В поисках Сэма (ЛП) - Лор Питтакус. Страница 9

― Вот, взгляни, ― предлагает он.

Прохожу вглубь лаборатории, заглядываю через край плиты…

― Превосходно сохранилось.

Глазам своим не верю. Она даже мертвой не выглядит: скорее спящей.

Мой лучший и единственный друг.

Первая.

Глава 8

Первая полночи не дает мне уснуть, засыпая вопросами, на которые у меня нет ответов: про эксперименты Закоса; что док подразумевал, говоря, что может полностью успешно «скачать» память Первой, и что может означать превосходная сохранность ее тела?

― Ну, ты по-прежнему мертва, ― сообщаю я.

― Эй! Потактичней, пожалуйста! ― смеется она.

Я лежу в кровати, а Первая сидит на полу в углу спальни.

― Прости, ― говорю я. Мне немного не по себе. Увидеть ее во плоти такой ― трупом на холодном стальном столе ― расстроило меня куда больше, чем мне хотелось бы ей показывать. Первая была моим постоянным спутником в течение нескольких лет, но вид ее тела напомнил мне, насколько зыбко ее существование.

― Кстати, ты заметил, ― возвращается Первая к столь занимающей ее теме, ― На той стене было еще как минимум десять таких плит. Помнишь, что тот крендель, Арсис, говорил в переписке? Про людей, которые подключены к машинам ради информации? Как думаешь, могут их держать в соседних ящиках?

Просто поразительно, откуда Первая все это знает! Ее же не было, ни когда я читал переписку Арсиса, ни тем более, когда я был в лаборатории Закоса.

Первая замечает мое изумленное лицо.

― Чего не так? ― спрашивает она. ― Ты же прекрасно знаешь: ты для меня как открытая книга. Если меня нет во время движухи, это еще не значит, что я не могу все «просмотреть», сразу как вернусь.

И без всякого перехода возвращается к своей навязчивой теме:

― Так вот, раз я была так «отлично сохранена», значит, мы вероятно сможем снова сконтачить наши мозги и как-то перезалить тебе мою память. То есть, я знаю, что хороша собой, но вряд ли Закос сохранил меня за красивые глаза. Должно быть, он просто хотел, чтобы в моих мозгах все было… свеженьким. ― Первая кивает, довольная своими выводами. ― Короче, нам нужно вернуться в эту лабораторию.

Отвожу взгляд.

― Первая, что мне действительно нужно, так это немного поспать. ― Уже глубоко за полночь, через четыре часа надо заступать на смену в центре слежения.

Первая не отвечает.

― Если я не справлюсь с работой, то, считай, я труп. А если я труп, то и ты тоже труп, а значит, и идея с лабораторией будет бессмысленна. Согласна?

Поворачиваюсь к Первой. Но ее там нет.

В этот момент я вдруг отчетливо понимаю, что никогда не узнаю, когда Первая исчезнет раз и навсегда. Однажды она просто возьмет и пропадет, прямо как сейчас, а я буду ждать ее появления… но оно так и не наступит…

Вполне возможно, сейчас я видел ее в последний раз.

Зарываюсь лицом в подушку и заставляю себя уснуть.

На следующее утро являюсь на работу с опухшими глазами, чувствуя себя будто с похмелья и содрогаясь от страха перед предстоящими 12 часами работы. Сажусь на свое место рядом с Серковой и ныряю в поток данных.

Несмотря на мутную голову, в первый же час я добиваюсь неплохих результатов. Но как ни крути, усталость берет свое, и моя производительность начинает потихоньку сходить на нет. Уже на пятнадцатой минуте второго часа, я знаю, что мой рейтинг на полпути к низу списка.

Поэтому я прибегаю к небольшой уловке.

На каждые пять-шесть честно проверенных ссылок, одну я автоматом отправляю в папку «Ненужное». Я понимаю, что это ударит по моему временному проценту точности, но по моим расчетам это не должно сильно отразиться на общем рейтинге, складывающемся из разницы отклоненных и отправленных на проверку файлов.

Применяя этот метод, к следующему часу я добираюсь до шестого места при 23-х отклоненных и 17-ти ― на проверку. Процент точности составил 73 ― ниже, чем час назад, но не настолько плох, чтобы кого-нибудь насторожить.

Кожей чую, как Серкова презрительно скалится в мою сторону. Не могу сдержать улыбки.

Так и проходит день ― в гонке с Серковой. Бросив пытаться выкроить свободное время на «самостоятельные изыскания», я использую механическую работу, чтобы отвлечься от всего: от тревожного состояния Первой, от загадочных исследований Закоса, от ненавистного отца, от бессмысленной работы. Моя единственная цель ― опередить Серкову ― пускай хотя бы в этом часу.

К концу последнего часа я второй в рейтинге. Ровно на позицию выше Серковы, занявшего третье место.

― Надеюсь, завтра тебе повезет больше, Серкова, ― говорю я со сверкающей фальшиво-дружеской улыбочкой.

Цедя в мой адрес проклятия, парень вылетает из помещения.

После работы я первым делом поднимаюсь в свою комнату принять душ перед ужином. Мама сказала: Келли опять не будет из-за занятий в Питомнике. Ну да, конечно. Я-то знаю настоящую причину: сестра не хочет сидеть за одним столом со мной.

Но даже это не может испортить мне настроения: обойти Серкову, пусть даже один раз, было так здорово, что я сам не замечаю, как взбегаю на второй этаж, перепрыгивая сразу через три ступеньки.

Открываю дверь в свою комнату, надеясь найти там Первую. Жду не дождусь, когда смогу похвастаться ей, как накрутил хвост этому Серкове. Войдя, вижу торчащие из-за края кровати ноги Первой.

― Первая?

Подхожу ближе.

Она, распластавшись, лежит спиной на ковре. Рот и глаза распахнуты. Взгляд стеклянный, а кожа опять мерцает молочноватым светом, как тогда под баобабом. Только в этот раз все намного, намного хуже.

― Что с тобой!? ― Падаю на колени рядом. Первая не реагирует. ― Первая?

Через несколько секунд Первая отвечает:

― Ничего. ― Ее губы еле шевелятся, а голос хрипит. ― Просто, с каждым разом там становится все темнее и темнее. И больнее, я все больше… стираюсь из памяти. ― Ее глаза шарят в поисках меня.

Наконец, ее взгляд находит мой.

― Это как черное в черном, понимаешь?

― Да, ― говорю я.

Но я не понимаю. Первая переживает то, с чем я никогда не сталкивался. Она переживает Конец.

Слышу, как снизу мама зовет ужинать.

Поворачиваюсь обратно к Первой.

― Я останусь с тобой.

Она еле различимо качает головой.

― Нет, ― говорит она. ― Тебе надо пойти. ― Ее взгляд снова утыкается в потолок. То появляясь, то исчезая, Первая остается лежать на месте.

Поникнув от горя, покидаю комнату.

Отец присоединяется к нам с мамой за ужином. Он почти все время молчит, только просит у мамы добавки ― у него аппетит истинного воина ― и рассказывает новости об Иване:

― Его командир говорит, Иван отлично справляется. Сказал, у него есть все задатки военачальника.

― Это замечательно, ― говорит мама, излучая одобрение. ― А он в курсе радостных новостей об Адамусе?

Мы с отцом быстро обмениваемся настороженными взглядами.

Генерал вытирает губы салфеткой.

― Нет.

― А что так? ― спрашивает мать, переводя глаза с меня на отца. ― По-моему, он будет счастлив узнать, что его брат жив.

― Адамус Иванику не брат, ― заявляет отец, заставляя ее умолкнуть.

Технически так и есть ― я их биологический сын, а Иваник усыновленный, моими родителями лишь воспитанный ― но я прекрасно уловил подтекст. Говоря, что я Иванику не брат, Генерал подразумевал, что я недостоин этим братом быть, что я в меньшей степени их сын, чем Иван. Отец покидает кухню, оставляя нас с мамой в неловкой тишине.

По правде, я слишком расстроен ухудшившимся состоянием Первой, чтобы хоть немного париться из-за разыгравшейся в моей семье мыльной оперы.

― Адамус, ты едва притронулся к еде. ― Мамин взгляд полон заботы. ― Ты чем-то расстроен?

Вопрос столь глупый в подобных обстоятельствах, что я чуть не расхохотался. Так и хочется сказать: «Да, мам. Меня расстраивает абсолютно все». Но я прикусываю язык.

В памяти всплывают слова Первой: «Нам нужно вернуться в ту лабораторию».