Тинкер - Спенсер Уэн. Страница 26

— В боулинг? Ага. Но только с людьми.

— В кеглях я гораздо сильнее!

— Тулу говорит, что люди никогда не должны играть в кегли с эльфами. Потому что для людей это всегда плохо кончается.

— Эта Тулу — настоящий источник дезинформации. Она абсолютно неверно истолковала значение долга жизни.

— Как так?

— Этот долг не твой, а мой, — сказал Ветроволк.

— Твой?

— А как могло быть иначе?

— Во время битвы с завром…

— Ты спасла мне жизнь. Я на миг потерял сознание, а ты, с огромным риском, отвлекла завра, выбив ему глаз.

Она моргала, уставившись на него, а события в ее памяти тем временем менялись местами.

— Но заклятие, которое ты наложил на меня?

— Подстраховка на случай внезапной смерти: я хотел сообщить остальным, как храбро ты сражалась. Тебя бы приняли в мою семью и позаботились бы о тебе.

— О! — Она не знала, что и сказать.

— После того боя мы искали тебя. Но мы думали, что ты мальчик, и расспрашивали всех о «мальчике». Вот никто и не понимал, о ком идет речь.

Как могла Тулу столь неправильно все это понять? А может, она просто лгала все это время? Но зачем? Тинкер не хотела совсем разувериться в сумасшедшей старухе-полукровке. Да ведь и Ветроволк мог сейчас солгать. Но зачем это ему? Его видение событий гораздо больше совпадало с ее воспоминаниями и очень многое объясняло.

— Сейчас я должен идти. Бывают такие дни, когда даже у эльфов не хватает времени. — Он подозвал того телохранителя, что держал «подарок». Взяв его, отослал обоих телохранителей за пределы игровой площадки. — Когда я в последний раз видел тебя, ты была ребенком, но теперь ты уже взрослая. Я хочу остановить мгновение, пока оно не ускользнуло.

Он протянул подарок.

Кэва-бобы оказались вполне безобидными, а этот подарок размером не больше предыдущего.

— Это мне?

— Если ты пожелаешь принять его.

Ну почему эльфы заставляют все вещи казаться такими опасными? Это просто маленький пакет, завернутый в очень красивую ткань.

— Что это?

— Я подумал, что к этому случаю лучше всего подошел бы традиционный подарок.

Доверяйте эльфам, приносящим традиционные подарки за спасение жизни. Она развернула сверток, чтобы все-таки проверить его содержимое. Хорошо, что он пояснил с самого начала: это традиционный подарок. Конечно, Тинкер ожидала увидеть нечто совсем иное, а это… Она даже не знала, что это такое. Больше всего оно напоминало искусно сделанную — как и следовало ожидать от предмета эльфийской работы — металлическую чашу. Покоилась она на трех ножках, прикованных к мраморному диску. Посудина оказалась довольно тяжелой, и поэтому больше всего Тинкер удивило, как это Ветроволку удалось представить ее такой легкой. Сравнивать чашу с садом, который Ветроволк подарил Лейн, Тинкер не хотелось. Однако ребенок в ней готов был расплакаться. «И это все?»

— Ты принимаешь?

— Да.

Он улыбнулся. Так, словно солнышко выглянуло. Произнес какое-то слово на высоком эльфийском и поцеловал ее в лоб. Прикосновение его губ отозвалось на ее коже легким жжением.

Тинкер позвонила Лейн со свалки.

— Он принес мне чашу.

— Чашу?

— Ну, я думаю, что это чаша. — Она подробно описала Дар.

После некоторого размышления Лейн идентифицировала подарок как жаровню — в ней воскуряют фимиам или возжигают древесный уголь, а ножки, впаянные в мрамор, удерживают чашу в равновесии и защищают от жара тех, кто сидит рядом с огнем.

Жаровня?

— Это, конечно, совсем не то, чего я ожидала! — Тинкер рассматривала подарок. — Пытаюсь понять смысл.

Она услышала, что Лейн звякнула ключами.

— «Жаровни являются символическим подарком, — прочитала Лейн откуда-то. — Большое значение придается акту дарения: ткань, в которую заворачивают жаровню, должна быть экстравагантной, но сам ритуал преподношения — скромным». Очень мило, но что же это означает?

— Не знаю. Он говорил только о традиционном подарке по такому случаю.

— Вопрос не к тебе, а к Баррону. Этой весной он сделал антропологический доклад об эльфах, но нигде его не повторял. Эльфы не изучают себя сами и не хотят, чтобы их изучали мы.

— Кстати, я никогда не понимала, зачем нам обязательно надо изучать себя.

— А как еще можно узнавать и расти?

— Если эльфы себя не изучают, значит ли это, что они не меняются?

— Вполне вероятно. У нас не было возможности получить хоть какую-то информацию, которая свидетельствовала бы об обратном. — Последовала пауза, во время которой Лейн мягко пробормотала, проглядывая лежащую перед ней статью: — Тинк, о чем ты говорила с Ветроволком?

— Да ни о чем особенном. Ты же знаешь, как с ними говорить. Еще хуже, чем с тобой. А что?

— А то, что жаровня является, по определению Баррона, подарком для «деликатных мероприятий». Не знаю, какое значение он вкладывает в эти слова. Очевидно, принятие подарка означает согласие на эти «мероприятия».

Тинкер завопила, потому что единственным «деликатным мероприятием», которое она могла себе вообразить, был секс.

— М-м-мы не говорили ни о каких мероприятиях. По крайней мере, я ничего такого не припомню. Баррон перечисляет хоть какие-нибудь?

— Он говорит, что эти сведения были сообщены ему мимоходом. А когда он стал настаивать на более подробной информации, эльфы сказали, что этот ритуал вряд ли может произойти между эльфом и человеком.

Тинкер выразила шумный протест:

— Наверно, Баррон понял все совершенно неправильно.

— Так о чем вы все-таки говорили?

— О подковах. О Масленке. О его семье. — Тут она глянула на себя в зеркало и ойкнула от удивления, увидев свое отражение.

— Тинкер?

— Что за…

На том месте на лбу, где Ветроволк коснулся ее губами, виднелся голубой треугольник. Она потерла его слюной, но он не стирался.

— Он как-то пометил меня — после того как я приняла подарок.

Лейн долго молчала, а потом сказала:

— Думаю, тебе следует приехать.

Несколько лет назад кузены предъявили права и получили в свое распоряжение старый гараж, расположенный между жилищем Тинкер и свалкой, что делало его одновременно и удобным, и неудобным. В гараже легко помещался и аварийный тягач, и ее ховерцикл, и самые разные машины, которые они подобрали на улице и возвратили в рабочее состояние.

Тинкер обошла вдоль стены первый отсек и открыла дверь с кодовым замком. Ее «Малышка», сверкая багровым и алым, ждала внутри. Тинкер обменяла собственноручно собранный ею ховерцикл модели «Дельта» на заказные краску, детали и хромированную часть ховербайка Чернеды. Масленка ворчал, считая, что при сделке ее надули, поскольку детали выглядели слишком просто — золотые полоски по красному фону, — но, черт побери, это было само совершенство. Тинкер подозревала, что причин ворчания братца было две: во-первых, «Дельты», которые она сама делала на заказ, оставались ее единственными серьезными соперниками на гонках, и, во-вторых, значение любой заказной работы меркло на фоне ее стремления побеждать. Преданность не позволяла Масленке ставить на кого-нибудь другого, кроме нее, но он любил выигрывать.

Да и что тут говорить, он привык к этому. Автомастерская в Саут-Сайде производила множество байков модели «Гамма», отстегивая Тинкер большие проценты за их дизайн. Пока только юная владелица свалки могла создавать новые модели, поскольку оставалась единственной, кто достаточно разбирался в физике. Но рано или поздно найдется кто-нибудь, способный ухватить идею целиком и побить Тинкер на ее собственном поле. Ведь так обычно и поступают люди.

Она перекинула ногу через седло, нажала большим пальцем на замок и включила зажигание. О, блаженство — подрагивание большой машины между ног! Тинкер сбросила газ, чтобы активировать подъемный привод. Как только «Дельта» поднялась над парковочными распорками, она убрала их и вывела ховербайк из гаража. «Дельта» взмыла вверх и рванула вперед. Высоту ей обеспечивал подъемный привод, а магическая цепь создавала мощное вращательное движение вперед. Простая физика. Рано или поздно, но кто-нибудь сообразит, как она это делает.