Император Терний - Лоуренс Марк. Страница 22
— Мы мясо и грязь, — сказал я. — Все запятнаны, и ничто не может нас очистить: ни кровь невинных, ни кровь агнца.
И братья смотрели на ребенка, постигающего, на что способна месть. Катрин и я — мы вместе наблюдали, как дитя узнаёт, что простой гвоздь может лишить человека разума, заставить его смеяться, плакать, лишить простейших навыков, памяти и смирения, делающих его человеком и наделяющих чувством собственного достоинства. Я позволил Катрин увидеть, как обычный забитый гвоздь может настолько изменить епископа, голову которого он пронзил, и мальчика, державшего в руке молоток. А потом я отпустил ее. И она убежала.
Мои сны снова будут моими. Игры закончились.
9
Я проснулся от голоса Макина:
— Вставай, Йорг.
В Логове у меня есть паж, обученный вежливо покашливать, покуда королевское величество не соизволит пошевелиться. В доме лорда Холланда это «Вставай» было, видимо, лучшим, чего стоило ожидать. Я нехотя сел, все еще одетый с предыдущего вечера и еще более усталый, чем был, ложась в постель.
— И вам в высшей степени доброго утра, лорд Макин.
Мой тон ясно опровергал смысл сказанного.
— Миана здесь, — сказал он.
— Хорошо. — Я поднялся на ноги, все еще не совсем проснувшись.
— Бриться не будете?
Он протянул мне плащ, висевший на стуле.
— У меня новый образ. — Я вышел в коридор мимо стоящих у входа гвардейцев. — Направо, налево?
— Налево. Она в голубой комнате.
Да-да, у лорда Холланда была целая комната размером с церковный зал, оформленная исключительно в голубых тонах. Миана стояла, бледная, хорошенькая, скрестив руки на большом животе, Мартен рядом с ней опирался на посох, лицо его почернело от синяков. В глубине комнаты десять моих гвардейцев с серебряными фибулами. [2] в виде анкратского вепря на плащах сгрудились вокруг черного сундука, с ними был сэр Риккард.
Я пересек комнату и обнял Миану. Мне нужно было коснуться ее собственными руками после сна, в котором чьи-то чужие руки пытались убить ее. Она молча положила голову мне на грудь. От нее хорошо пахло. Ничего особенного, просто хорошо. Макин вошел и закрыл за собой дверь.
— Я видел убийцу, — сказал я. — Белого человека, посланника Ватикана или выдающего себя за него. Я видел, как ты его убила. Ты и Мартен.
Я кивнул ему. Он знал, что это для меня значит.
Миана подняла глаза, до этого момента расширенные от удивления, теперь же постепенно сужающиеся озадаченно и даже подозрительно.
— Как?
— Думаю, он использовал магию снов, чтобы усыпить весь замок вместе с троллями в подвалах. Когда пользуешься такими методами и беззаботно растрачиваешь силу, то невольно открываешься другим, обладающим похожими способностями. Возможно, я вспомнил Сейджеса, когда убил его. — Я пожал плечами. — В любом случае, ты же знаешь, я вижу кошмары. Возможно, подвергнуться таким чарам, пребывая в кошмаре, легче, чем если видишь обычный сон.
Я не стал упоминать Катрин. Казалось невежливым сообщать, что в моих снах присутствует другая женщина.
— Мы нашли при нем вот это. — Мартен протянул свиток, три золотые монеты и кольцо с печатью.
В серебряное кольцо была вставлена сердоликовая гемма [3] тонкой работы, папская печать с одной планкой. Она давала своему владельцу власть, практически равную кардинальской. Я вернул ее Мартену и взял свиток.
— Ордер на твое убийство, Миана.
— Мое! — Скорее ярость, чем страх.
— Какая красота. — Писарь разукрасил его как мог и не поскупился на листовое золото. Должно быть, работал неделю, не меньше. — Возможно, это подделка, но мне так не кажется, слишком много возни, которая в данном случае не окупится. И потом, у папессы есть веская причина.
Миана отпрянула назад, глаза ее горели.
— Веская причина! Чем я насолила церкви?
Она обхватила себя еще крепче.
— Это наказание для меня, дорогая. — Я протянул руки. — Ватикан, должно быть, наконец связал мое имя с разграблением монастыря Святого Себастьяна и, что еще более важно для них, с убийством епископа Мурильо Ап Белнана.
— Но теперь ты лорд Белпан. Этот род прервался.
Гнев не давал ей мыслить логично.
— Их тревожит, что он был епископом, — сказал я.
— Но тогда должны были убить тебя!
— Церковь не одобряет убийства королей. Это противоречит праву помазанника Божьего. Они скорее наложат на меня епитимью. Если это не сработает, тогда, возможно, зимой я умру от малярии, но едва ли ко мне вот так прямо пошлют убийцу.
— И что теперь делать? — спросил Мартен.
Он старался говорить спокойно, но, думаю, если бы я велел ему взять десять тысяч человек и осадить Рим, он сделал бы это без колебаний.
— Думаю, надо открыть сундук, — сказал я. — Надеюсь, хоть кто-то догадался принести ключ.
Миана выудила из-под юбок тяжелую железку, теплую от ее тела, и отдала мне. Я знаком велел гвардейцам отойти и вставил ключ в замок.
— Какое-то оружие? — спросил Макин.
Теперь он стоял рядом с Мианой, обнимая ее.
— Да, какое-то оружие, — сказал я.
Я откинул крышку. Золотые монеты, сложенные в столбики и крепко связанные, достигали почти самого верха, их было целое море, достаточно, чтобы купить десять таких особняков, как у Холланда.
Рука Макина упала с плеча Мианы.
— Вот что такое море золота, — произнес он, подходя ближе.
— Налоги, собранные за два года с семи стран, — сказал я.
— Собираешься нанять собственных убийц? — спросил Мартен. — На это можно нанять целую армию, и немаленькую.
Макин наклонился так низко, что отраженный свет золотил его лицо.
— Нет.
Я захлопнул крышку, и Макин шарахнулся прочь.
— Ты собираешься построить собор, — сказала Миана.
— Господи, благослови умных женщин! Этот парнишка, которого ты мне готовишь, будет страшно умен.
— Построить собор? — Макин заморгал.
Мартен сохранял спокойствие. Мартен мне доверял. Иногда даже слишком.
— Акт покаяния, — сказала Миана. — Йорг собирается купить самое дорогое отпущение грехов в истории.
— И, разумеется, традиция и долг заставят папессу посетить освящение нового собора.
Я крутил в пальцах одну из золотых монет убийцы. Слово «покаяние» ущемляло мою гордость.
— Йорг! — Миана прищурилась, прочитав мои мысли. Она с самого начала все понимала и пыталась дипломатично на меня воздействовать.
Папесса смотрела на меня с ватиканского золотого. Кровавое золото за моих жену и ребенка. Пий CXII. Если тебя и на монетах изобразили жирной, ты, должно быть, огромна. Я поднял монету, разглядывая ее.
— Не волнуйся, дорогая, я буду хорошо себя вести. Когда она явится посмотреть новый собор, я поблагодарю ее за визит. Только безумец будет угрожать папессе. Даже если она сука.
— А как остановить еще одного убийцу, если он явится, пока тебя нет?
— Никак.
Дразнить женщину на сносях — плохая идея, еще худшая — дразнить Миану, если не хочешь получить сдачи. Она двинулась на меня, сжимая кулаки.
— Ты поедешь со мной, — быстро сказал я, прячась за спину Макина.
— Ты сказал, что женам туда нельзя!
Миана с юных лет освоила искусство убийственного взгляда.
— Теперь ты мой советник, — крикнул я, пятясь к дверям, коль скоро никто из моих гвардейцев не мог меня защитить.
Это успокоило ее достаточно, чтобы прекратить наступление и опустить кулаки.
— Я не могу ехать верхом в моем положении.
— Можешь поехать в одной из повозок.
При каждом отряде гвардейцев была повозка для снаряжения.
— Да так из меня ребенка вытряхнут! — Она говорила сердито, но вроде бы эта идея пришлась ей по душе. — Значит, я буду тащиться через половину Империи, сидя одна в тряской телеге?
— Тебе составит компанию Мартен. Он тоже не сможет ехать верхом.