Звездные раны - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 22
– Залез ты в кернохранилище, а дальше что?
– Три дня там простояли! Мастер все спирт жрал!
– Хорошая у тебя была практика…
– Очень схожие породы, – невзирая на издевки продолжал Ячменный, – с этими, что здесь! Туфы и лавы… Иногда один к одному! Структура, текстура, цвет, твердость…
– Как же ты запомнил?
– Говорю же, зрительная память… Три дня по ящикам ползал, пока стояли. А тогда мне еще интересно стало, что за город, на что экспедиция работала, почему бросили…
– Из тебя бы действительно вышел классный геолог, – посожалел Зимогор. – Зачем ты связался с бурением?
– По нужде, – вдруг признался тот. – Я сдавал экзамены по специальности «Геология и поиски», но по конкурсу не прошел. Успел перебросить документы на «Технику разведки», там проскочил…
– Предположение интересное, – не сразу отозвался Зимогор. – Но не реальное. Сам ты как это представляешь?
– Никак, – вдруг отрезал Ячменный. – Я излагаю фактуру. И несу ответственность за свои слова. А вы проверяйте, доказывайте…
– Я не уполномочен вести никакие проверки. А всякая инициатива у нас наказуема, ты же знаешь. И стоит больших денег. Меня прислали разобраться с аварией, потому что главный инженер в отпуске, а главный геолог болеет. Некому спасать честь экспедиции.
– Но мне же никто не поверит, кроме вас!.. – закричал и осекся Ячменный. – Тогда тоже не поверили…
– Когда?
– Да там, на Таймыре!.. Мастер спирт лакал – не просыхал, вездеходчик вообще пропал. Трое суток я проторчал в мертвом городе! Леху поймал, а он уже был полный идиот, улыбался и говорил, что останется с семьей и никуда не поедет… Загрузил я Леонида, сел за рычаги сам и куда глаза глядят… На четвертый день бензин кончился. Я весь спирт в бак залил и еще сутки ехал, пока двигатель не заклинило. Мастер проспался, хватился, выпить уже нечего, а было двенадцать ящиков… Чуть не убил меня, в тундре скрывался, пока Леонид Иванович в себя приходил. Потом встретили талабайца на оленях, тот показал, где геофизическая партия стоит. Вышли к ним пешком, а оттуда кое-как к своим улетели. Мастер предупреждал, чтоб не говорил правды, но я все рассказал, как было. Не поверили, списали все на пьянку…
– Правильно сделали, – проговорил Зимогор, раздумывая.
– Ладно, вот смотрите своими глазами. – Начальник партии выложил полевую книжку геолога, прошнурованную и опечатанную, что говорило о ее секретности.
На титульной странице значилась фамилия – Грешнев А.К., старший геолог участка, и дата – 6 мая 1984 года. Далее шло обыкновенное полевое описание керна – документация скважины 21 от нуля до трехсот тридцати метров.
– Смотрите здесь, Олег Павлович, – ткнул пальцем Ячменный. – Единственная географическая привязка – река Балканка.
– Любопытное название…
– Нет такой реки в природе. На Таймыре есть река Балганка, точнее, даже речушка, отсутствующая на картах.
– Это пока ни о чем не говорит, – начал было Зимогор, однако начальник партии откинул заднюю корку книжки и достал черно-белую фотографию любительского качества.
– Вот этот город! Полюбуйтесь!
На фоне серых двухэтажных домов стоял человек в штормовке с таким же серым бородатым лицом. А за его спиной, вдали, поднималось гигантское, какое-то инопланетное сооружение – стеклянная сфера…
– Это может быть любой другой город, – не сдавался Зимогор. – А потом, мне бы разобраться со скважиной в Горном Алтае, а не на Таймыре.
– А вы почитайте описание керна! Один к одному с тем, который нам в ящики подбросили.
Зимогор открыл последнюю страницу полевой книжки и заметил надпись, сделанную другим почерком – размашистую, начальственную, – подошел к окну и прочел: «Анатолий Константинович, вы геолог, а не участковый врач, пишите разборчивее. С. Насадный».
В геологических кругах был известен лишь один человек с такой фамилией – питерский академик Святослав Людвигович Насадный, самый крупный в мире специалист по астроблемам…
Открытие таймырских алмазов, их содержание на тонну породы и запасы потрясали воображение всех, кто слышал эти цифры. Возникала реальная возможность прорваться и захватить мировой рынок, но не с ювелирными камнями, а с техническими, голод по которым ощущался все сильнее, особенно со стремительным развитием новейших технологий. Серый, невзрачный алмаз становился дороже кристаллов чистой воды, ибо требовался повсюду – от простого надфиля до металлообрабатывающих станков высокой точности, а искусственные камни оказывались некачественными и слишком дорогими.
Тут же, в короткий срок, можно было стать монополистом и вытеснить «Де Бирс», выбрасывая на рынок технические алмазы не в тысячах карат, а в центнерах.
Но все уперлось в Божественный промысел: требовалось отделить зерна от плевел, алмаз от вмещающей породы. Большеобъемная проба, отправленная самолетами в Мирный на алмазную фабрику, принесла горький результат: имеющаяся техника извлечения драгоценного камня абсолютно не годится для добычи, а ничего иного в мире нет и пока что не предвидится. Несколько оборонных КБ взялись за разработку оборудования и технологии, однако очень скоро посчитали, прослезились и забрели в тупик. В любой момент месторождению могли вынести приговор – законсервировать на неопределенный срок, а всем, кто мечтал вышвырнуть с мирового рынка «Де Бирс», наказали вести себя с этой компанией корректно и вежливо, иначе, мол, не продадим и якутские алмазы.
Насадный в те времена ходил мрачный и злой: получалось, что действительно, кроме зубила и молотка, нет больше инструмента для добычи. И от отчаяния, сидя на Таймыре, стал выписывать литературу со всего мира, выбирая из нее все, касаемое разрушения крепких породных масс. Однако самый подходящий способ нашел случайно и у себя дома: в экспедицию приехал геолог, который в студенчестве работал в Томском НИИ высоких напряжений. Оказалось, там какой-то местный ученый-чудотворец давно изобрел электроимпульсный способ бурения скважин и даже шахт, но сидит без дела, поскольку вроде бы никому этого новшества не надо, а заявить широко об изобретении невозможно: все материалы засекретили.
Жуткого матерщинника, скабрезника и бабника Ковальчука академик в прямом смысле выписал из Томска, как раньше выписывали гувернеров из Франции. Тогда еще ему было все позволено и исполнялась всякая воля, если даже она исходила от мизинца левой ноги. Изобретателя срочно перевели из института в номерной город на Таймыре (название Астроблема использовалось для узкого круга). Ковальчук приехал с тремя листочками расчетов и одной статьей, так нигде и не опубликованной. Однако же в течение месяца он собрал из добытых в Норильске конденсаторов генератор импульсных напряжений, самолично сварил породоразрушающий инструмент – эдакого стального паука – и начал долбить алмазную руду. В перерывах между экспериментами соблазнял и обихаживал поселковых женщин, нарушая сухой закон, пил казенный спирт, отпущенный со склада для протирки медных шаров-разрядников в генераторе, и блистал перед прикомандированными к нему учениками научной терминологией.
– Эту хреновину, – объяснял он, – привинтим к этой херовине через изолятор. Потому что это мальчик и девочка. Нельзя допускать любовного контакта. Затем пропустим напряг и вдарим по каменюке. Дальше или он пополам, или она вдребезги!
Несмотря на эту страстную, неуемную стихию, у Ковальчука начало получаться. По крайней мере способ разрушения твердых, монолитных пород был найден, однако вместе с ними все еще дробился алмаз, а вытаскивать его следовало целеньким, ибо мировой рынок давно определил цены на алмазную пыль, на крошку и на камешки в натуральной форме. Подолбив несколько месяцев подряд лавовые глыбы всухую, Ковальчук стал искать среду: дробил руду в воде, в керосине, в трансформаторном масле и даже в глицерине, однако так и не достиг положительного результата. Зато результат обнаружился в другом: семь одиноких женщин в поселке забеременели, и экспедиционный профком получил семь заявлений, в которых будущим папой назывался ученый муж Ковальчук и говорилось о том, что теперь молодой семье требуется отдельная квартира. Едва услышав об этом, изобретатель с помощью своей очередной возлюбленной из отдела кадров добыл трудовую книжку, ушел пешком по тундре за семьдесят километров на ближайшую факторию и улетел оттуда самолетом на материк.