Эти бессмертные - Проскурин Вадим Геннадьевич. Страница 55
Глаза Людвига расширились от удивления.
— Так это ты убил Стефана? — спросил он. — Повелитель был уверен, что Стефан сбежал вместе с книгой. А как ты сделал это? И где спрятал тело?
Павел улыбнулся.
— Я сбил его с ног, точно так же, как тебя, — сказал он. — А потом утопил в яме с помоями. Это было несложно, вы, воители, не воспринимаете рабов всерьез. Вы считаете, что если кто-то не владеет магией, то его можно не бояться и вообще не обращать внимания. Воители сильные и умные, рабы слабые и глупые. Почти всегда это правда, но иногда воитель ошибается. И тогда ему приходится платить за беспечность. Стефан расплатился жизнью, а Хортон… Я сказал ему, что видел Стефана, проходящего мимо с бумагами под мышкой, и он поверил мне, он вообще не усомнился в моих словах. Он привык, что рабы слишком глупы, чтобы придумать такую правдоподобную ложь.
— Все дело в том, что повелитель неверно определил твой статус, — заявил Людвиг. — Он решил, что ты раб, потому что не владеешь магией, а на самом деле ты воитель. Считается, что демоны владеют магией изначально, книги не говорят, что демонов надо обучать. Если бы повелитель понял это раньше…
Ивернес, до этого времени смирно сидевший в стороне, вдруг негромко кашлянул. И когда все взгляды обратились к нему, он начал говорить:
— Граф Хортон не мог понять этого раньше, ему помешало пророчество, которое должно исполниться. Павлу предопределено стать потрясателем вселенной, он должен был постигнуть магию сам, без посторонней помощи. И события повернулись именно так.
— Вот, кстати, — сказал Павел. — Очень яркий пример того, что бывает, когда рабов недооценивают. И ты, Людвиг, и Хортон, и другие воители — все привыкли смотреть на Ивернеса как на машину для пыток и казней, а он чуть было не освоил магию самостоятельно. Тот фокус, что я проделал с Бригиттой, ну, с цветком, Ивернес проделывал много раз. И он освоил бы магию и стал бы потрясателем, если бы не абсолютная неспособность к этому делу. Ваше общество давно созрело для потрясателя, им может стать любой раб, достаточно наглый, чтобы вступить на этот путь, и с врожденным талантом.
— Но у него нет врожденного таланта, и потому он раб, — сказал Людвиг. — Был рабом и рабом остался. Кстати, Павел, ты будешь его наказывать?
— Не буду. В нашем, демонском языке есть слово «благодарность». Я до сих пор жив только потому, что он мне помог. Когда я испытал первое настоящее заклинание, я чуть сам себя не убил, а Ивернес мне помог, дал новую хламиду взамен изорванной, не сказал про меня Трею… Да и с Треем… но не будем об этом. Да и с тобой, в общем-то, неплохо получилось. Рано или поздно мы все равно встретились бы, только Бригитта к этому времени испереживалась бы вся.
— Почему ты так говоришь о ней? — спросил Людвиг. — Я не понимаю. Ты сейчас говоришь так, как будто любишь ее. Но если ты ее любишь, как ты мог сломать ее судьбу?
Демон вздохнул.
— Это очень трудно объяснить, — сказал он. — В той вселенной, откуда я родом, тоже иногда появляются потрясатели. И один из них учил, что надо любить всех людей, ну, то есть не совсем всех, а всех тех, кого нет причин не любить. Любить по умолчанию. Если не знаешь, как относиться к человеку, относись к нему так, как будто ты его любишь. Это называется «доброта», я знаю, в вашем языке нет такого слова, а у нас оно — одно из основных понятий во всей этике. Тебе наплевать на человека, но ты ему все равно помогаешь, делаешь так, чтобы ему было хорошо, а потом, когда помощь потребуется тебе, ее окажет любой, кто живет по этим правилам. Конечно, все время проявлять доброту невозможно, в жизни бывает всякое, но надо хотя бы пытаться быть добрым. Здесь, в вашем мире, у меня не получается быть добрым, и я не знаю, смогу ли я исправить то, что уже натворил. Но я могу хотя бы помечтать об этом.
Бригитта нервно хихикнула.
— Никогда бы не подумала, что ты так все воспринимаешь. По тебе не скажешь.
— Прости, — сказал Павел. — Мне тяжело вспоминать о том, что я успел натворить, а еще тяжелее понимать, что это еще не конец моей судьбы. Мне нельзя останавливаться, если я остановлюсь, я погибну. У меня нет другого выхода, кроме как продолжать потрясать все вокруг. Кстати, тот потрясатель, о котором я говорил, в свое время решил остановиться и погиб. А другой решил не останавливаться и построил империю. Впрочем, есть третий путь — уйти в какую-нибудь ненаселенную местность и проповедовать потихоньку, но только нет в вашем мире ненаселенных мест. Значит, придется потрясать.
Ивернес удовлетворенно хмыкнул и провозгласил:
— Пророчество исполняется.
— Заткнись! — рявкнул Павел. — Тебя не спрашивали, сиди смирно и радуйся, что жив.
Раб остается рабом, подумал Павел. Даже если он умен и решителен, он все равно раб. Даже отказавшись от повиновения хозяину, он все равно должен кому-то или чему-то повиноваться, например пророчеству. Потому что такова природа раба.
4
Мягкая трава ложится под ноги, только ноги давно уже ее не чувствуют. Сандалии давно распались, пятки сбиты почти до мяса, лишь защитная магия поддерживает целостность кожи. Солнце палит голову и плечи, и нет сил собрать облака над головой, все силы уходят внутрь, в слабое тело, изнемогающее от непосильной нагрузки.
Обычно путь от Гусиного Пика до Муралийского Острога занимает три полных дня, а то и четыре, если никуда не спешить. Хортон намеревался уложиться в сутки.
Грудь поднимается и опускается, три шага — вдох, еще три шага — выдох. Время от времени из горла вырывается хрип, значит, силовые линии ослабли, надо подлатать их, зачерпнуть немного силы из внутреннего источника, который вот-вот покажет дно. Если, конечно, лорд не воспользуется чужой жизнью, а он непременно воспользуется ей, потому что источник не должен показать дно ни в коем случае, слишком высока ставка в этой игре.
Часто говорят, что пути судеб запутаны и неисповедимы, это привычное определение, и тем сильнее приходится удивляться, когда понимаешь в очередной раз, что это не просто фигура речи, а истинная, абсолютная правда. Некоторые философы полагают, что нитями судеб движет абстрактный и непостижимый верховный дух. Если это так на самом деле, можно лишь восхититься тем, какие невероятные узоры этот дух иногда выплетает.
Третий демон был настоящим, старый дурак Хортон просто не понял этого вовремя. А ведь были признаки неосознанного обращения к великой силе — боль, которую демон иногда чувствует, а иногда подавляет, и еще невероятная ловкость движений, которой, как говорил сам демон, он никогда не обладал ни в бою, ни в обращении с лютней. Все можно было увидеть с самого начала, просто Хортон смотрел в другую сторону.
Родной мир демона Павла лишен естественной магии, и само собой разумеется, что демон не смог сразу осознать свои способности. А то, что Хортон их тоже не осознал, — это ошибка, которая может стать фатальной. Привык, дурак, что у взрослого человека власть над магией или есть, или нет. В первом случае он воитель, во втором — раб. Забыл, идиот, что между черным и белым есть тысячи оттенков, не понял, что к демону неприменимы обычные мерки, что с детства знакомое волшебство преломляется его душой совсем по-особому. А ведь должен был понять, заметил же, как необычно подействовало на демона заклинание покорности, как силовые нити вросли прямо в душу демона. Как они трансформировались, как начали прорастать туда, где в душе воителя находится ядро источника силы, как с каждым днем демон получал все больше и больше власти над внешним и внутренним миром. Надо было всего лишь приглядеться к демону повнимательнее и сделать должные выводы, не признавать поражение заранее, а играть до конца. Потому что ставка в этой игре — жизнь, причем не только твоя.
В этом и была главная проблема — любовь ослепила старого воителя, он не смог допустить даже на мгновение, что придется пожертвовать умненьким мальчиком Людвигом или ласковой и нежной Бригиттой. Начал плести интригу, сам в ней запутался, и вот тебе насмешка судьбы — то, чего ты так долго ждал, на что отчаялся надеяться, произошло само собой в самый неподходящий момент, когда ты к этому не готов. Демон оказался даже сильнее, чем ожидалось, он сумел овладеть боевой магией самостоятельно, и не просто овладеть, а одержать победу над сильнейшим из вассалов Хортона. И что он теперь натворит, что он сделает с Людвигом и Бригиттой…