Птицедева - Гамаюнова Светлана Геннадиевна. Страница 21

– Ты королева, и мне приятно примкнуть к твоей свите.

Свитой он называл мою компанию, но это так, из области фантазий, так ему было приятней. Компания разношерстная, интересная: альпинисты, кэспешники (члены клуба самодеятельной песни), просто бездельники и любители поговорить. Приходили, трепались о горах, снаряжении – ледорубах и рюкзаках, вершинах непокоренных и покоренных, сложностях маршрутов, пели новые песни и много старых. Богемная обстановка, и он к ней легко приспособился. Иногда обсуждали политику, много говорилось о смысле жизни, мироустройстве. Впрочем, о мироустройстве тогда не говорил только ленивый. Треп, треп, треп- легкий, ни к чему не обязывающий.

А суть меня тогдашней хорошо передает этот стишок:

Обо мне не раз говорили,

Что с характером и что сильная.

Говорили не раз, что умная

Говорили порой, что красивая.

Говорили, что мышцы крепкие,

Говорили, что воля твёрдая,

Говорили – упорная, цепкая,

Ядовитая, дерзкая, гордая.

Говорили и в это верили,

Проверяли меня на прочность,

Меня доля смертями меряла,

Отправляя заряды мощные.

А я думала, депрессивная,

Еще глупая, несуразная,

Что обломанная ветка я

И цветы на ней все бумажные.

Дима освоил профессию свободного фотографа. Свободный художник, чудненько. Наверно, его девиз можно описать словами: «Идем по жизни, весело улыбаясь, получаем удовольствие и радуемся». Вроде бы – чем плохо? А я стала замечать, что живет он моими увлечениями, моими друзьями, я одна опора нашей совместной жизни. А если я упаду, удержит ли? А ведь нет, ответила себе. Повторения истории с Алексеем не хотела, хватит с меня увлечения образом. Не хочу. Через два года мы расстались. Тяжело, болезненно, он никак не мог понять, почему – ведь живем интересно, ездим, поем, снимаем. А мне было сложно объяснить, поэтому и было так тяжело. Извини меня. Может быть, если бы смогла объяснить, он бы изменился, но вряд ли. Вспоминала по ночам такие странные галлюцинации в реанимации. Лицо женщины без своего лица и чудной птицы. Что бы это значило? Искать себя, понять себя, но как? Действительно, кто я есть на самом деле? Со мной действительно что-то не так? Этот стих Франсуа Вийона так и крутился в голове:

Как Вам представить, кто я?

Сам не знаю.

Я Ваша ложь, я выдумка пустая.

Я свет дневной, и я же тьма ночная.

Песчинка я и океан без края.

Витаю в небе, по земле блуждая.

Ищу свой рай, из рая убегая.

Вот я.

Я весь в ладонях Ваших.

Смеюсь сквозь слезы и грущу сквозь смех,

Сдираю кожу, падая на мех.

Бьюсь о преграды, не найдя помех.

Ищу кого-то. Нахожу не тех.

Весь на виду – загадочен для всех.

Грешу, чужой замаливая грех.

Вот я.

Я весь в ладонях Ваших.

Франсуа Вийон

Мысль о том, что дело во мне и что со мной что-то не совсем так, все четче прорисовывалась в голове. Мне надо что-то осознать и что-то вспомнить. «Ищу кого-то. Нахожу не тех», а кого тогда надо найти и надо ли? Вопросы, вопросы, вопросы, а догадки самые фантастические.

«Того, что мелькает в голове, не может быть», – говорю сама себе. Будто через мутное стекло просматривается истина, совершенно невероятная истина. Мотнула головой, чтобы отогнать это наваждение. И спасительная на тот момент мысль: «Надо еще проанализировать наши отношения с Сергеем. Не хочется, больно, пусть и время прошло, и я действительно стала другой, но все равно стыдно и больно. А чего стыдно-то?» Вытянула на поверхность и этот клубок боли, пусть проветрится.

Мы познакомились в институте, я по знакомству попала на работу в НИИ и, как обладающая строительной специальностью, занималась различными проблемами систем очистки воды. Если бы кто-то сказал мне в семнадцать лет, что канализационные коллекторы – это мой будущий кусок хлеба, наверно, придушила бы. Но привыкла. Проедаем бюджет страны, попиваем чай на работе за веселым трепом – просто литературно-познавательный кружок, а не лаборатория водоотведения.

Соседняя лаборатория была гидробиологическая. В ней работа была поинтересней, вот в ней-то и работал Сергей. Он года на четыре старше меня, гидробиолог, занимался проблемами биологической очистки сточных вод, уже защитил кандидатскую и быстро продвигался вперед в написании докторской. Серьезный, критичный до нетерпимости в споре, он был невероятным умницей. Обратил внимание на меня на Новогодней вечеринке, выпивали вместе. Потом провожал, спорили, но разве его переспоришь – ты ему про женскую эмансипацию, а он тебе цитатой из Шопенгауэра: «Уже самый вид женской фигуры показывает, что она не предназначена для слишком большого труда ни духовного, ни телесного. Она отбывает обязанность жизни не действительным, а страдательным образом: муками родов, заботами о детях, подчинённостью мужу, для которого она должна быть терпеливой и ободряющей подругою. Она не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил; жизнь её должна протекать спокойнее, незначительнее и мягче, чем жизнь мужчины, не делаясь, в сущности, от этого счастливее или несчастнее».

Шопенгауэра тогда возненавидела. Да и Сергей вроде сам так и не думал. Просто смеялся, глядя на мою реакцию. А что я тогда? Какой была? Плыла по течению, играла в любимую игру многих женщин: ах, если бы не обстоятельства, то я бы … и продолжайте по желанию сами.

В моей неплохой памяти хранилось немало занимательных полезных и бесполезных знаний из различных областей науки и искусства, которые мы с удовольствием обсуждали. Меня даже позвали замуж. Сказала – подумаю, но не торопилась. С ним я опять почувствовала себя защищенной и нужной. Поэтому старалась соответствовать образу примерной жены, тогда почти жены. Я готовила и заботилась. Научилась печь пирожки. НО!! Три раза НО! .

– Это то, о чем ты мечтала и для чего родилась? – через несколько лет совместной жизни спросил кто-то, кто жил в глубине моего сознания.

– А что? – удивилась я. – Все так хорошо, уютно.

Но мысли не давали покоя. Почти муж хочет нормальной семьи, а вот чего хочу я? Да, тысячи женщин, может, и миллионы, с радостью поменялись бы со мной местами, а я начала болеть и чахнуть, в прямом смысле слова. Жизнь проходила мимо, а я стояла и смотрела, как он пишет докторскую, ездит на конференции, всегда занят и востребован. А я – тихая тень за его плечами.

– Что с тобой, Ника?- спрашивал кто-то внутри, настойчиво так спрашивал.

Ему предложили контракт сначала на год в северный штат в институт биологии Арктики. Он так мечтал о новых возможностях, оборудовании, реактивах. Без меня сначала не хотел ехать, уговаривал. А я скучала в замкнутом пространстве квартиры, где все дышало его жизнью, его энергией. А моя где? И какая разница, где эта квартира будет находиться, ведь все останется по-прежнему.

– Что с тобой, Ника? Очнись, почему? Ведь все хорошо, работа – дом, дом – работа.

Он уехал, а я осталась одна. А потом та, что жила внутри, взбунтовалась. Я опять пошла на каток, сначала просто каталась для себя, потом мне дали небольшую группу малышей. Получилось. С ними интересно. Я бросила работу, такую стабильную и необременительную. Вспомнила, что архитектор по образованию, начала с проектирования беседок на участках и другой мелочи. Стало получаться. Я спроектировалаЧТО???. Заплатили за мою работу, которая понравилась. А с Сергеем?

Ему предложили продлить контракт, он с трудом выбил мне визу, и я поехала, посмотрела. Зима, Аляска, снег, просто царство снежной королевы. Где, интересно, ее дворец? Опять север и снег, и голос в голове:

– Ты помнишь меня, Лотта, помнишь Морану? Красивую и холодную, но мудрую, вспоминай. Тебе здесь нравится? А что ты тут будешь делать? Пирожки печь? Опять в тени мужа? Да пожалуйста, живи, миллионы так живут, ты-то чем лучше? Или все-таки другая?