Дракон мелового периода - Гурова Анна Евгеньевна. Страница 40

5

Меловой карьер

Несколько дней спустя мы с Машкой сидели на траве у самого берега реки Утки, мочили босые ноги в воде и плели венки из кувшинок. Идея была моя, и не сказать, что из самых удачных. У кувшинки красива только желтая чашечка, а ведь еще у нее есть длиннющий склизкий стебель, воняющий, как гнилая картошка, и покрытый какой-то бурой слизью. Впрочем, этой странной Машке было, по-моему, все равно. Такое ощущение, что до знакомства со мной ей и в голову не приходило плести венки из кувшинок, и теперь ее это страшно прикалывает. Я, морща нос, доплетала свой венок и как раз думала, что ни за что в жизни его не надену, когда вдалеке за лесом загрохотало. Сначала удар, как от взрыва – «б-у-уух!», аж земля завибрировала, а потом – глухой длинный нарастающий рокот, как будто где-то в бездонную пропасть обрушивалась десятикилометровая гора. Я посмотрела в небо, хотя и так знала, что оно ясное – уютное, бирюзовое с розовым краем деревенское небо. «Гроза, что ли?» – подумала я, косясь на Машку. Она на грохот не обратила внимания вообще, будто его и не было. Лицо у нее было спокойное и сосредоточенное на работе. Может, у меня начались слуховые галлюцинации?

Рокот начал затихать. Но теперь к нему добавился свист. Это было что-то новенькое. Я не выдержала и повернулась к Машке:

– Слушай, а что это такое…

Свист нарастал, становился все пронзительнее и вдруг превратился в звонкое «шмяк». Мне по лицу хлестнула прибрежная грязь. Я с визгом вскочила на ноги. Машка уставилась на меня и захохотала, как гиена.

– Хватит ржать! Ты это видела?! – крикнула я, вытирая лицо.

– Ну видела, – послушно перестав веселиться, сказала Машка. – Ну и что? Подумаешь, чуть-чуть забрызгало. Вот если бы он тебе на голову упал, это было бы не смешно, а грустно.

– Кто – он?!

– Камень. Меня охватили нехорошие предчувствия.

– Какой еще камень?

Машка со вздохом поднялась с травы, пошарила рукой в воде у берега и выловила здоровенный – с ладонь – плоский серовато-белый булыжник с острыми рваными краями.

– Вот этот. Я представила, как эта каменюга со свистом падает на голову, и мне стало плохо.

– Я чего-то не въезжаю… а почему он по воздуху летел?

– Так взрывы же, – пояснила Машка. – Это ж не настоящий камень, это кусок мела. Там, за железкой, возле Краснозаводского – меловой карьер. Типа мел добывают. Взрывают стенку, осколки и разлетаются во все стороны. Бабка говорит, километра за три их находят. И к нам во двор залетали не один раз.

«О, блин! – подумала я. – Значит, вот откуда грохот. Ну и местность. Атомные ракеты, браконьеры, псы-людоеды, да еще, оказывается, и камнепады бывают. А не вернуться ли мне по-быстрому в город?»

– Там, на карьере, очень интересно, – продолжала Машка. – Только детей близко не подпускают. Да и вообще никого не пускают, когда взрывают. А когда не взрывают, туда все шастают. Мужики за мелом, мальчишки – купаться, парни – за трилобитами.

– За чем, за чем?

– За трилобитами, – четко и внятно, как умственно отсталой, повторила мне Машка и сунула под нос осколок. И я увидела, что из камня торчит окаменелая ракушка, а из ракушки – окаменелые клешни и чья-то окаменелая морда.

– Вы что, по биологии не проходили? Меловой период. Триас, юра, мел. Сколько-то там миллиардов лет назад. По всей планете – теплые моря. В морях всякие твари. Сине-зеленые водоросли, многоножки, плавучие динозавры… панцирные рыбы… не знаю, кто там еще водился… Опять же, трилобиты.

– Хе, – сказала я, снова садясь на траву. – И чего… там, в карьере… много этих самых трилобитов?

– Да полно. Там после взрыва, как очередную стенку снесут, так красиво! Как будто срез первобытного моря. Все видно, как тогда было. И водоросли, и многоножки, и панцирные рыбы – все отпечаталось…

– Так чего же мы здесь сидим?! Побежали скорей туда!!!

Машка помотала головой с равнодушным видом:

– Сейчас не пустят. Ты что, там же рабочие. А вот завтра с утра…

Следующим утром я напомнила Машке про карьер, и мы отправились в поход. Сначала долго ехали на великах по лесной тропинке. Сосны постепенно редели. Я заметила, что на стволах с одной стороны появился белый налет. «Оно?» – спросила я Машку. Она кивнула. Поблизости от тропинки все чаще попадались белые камни – примерно такие же, как тот, что прилетел вчера на реку, только раз в пять крупнее. Лес кончился. Карьер мы увидели еще издалека. Посреди зеленого луга зиял гигантский снежно-белый кратер. Над ним висело белое облако пыли. Подъехав поближе, я увидела, что на дне провала находится озерцо. Вода в нем больше всего походила на снятое молоко. В озерце бултыхалась компания мальчишек. Сверху они казались белыми карликами. На другой стороне карьера виднелись какие-то постройки и стоял белый трактор странной конфигурации. Стенки карьера местами были просто крутыми, а местами – абсолютно отвесными. Трава над обрывом была испещрена белыми пятнами.

Машка с лязгом уронила на землю велосипед и по-кошачьи выгнула спину, разминаясь после поездки.

– Они что, сумасшедшие? – спросила я, указывая на мальчишек в белой воде.

– Да там нормальная вода. Ну и что, подумаешь, белая? Всяко чище, чем в Утке. Только нырять страшно. Я как-то нырнула и не понимаю, где верх, где низ. Искупнемся?

– Я купальник не взяла, – отказалась я. – А без него при них не хочу.

Машка хмыкнула.

– Тебя мел облепит с головы до ног, вообще будет непонятно, девочка ты или мальчик.

– Тем более не хочу. Полезли лучше, покажешь мне трилобитов и прочие окаменелости.

На лице сестрицы появилось упрямое выражение. Ей-то на трилобитов было наплевать. Она приехала купаться.

– Ну иди, иди, – сжалилась я над ней. – Я одна полазаю.

Мы спустились в карьер по длинному острому гребню, напоминающему спину динозавра. На дне карьера расстались: Машка свернула направо, вниз – к озерцу, а я полезла влево, к свежевзорванной стенке.

Пробираясь между хаотически разбросанными глыбами окаменевшего мела, я глазела по сторонам, и жгучий азарт первооткрывателя смешивался с легким разочарованием. После Машкиных рассказов перед моим внутренним взором вставали красочные и жутковатые картины бурной жизни первобытного моря, похожие на картинки из энциклопедии «Жизнь до начала времен», и я подсознательно надеялась увидеть нечто вроде цветной голограммы с пожирающими друг друга панцирными рыбами. Здесь же все больше напоминало древнегреческий барельеф – белый, застывший и к тому же изрядно пострадавший от рук варваров. Только если остановиться и хорошенько приглядеться, из неровных белых стен начинали выступать неясные очертания морских тварей, умерших миллиарды лет назад. Невообразимая древность этого мелового моря давила на психику. Дышать было трудно. Глаза ела мелкая пыль. Я вся изгваздалась в мелу, но все равно упорно лезла к намеченной стене. В подобных местах я всегда становилась слегка одержимой.

– Ну как? – Голос Машки пробудил меня от транса. – Нашла что-нибудь?

После купания вид у сестрицы был дивный – как будто она извалялась в густой сметане. Я окинула ее долгим взглядом, молча показала большой палец и кивнула на «дольмен», сложенный из приглянувшихся кусков мела с доисторическими тварями.

– Не представляю, как я все это потащу. А как в город повезу, лучше даже не думать. Ох, как подумаю, сколько тут еще осталось интересного…

Машка глядела на меня, как на диво.

– Да брось ты эти каменюги, – посоветовала она. – Зачем они тебе?

– Не знаю… – со вздохом ответила я. – Нравятся… А знаешь, что мне здесь больше всего понравилось? Самое обидное – именно это я и не смогу с собой забрать.

Я показала на стенку у себя над головой. На ней отчетливо, во всей красе отпечаталась огромная извивающаяся многоножка. При виде ее невольно думалось: как хорошо, что она окаменела. Она была, наверно, втрое больше меня и могла бы проглотить одним глотком. Ее многочисленные лапы напоминали бахрому на покрывале, а по бокам головы располагались глаза в форме яблочных косточек. Окаменевшую многоножку совершенно не повредило взрывом. Она выглядела красиво и жутковато – можно сказать, красиво до жути. Существо из другого мира. Другой реальности.