Тинкер - Спенсер Уэн. Страница 17

— О, спасибо тебе! — Она поцеловала его. Легкий целомудренный поцелуй — но получилось нечто большее. Неожиданно до нее дошло, что она лежит полупьяная и полуголая в одной постели с мужчиной. Сердце, как молоток, застучало в ее груди.

— Как ты думаешь, ты сможешь сейчас спать? — спросил эльф, погладив ее по щеке.

Что он имел в виду? «Спать» в смысле «переспать» или просто «спать»? К счастью, эльфийский точнее английского.

— Сайджиата? Смогу ли заснуть?

Он кивнул, посмотрев на нее вопросительно, словно иные возможности никогда не приходили ему в голову.

Интересно, что эта секундная паника словно выжгла все мысли о чудовищах.

— Да, думаю, что смогу.

Тинкер внезапно проснулась и резко села. Ей казалось, что голова у нее раздулась, словно шар, и наполнилась воздухом. Боль в левой руке ушла еще глубже и притупилась.

Повернув голову, она увидела рядом с кроватью пустой стул. Ветроволк.

На ночном столике рядом с кувшином с водой стояла ваза с цветами. Ваза была эльфийская: обманчиво простой изгиб стекла, массивное основание, истончающееся к волосяной толщины краю. Элегантность выше всяких похвал.

А в вазе красовались черноглазые сюзанки. Тинкер догадалась, что они от ее двоюродного брата, а вазу принес кто-то из персонала хосписа. Как обычно, яркие дикие цветы вызвали у нее улыбку. У вазы стояла открытка, где аккуратным, сверхтщательным почерком Масленки (хотя и не без пятнышек машинного масла) было написано:

«Когда я вернулся с газом, мне сказали, что у тебя с рукой плохо и началось заражение и тебя поместили в больницу. Прости, что не осмотрел твою руку перед уходом. Я заглядывал пару минут назад, но ты спала. На ближайшие тридцать дней нам понадобится еда и горючее, и потому я вынужден отправиться за ними сейчас. Ужасно тяжело оставлять тебя одну. Вернусь так быстро, как только смогу. Поправляйся.

Любящий тебя Орвилл».

Орвилл. Видимо, он и в самом деле сильно переживает, раз уж пользуется настоящим именем.

Легкий стук в дверь, и вот сам бог Мейнард распахивает ее.

— Проснулась?

— Да.

Интересно, что нужно богу от такого ничтожества, как она?

— Я не мог соединить воедино тебя и того самого Тинкера, пока Ветроволк не рассказал мне, как много ты сделала, чтобы сохранить ему жизнь.

Она пожала плечами:

— Так всегда. Никому и в голову не приходит, что легендарный Тинкер может оказаться маленькой курносой девчонкой.

Он не улыбнулся. Наверное, у бога нет чувства юмора. Она это часто подозревала.

— Сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?

— Восемнадцать, с прошлого месяца.

— Родители?

Она начала немного волноваться.

— Куда это пойдет?

— Я хочу знать, с кем работаю.

Она начала волноваться сильнее.

— С каких это пор я с вами работаю?

— С сегодняшнего дня. Есть одна неприятная загадка, которую надо решить, и ты вполне способна с нею справиться. Мне сказали, ты уже можешь покинуть больницу.

Так и осталось неясным, что это было: настойчивая личная просьба или официальное требование. Определенно, она не испытывала ни малейшего желания работать с Мейнардом. Всесильный бог Питтсбурга мог превратить ее жизнь в ад. Теперь она уже взрослая, с законным паспортом, и прятать ей нечего. По крайней мере, она думает, что ей нечего прятать.

— Ладно. Можно, я поищу свою одежду: интересно, куда они ее подевали? А потом вы расскажете мне о загадке.

Одежда быстро нашлась, и, когда Мейнард осторожно удалился, Тинкер встала, чтобы переодеться.

Под хлопчатобумажным халатом она была совершенно голая. Не снимая халата и поглядывая на дверь, которую бог не удосужился запереть, Тинкер надела трусы и лифчик. К счастью, никто не ворвался и не помешал ей. Потом натянула плотницкие штаны и, наконец, молниеносным движением скинув халат, скользнула в байкерскую рубашку. И, стоя спиной к двери, довольно долго застегивала ее.

Ее одежда была вычищена и выстирана. Им удалось полностью удалить с широких джинсов пятна крови Ветроволка и найти замену нижней пуговице на спортивной рубашке. Пуговица оторвалась много недель назад, и Тинкер не знала, как ее заменить. Чистить одежду она могла. Но чинить умела только машины.

Она влезла в свои ботинки со стальными носками и застегнула их. Потом прошлась по комнате, чувствуя, что теперь готова побеседовать с Мейнардом.

Содержимое ее карманов было аккуратно разложено в элегантной коробочке розового дерева. Эльфы ее иногда поражали. Большинство людей, случись им пройтись по ее карманам, вероятно, просто выбросили бы большую часть их содержимого. Однако персонал хосписа не только почистил все старые и перепачканные машинным маслом болты и гайки, но и аккуратно рассортировал их и разложил по ранжиру на зеленой бархотке. Они выглядели теперь как серебряные драгоценности. Запасной, ручного изготовления проводок (внешне крайне грубый, но представляющий собой покрытое несколькими слоями изоляции чистое золото) был скручен спиралью и связан голубой шелковой лентой. Эльфы сохранили даже причудливую веточку, которую Тинкер сунула в карман накануне Дня Выключения. Кажется, это случилось когда-то в прошлом, а вовсе не два дня назад. Невероятная аккуратность эльфов хоть и порадовала Тинкер (например, она не смогла бы закончить три разных проекта без всяких винтиков и шпунтиков), но и удивлять не перестала. Очевидно, бессмертным не жалко тратить время на копание в мелких деталях чужой жизни.

Сунув в карман свою эклектичную коллекцию, Тинкер отправилась в холл, где ее ждал Мейнард. Он повел ее на другую парковку, залитую солнцем и возвышающуюся над той, где раньше стояла ее машина. Теперь тягача не было. Должно быть, Масленка отвел его домой, на свалку. Взглянув на пустое место, где еще недавно стоял могучий, знакомый до винтика тягач, Тинкер тут же почувствовала себя ужасно одинокой и уязвимой. Стоя рядом с высоченным Мейнардом, лишенная любимых мощных игрушек-машин девушка ощущала себя ничтожеством ростом в пять футов. Натан был на несколько дюймов выше Мейнарда, но он относился к друзьям, и поэтому рядом с ним Тинкер не ощущала себя маломерком. Но Мейнард являл собой ЗМА. Дедушка Тинкер относился ко всем формам власти с большим подозрением, и потому внучка, хотя бы частично, унаследовала его неприязнь. После смерти деда, когда Тинк осталась сиротой и оказалась в городишке для беспризорных детей, ЗМА стало для нее настоящим пугалом.

«Сейчас мне нечего бояться ЗМА». Целый год они с Масленкой перебивались кое-как и не высовывались, пока ему не исполнилось восемнадцать. В этом возрасте он смог зарегистрироваться в качестве главы домохозяйства, и они опять легализовались. Почти. Им приходилось жить в разных домах. Но в прошлом месяце и ей наконец исполнилось восемнадцать.

Мейнард путешествовал стильно. Большой черный бронированный лимузин подъехал к обочине и остановился так, чтобы дверь пассажирского салона, открывшись, не задела будущих пассажиров, но ни на дюйм дальше. Мейнард жестом предложил Тинкер сесть первой. Она проскользнула в удобный салон с кондиционером.

— Так что же родители? — спросил Мейнард, когда они выехали с хосписной парковки.

— Мне восемнадцать, я взрослая, с легальными документами. — Она пыталась избежать продолжения родительской темы. Бог свидетель, это слишком сложная тема! — Я легальная гражданка: родилась и выросла в Питтсбурге. Единственная владелица Питтсбургской свалки. В прошлом году мой бизнес принес мне четверть миллиона долларов, с которых все налоги уплачены.

— Твой двоюродный брат работает на тебя?

— Ага.

— Другие члены семьи?

Она попыталась слукавить:

— Может, я сэкономлю ваши усилия и выложу всю историю нашей семьи?

— Я уже сказал, что хочу знать, с кем работаю.

Подумав, Тинкер решила, что это означает «да». Не стоит больше блефовать с Мейнардом.