любого из Алакранов, но он — единственный чистокровный Алакран, других нет. Я вообще неизвестно кто и откуда, — Мартин понимал, как странно это звучит, однако с Эрте, как с Занозой, странным было все, и оставалось лишь принимать странности, как должное. — Может быть, он меня усыновил потому, что во мне тоже есть кафарх. Только я своим не умею управлять. Он управляет мной.

— И убивает.

— Да. Все, что видит.

— А Лэа думает, что это и есть демон?

— Да. И поэтому…

— Я понял, Мартин, — Заноза был задумчив, почти рассеян, иначе не стал бы перебивать. — Лэа думает, что твоя демоническая половина — это наркотик. Она права?

— Я не знаю.

Как это объяснить тому, кого никогда не разрывала пополам двойственность собственной натуры? Быть человеком — значит быть с Лэа, жить среди людей, быть счастливым. И быть лишь половиной себя. Быть демоном — значит быть собой. Но в одиночестве. Без любимой женщины, без друзей, без дела.

Выбор очевиден. Но себя иногда очень не хватает. Если бы можно было не выбирать! Но нельзя объяснить Лэа, что демон и кафарх — не одно и то же.

— Лэа права в том, что если я перестану держаться за человечность, кафрах не будет спать так крепко, как сейчас.

— Хасан называет это «hayvan», — сказал Заноза.

— Твоего хищника? — уточнил Мартин. И объяснил, в ответ на удивленный взгляд: — Иногда он близок к тому, чтобы проснуться, и тогда я его чувствую.

— Проснуться? — повторил Заноза, будто прислушиваясь к слову. — Хасан тоже говорит, что это не я, а что-то во мне. Что-то, что, наверное, может и просыпаться, и засыпать. Но он ошибается. Это тоже я, просто очень злой и без тормозов. В последний раз, когда я так психанул, Хасану пришлось пробить мне сердце ножом, чтоб успокоить. А в предпоследний, — Заноза улыбнулся, — я убил нужных ему вампиров. Тогда он и велел мне завязать с дурью. Сказал, что раз я создал ему проблемы, мне их и компенсировать. Если Лэа всадит нож тебе в сердце, ты, скорее всего, умрешь, поэтому она выбрала второй вариант, и помогает тебе соскочить с иглы. Ты правда считаешь, что любовь не стоит того, чтоб отдать за нее душу?

— Я готов отдать душу за Лэа, — сказал Мартин, отчаявшись уследить за плетением упырьих мыслей.