Квадра (СИ) - Воронина Тамара. Страница 11

– Едва ли не половину? – хмыкнул властитель. – Только не говори мне, что Нирут не дает тебе эликсира. Как ты думаешь, сколько лет императору?

– Я не думаю, а знаю. Сто двадцать с хвостиком. И члены его семьи соответствуют. Но я-то не император.

– Разумеется, ты не император. Но ты, как и император и некоторые члены его семьи, получаешь эликсир. Для Нирута ты намного важнее. Императора вполне может заменить его сын или его племянник, они вполне подходят для этой роли, однако тебя заменить некем. Квадра едина. Теоретически можно подыскать кого-то, но на практике это почти невозможно. К тому же утеряны методики подбора Квадры… Когда вымерли фруги, мы какое-то время еще создавали триады, но они не так эффективны… Вы – первая Квадра за шесть сотен лет. Скажи, ты вспоминаешь герцогиню?

Если Нирут ему рассказал все… Рассказал. Точно ведь – рассказал. Ну и что? Можно, конечно, выразить хозяину свои «фи», а что изменится-то? мерзковато…

– Не особенно.

– Почему?

– А смысл?

– Оставил в прошлом, значит. Разумно. Ну что ж, пора. – Он бросил на стол целую корону. – Вам завтра в дорогу. Я прошу тебя, Дан, будьте там повнимательнее. Происходит что-то странное, то в одном месте, то в другом, словно просыпается что-то.

– Какое-то древнее зло? – с самым невинным видом спросил Дан. И Велир то ли не уловил насмешки, то ли не счел нужным на нее реагировать, то ли… Да ну, какое древнее зло! Темный на склоне Драконовой горы или там Саруман в Мордоре… Или Саурон? Короче, маг-злодей. Лазарь может спасти мир от пары наркодельцов или каких других нехороших людей, но не от абстрактного зла и уж тем более не от проявлений магии. Маг всю Квадру разметает в два счета, если вдруг решит насмерть поссориться с властителем. Насмерть – в самом прямом смысле, потому что нет в мире магов, сильнее властителей…

Или есть?

* * *

Дан не выдержал первым: снял сначала куртку, а потом и рубашку. Солнце не то чтоб палило, если б так, он бы раздеваться не стал, светлокож слишком. Было пляжно тепло. Аль, не долго размышляя, последовал его примеру, а Лара только куртку скинула, хотя застенчивостью не страдала, видно, их пожалела. Гай завистливо покосился и поглубже надвинул шляпу. Они ехали по берегу спокойной и обширной реки, и Шарик то бежал рядом своей раскорячистой рысцой, то сворачивал в воду, и тогда брызги летели на них, как из-под колес джипа. Дан только что закончил исполнение и перевод очередной песенки Щербакова и разъяснял, что такое электричество, порох, казачество, тротил и прочие приметы Земли. Алиру страшно понравилось начало, и он все повторял: «За что пророк по шее получил – еще спрашивает, пророков только по шеям и бить, как пророк появляется, так сразу паника, то бунты, то погромы, то еще что-то». Лара, едва поняв общий смысл песенки, интерес потеряла, а Гай выяснял значение каждого непонятного слова. Ну как, например, перевести «электричество»?

Здесь языков было не так много, как на земле, к тому же практически все в той или иной степени знали всеобщий, как раз тот, который Дан получил по эквивалентному обмену. В бывшей Агирии это был, так сказать, язык родной – для людей, понятно. У эльфов был свой язык, у русалок тоже, наяды пользовались языком жестов…

– Гай, а есть язык вампиров?

Аль отвлекся от пророков и прислушался. Не знал.

– Есть, – отозвался Гай. – Только мы на нем давно не разговариваем. Нужды нет. Живем-то чаще среди людей. Даже знают не все.

– А ты?

– Я лекарь, – усмехнулся он. – Знаю. Мы на нем методы лечения и составы лекарств записываем.

– А почему не раскрываете секретов? – простодушно спросила Лара. – Соперничества боитесь?

– Нет. Не боимся. Лара, ты думаешь, мы лечим людей по доброте душевной? Нам нужно, чтобы люди от нас зависели, тогда посмотрят сквозь пальцы на нашу жажду. Не будь чего-то, что делало бы нас незаменимыми, стали бы люди терпеть… А так – терпят, потому что мы лечим гораздо лучше, лекарства наши намного эффективнее, к тому же и новые придумывают. Мама составила замечательное средство от воспаления легких, например, и мазь, заживляющую нетяжелые ожоги всего за пару дней. А папа придумывает разные растирания от болезней суставов. Ну скажи, зачем бы это нам, у нас суставы не болят.

Латынь, подумал Дан. Мертвый язык, которому не дают умереть окончательно. Кто знает, может, и оживят когда, как оживили в Израиле иврит. Только Дану об этом не узнать.

– На привале искупаемся? – спросил с надеждой Аль. Смешно. Будто Дан командир и станет запрещать купаться или, скажем, лежать на травке. – Пока Гай нам еду готовит. Гай, а ты ночью поплаваешь, если захочешь.

– Нашли повара, – беззлобно проворчал вампир. – Вообще, пора бы уже и поесть. Вот под теми деревьями и остановимся, хорошо?

Они всегда ради Гая устраивали привал под деревьями, или в тени скал, или в гротах, могли и в тенистый овраг спуститься, поэтому предложение не вызвало протестов. Они пустили лошадей вскачь к полному восторгу дракона, он взвизгнул (звуков в его лексиконе заметно прибавилось) и понесся рядом, периодически взлетая. Кстати, летать он стал намного лучше, не то чтоб парил, но каждые три-четыре шага взмахивал крыльями и преодолевал сразу метров по десять.

Они быстренько набрали дров, принесли воды и, на ходу сбрасывая одежду, побежали к реке. Купались они в белье, у мужчин это были все те же длинные, но эластичные трусы, а у Лары – симпатичные панталончики и маечка с глубоким вырезом. Иногда Дану казалось, что лучше бы она прыгала в воду нагишом… и в то же время штаны в известном месте уже давно не трещали ни у одного из них при взглядах на Ларины прелести. Парадокс.

Воды была освежающе прохладная. Раньше Дан сочувствовал Гаю – жара, а он не может даже окунуться, чтобы остыть, а оказалось, что он в этом и не нуждается, вампиры очень легко переносили жару и холод, и должно было жахнуть градусов сорок, чтобы у Гая появилось теоретическое желание снять куртку.

Путешествие было сильно похоже на прогулку. Они останавливались во всех деревнях и заезжали на отдельные хутора, расспрашивали всех подряд, не брезгуя детьми или впавшими в маразм стариками, прислушиваясь к рассказам на постоялых дворах и воплям деревенских дурачков, делились услышанным, обсуждали, пытались анализировать, особенно Гай, но никакой особенной картины не складывалось. Конечно, не исключено, что властитель потом выудит из них как раз то, что его интересует, но им очень хотелось угадать или вычислить, что именно его интересует. Дважды им это удавалось. За четыре года.

В отдалении от столицы их, конечно, не узнавали. Слова-то «квадра» не слышали, не только неграмотные крестьяне, но и благородные в городах или разные графья в имениях. Надо сказать, что графья, хотя благородными считались по праву рождения, от городских придворных отличались, как Шарик отличался от гигантских черных драконов. Они бывали даже почти вменяемыми, хотя всей Квадре больше нравилось общаться с людьми попроще. И ладно бы Дану – он человек, но и Гаю с Алем. Они редко разделялись, даже Шарика не всегда оставляли в конюшне, чаще всего дракон дрых в той же комнате, что и они. Драконов ведь держали не только на государственной службе, вовсе не возбранялось посадить такое чудо на цепь возле дома или таскать с собой, как собаку. Теоретически. Практически они встретили только одного оригинала, у которого жил сторожевой дракон, да и тот оказался отставным стражником из драконьего патруля. Дан с ним протрепался всю ночь и понял, что у них с Шариком совершенно особые отношения. Оба дракона дремали рядом, ревниво покрякивая и косясь друг на друга.

Труднее всех приходилось Алиру, в нем довольно быстро распознавали эльфа и тут же начинали вести себя почти непристойно. Квадра возила с собой, так сказать, цивильную одежду, но Алир не переодевался никогда. Иначе его бы точно прихватила стража для выяснения личности, несмотря ни на какие официальные документы и все мыслимые пропуска, а процедура эта здесь была ничуть не короче новосибирской. Или постарались бы побить. Или просто вслед плевали. На кровососа Гая такой реакции не было, эльфов же воспринимали хуже, чем людоедов. А однотонная одежда говорила сразу обо всем, и распоследний бродяга знал, что одетого подобным образом человека лучше не трогать, потому как сильно чревато: по одной только жалобе без всякого участия дознавателя могли упечь в тюрьму достаточно надолго или выпороть до кровавых рубцов.