Эти бессмертные - Проскурин Вадим Геннадьевич. Страница 53

Павел пригнулся и быстро перебежал к живой стене колючего кустарника, на котором росли зеленые ягоды (местный аналог незрелой малины?). Выглянул в узкий просвет между кустами и улыбнулся.

Барон Людвиг Фанарейский метал файрболы (не сплошные, одиночные) прямо внутрь хижины, она красиво освещалась изнутри бушующим пламенем. Неподалеку, у полюбившегося ей дерева, сидела Бригитта, она с любопытством наблюдала за происходящим. Павла никто не видел, он с трудом поборол искушение выскочить из-за кустов и заорать: «БУУУ!»

Стараясь ступать неслышно, он приблизился к Людвигу сзади, принял подходящую стойку и негромко кашлянул. Людвиг вздрогнул и начал поворачиваться, медленно, недопустимо, позорно медленно. Павел успел произнести вслух:

— Эти одеяла давно стоило сжечь.

И лишь закончив фразу, отправил Людвига в нокаут. Никакой магии, простой, честный удар кулаком в подбородок.

Глава седьмая

1

Людвиг лежал на спине, широко раскинув руки, его глаза уставились в пасмурное небо невидящим взглядом. И таким же невидящим взглядом смотрел на поверженного врага Павел. Странно, удар был не очень сильным, костяшки пальцев почти не болят, таким ударом нельзя убить. Но почему тогда Людвиг не встает и не шевелится?

В поле зрения появилась Бригитта, медленно подошла к поверженному барону и встала перед ним на колени. Наклонилась, взяла безвольно повисшую руку, прижала к своей груди и неподвижно застыла. Она не плакала, запас ее слез, похоже, окончательно истощился. Она просто замерла в коленопреклоненной позе, как надгробная статуя, она словно окаменела. В ее глазах отражалась вселенская скорбь, огромное, всепоглощающее горе. Она ведь любила его, по-настоящему любила, так искренне можно печалиться лишь о том, кого любишь по-настоящему. А Павел его убил. Не зря его назвали демоном, он несет в этот мир только боль и смерть. И неважно, что мир и так полон боли и смерти, это не смягчающее обстоятельство, а, наоборот, отягчающее.

Рука Людвига, не та, которую сжимала Бригитта, а другая, дернулась и заскребла по земле. Бригитта ахнула.

— Ты жив! — воскликнула она.

И начала тормошить Людвига, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. На глазах у нее выступили слезы, и это были слезы радости. Павел смотрел на нее и завидовал ей, внезапно он понял со всей ясностью, что во всем мире нет никого, кто станет горевать, если Павел умрет, и радоваться, если он избежит смерти. Он никому не нужен, он чужак, ни одна тварь не станет по нему плакать, когда его мертвое тело будет так же лежать на сырой земле.

Людвиг открыл глаза, сфокусировал взгляд на Бригитте, его лицо озарилось счастливой улыбкой.

— Бригитта! — воскликнул он. — Милая!

Павел отвернулся. Смотреть на то, как обнимаются и целуются влюбленные, было неприятно. Его никто не будет целовать так искренне и так исступленно. Разве что Павел скажет «ду ду ду ду ду», но это совсем не то, настоящую любовь заклинанием не пробудить. Это так же глупо, как пытаться достичь истинного счастья, вгоняя в вену наркотик.

Ничего не видящий рассеянно-счастливый взгляд Бригитты скользнул по Павлу, остановился, радостная улыбка исчезла с ее лица. Бригитта вздрогнула и испуганно замерла. Людвиг тоже замер, а потом медленно-медленно отстранился от девушки, повернул голову и увидел Павла.

Они смотрели друг на друга: Людвиг с испугом, медленно переходящим в угрюмую решимость, Павел — с безразличием. Они молчали, сейчас нечего говорить, время слов прошло, пройдет еще несколько секунд, Людвиг соберется с духом и атакует. Павел не знал, станет ли он защищаться. Может, это и есть его судьба — погибнуть от файрбола, выпущенного воителем, защищающим любимую?

Людвиг сложил руки в жесте порождения файрбола. Руки Павла сами собой дернулись и повторили этот жест, но чуть по-другому — левый указательный палец не поверх правого среднего, а под правым безымянным, и еще мизинец согнут немного иначе. Сейчас море огня вырвется на свободу и…

Не вырвется. Бригитта встала между бойцами, широко раскинув руки. Она смотрела на Павла умоляющим взглядом, каким мама-крыса может смотреть на голодного кота, подбирающегося к ее крысятам. Этот взгляд говорил: «Убей меня, если хочешь, но не трогай тех, кого я люблю». Вслух Бригитта ничего не говорила, слова были лишними, да и не факт, что она могла сейчас выговорить что-то осмысленное.

Павел улыбнулся, его улыбка была грустной.

— Не смотри на меня так, я не собираюсь убивать твоего парня, — сказал он. — Совет вам да любовь, ребята. Людвиг, я был не прав, прости меня, если сможешь. Только расцепи пальцы, если хочешь говорить, а то я могу не выдержать, у меня и так нервы на пределе.

Людвиг скосил глаза на свои руки, снова перевел взгляд на Павла и спросил:

— О чем мне разговаривать с тобой? Ты изнасиловал ее, изглумился, сломал судьбу…

Людвиг накручивает себя, этими словами он пытается придать себе решимость. Из него не получится хороший воитель, подумал Павел, настоящий воитель не тратит время на слова, он атакует немедленно, без лишних эмоций, не думая ни о чем, кроме того, что противника надо убить.

— Да, я был не прав, — сказал Павел. — Ты хочешь бросить мне вызов? Бросай, я приму его. Только пусть Бригитта потом не жалуется на одиночество.

Глаза Людвига расширились, то ли от изумления, то ли от гнева.

— Что ты несешь?! — воскликнул он. — Рабам не бросают вызов! Рабов наказывают, даже если раб — демон!

— Я уже не совсем раб, — улыбнулся Павел. — По вашим законам я ношу титул барона. Видишь ли, я убил Трея…

Людвиг нахмурился.

— Ивернес ничего не говорил мне об этом, — сказал он.

— Ивернес? — удивился Павел.

Бросил быстрый взгляд в сторону, продолжая контролировать Людвига периферическим зрением, и увидел мастера смерти, стоявшего в стороне и отстраненно наблюдающего за происходящим.

— Ивернес! — позвал Павел. — А ну-ка, иди сюда и расскажи, что за дела у тебя с Людвигом?

— Ивернес сказал мне, что ты предал лорда Хортона, — заявил Людвиг. — Что демонская магия проснулась в тебе, ты похитил Бригитту и бежал в мою землю. Что он готов проводить меня туда, где ты поселился и пытаешься спрятаться от моего гнева, изображая холопа. И еще он сказал, что ты заставляешь Бригитту убирать дерьмо за птицами.

— Ивернес! — рявкнул Павел. — Что за дела?! Подойди сюда и объяснись.

— А что тут объяснять? — печально сказал Ивернес. — Потрясатель вселенной должен исполнять свой долг, а ты никак не можешь решиться. Я попытался помочь тебе.

— Потрясатель вселенной? — изумленно выдохнул Людвиг.

— Помочь? — спросил Павел. — Как помочь? Ты хотел, чтобы я убил этого парнишку и совсем озверел? Так?

— Так, — согласился Ивернес.

Он был совершенно спокоен, стоял в расслабленной позе и смотрел в глаза того, кого считал повелителем, спокойным немигающим взглядом.

— А еще я подумал, — добавил он, — что если ты не захочешь убивать его, ты убьешь меня. Это тоже поможет тебе принять предназначение. Кровь должна пролиться, а чья это кровь — в пророчестве не сказано. Но она должна пролиться, потому что пророчество должно начать исполняться.

— Кровь пролилась! — заорал Павел. — Кровь Трея уже пролилась, нет необходимости никого убивать, даже для твоего дебильного пророчества, на которое я клал с прибором!

Ивернес ничего не ответил на эти слова, лишь многозначительно хмыкнул.

2

Перед входом в хижину лежала небольшая кучка хвороста. Ее сложили демон и его раб Ивернес, сейчас они копошились на краю участка, собирали следующую порцию. Демон сказал, что хочет устроить торжественный ужин, как принято делать в их демонской вселенной. Развести костер прямо на открытом воздухе, убить курицу, ощипать и зажарить над костром, проткнув тушку острой палкой. Вот только хворост для костра демон и раб собирают очень медленно, они больше разговаривают, чем работают. Бригитта не понимала этого, ясно же, что бывший мастер смерти достоин смерти, такие преступления не прощаются, надо просто убить его и забыть о нем. Может, демон хочет сначала выяснить какие-то подробности о преступлении? Или о пророчестве? Или просто помучить его перед смертью, поговорить с ним, как будто простил, а потом казнить? А ведь это вполне может быть правдой, демон достаточно жесток для этого.