Птицедева - Гамаюнова Светлана Геннадиевна. Страница 22

Состоялся тяжелый разговор с Сергеем. Долго спорили.

– Не дави на меня, – пыталась отбрыкиваться я. – У меня тут нет дела, а дома оно уже есть, первый раз за долгие годы.

Сергей сказал:

– На тебя надавишь – ты, как вода, не сдавливаешься.

– Наверное, меня можно только заморозить, но я в эти игры больше не играю.

– Ну почему ты не хочешь побыть слабой, защищенной?

И вдруг услышала от него почти дословно слова Тараса:

– Мужчина нужен женщине для того, чтобы она была слабой. Сильной она может быть и без него!

Но у меня родился закономерный вопрос:

– А с каким мужчиной можно быть самой собой?

Сергей быстро отреагировал на мой выпад:

– С тем, которому ты безразлична или не нужна.

Но я не сдавалась.

– А может, с тем, который принимает тебя такой, какая ты есть?

– Да пожалуйста, Ника, будь собой, кто мешает? Я люблю тебя, хочу жить с тобой, хочу семью, детей, хочу, чтобы ты была рядом.

Криво усмехнулась.

– Сережа, я сейчас не Ника, а Вера, меня держит только вера в то, что найду эту самую Нику, себя, словом. Мне нужно время. Может это звучит смешно, но кто-то внутри меня все время напоминает слова. Вот послушай: «Учись падать и держаться ни на чем! Выбраться из мира Иллюзии можно, только найдя опору в самой себе, и тогда ты обретешь почву под ногами и станешь опорой и для других. Только так, опираясь на себя, обретая Сознание, можно найти Истину и уйти от игр Майи».

Сергей странно посмотрел на меня.

– Понимаешь, мне это важно, важно понять Истину, найти опору в самой себе, обрести почву под ногами, с тобой я этого не смогу. Почему – не знаю. С тобой я чувствую себя твоей тенью, а если обопрусь, то с тобой случится то же, что с Тарасом, он погиб – и ты погибнешь. Кому-то надо, чтобы я нашла опору в себе, а с тобой это трудновыполнимо.

– Ника, что за глупая мистика? Это просто блажь.

– Наверное, Сережа. Но Морана – зима все время на моем пути. Зимой ко мне пришла моя первая любовь, в снег и лед ушел Тарас, Дмитрий приехал ко мне с севера, а ты уехал от меня в самый северный институт мира. Мистика? Да как сказать. Может, и так, но я знаю точно, мне надо научиться быть собой, вернее, найти опору в себе самой. Вот где-то так. Прости.

Сергей понял, что переспорить меня сейчас невозможно.

– Хорошо, давай, поживешь ещё немного отдельно, но я скучаю, очень. Ты понимаешь, мне плохо без тебя, и я мужчина, ты это понимаешь?

– Да, конечно, я постараюсь.

Дома у меня открылось второе дыхание. Я тренировала детей, и у них получалось, хорошо получалось, дети побеждали. И еще я проектировала, а также читала не только художественную литературу, но и книги по психологии, анализировала свою ситуацию. Зачем-то начала учить английский, ходила на разные тренинги и даже на тренинг по методике Клауса Фопеля «Сплоченность и толерантность в группе» – мне хотелось, чтобы мои детки научились не конфликтовать. Получалось неплохо. Я стала для них опорой.

Через год мне пришло письмо по электронке (как узнала?) от девушки, у которой Сергей начал иногда ночевать. Она не хотела конкуренции. Писала, что он устал ждать меня и ему с ней не так уж плохо.

Зима забрала и его. Любила ли я его когда-нибудь? Наверно, не так сильно, как надо, иначе бы все сложилось по-другому. А кого любила? Алексея? Наверно. Но почему все рушится? Почему этот бесконечный поиск и потери? Почему?

Кто виноват, что потеряла Сергея? Я, конечно, – и не отрицаю этого. Нисколько не виню его. Такова цена поиска моей «опоры в себе».

– Слишком высокая, – сказала подруга.

– Да как сказать, – ответила я.

Откуда-то возник ответ:

– Все это игры Майи, Иллюзии, ей что-то от меня надо, – вдруг тогда в первый раз озвучила я свои подозрения.

Сейчас посмотрела в окно на «Глядящих» и поняла окончательно: да, это не совсем моя жизнь, мной играли, я стала фигурой, пешкой в играх Майи. В ушах прозвучало: «Не пешкой а Королевой» Подскочила с дивана и кинулась к окну. Другая девушка очнулась во мне, и звали ее Лотта.

– Эй, вы! – крикнула я Глядящим. – Я поняла, это игра Майи, меня зовут Лотта, а мужчины в жизни Ники – это своеобразные иллюзии, измененные и подкорректированные для мира Первой Земли Майей, и зовут их Михел и Карен. Вот так. Я поняла. Я вспомнила, кто я! Эй! Слышите? Я поняла!

Вокруг закружился воздух, и я провались в другой мир.

Предназначение или Вероника и Ко

Меня или, вернее, нас выбросило недалеко от Алатырь-камня. Я сидела на земле и как рыба открывала и закрывала то глаза, то рот. Две реальности никак не хотели совмещаться. Я была сейчас внешне Лоттой, но, если бы спросили, кто я, назвала бы себя Вероникой.

Посмотрела вокруг. Солнце склонялось к закату – красный шар, цвета не крови, но, скорее, багряных осенних листьев, пытался скрыться за горизонтом, как будто от сложившейся абсурдности ситуации ему было стыдно и не хотелось участвовать в разборке случившегося. В голове пронеслась мысль: «И ты не хочешь быть причастной, а хочешь улизнуть и оставить меня в этом мире – разбирайся, мол, сама, где лучше – в иллюзии или в реальности, и различаются ли они чем-то?»

Вечерка на фоне огромного солнечного диска казалась маленькой и беззащитной, но в то же в время не лишней, как я в своей пижаме а-ля 21 век, Земля Первая, среди камней мифического Буяна. Пижама оказалась большой, так как Лотта была явно ниже меня. Ну, хоть не толще, уже хорошо. Подвернула штанины, закрыла глаза и стала думу думать.

Лотта тихо ушла в себя, забилась вглубь мозга и, видимо, тоже пыталась осмыслить ситуацию. На разговор пока не шла. Мой не самый легкий жизненный опыт может придавить кого угодно, а уж как будет его осмысливать девочка семнадцати лет – вообще непонятно. Почему-то вспомнились слова юмориста: «Жизнь, конечно, не удалась, а в остальном всё нормально». А с другой стороны – что я теряю, покидая свой мир? Что особенного имела-то? Если сложить мое тёмное прошлое со светлым будущим – получится, что имею серое настоящее. Но это я так говорила для утешения себя. У меня всегда была немного замедленная реакция на происходящее – я сразу никогда не расстраиваюсь, не впадаю в ступор, не делаю резких движений, даже на трагические ситуации могу смотреть как бы со стороны и не впадать в прострацию. Осознание произошедшего приходит обычно позже и тогда накрывает так, что мама не горюй.

А сейчас не такой большой жизненный опыт Лотты, со всеми ее переживаниями, чувствовался как мой собственный.

Закрыла глаза и задумалась. Кому нужна эта дикая ситуация?

За сомкнутыми ресницами мне виделась снежная вьюга, что гуляла в миллиардах миров, проносившихся перед глазами – холодных, чужих, даже близко не позволяющих прикоснуться к ним, остаться и забыться в них. В них не было тепла и надежды, только холод и вьюга. «Морана, – пронеслось в голове, – ты везде, зачем тебе моя жизнь, что ты хочешь?» И как сквозь вьюгу послышались слова:

– Понять, сможет ли Лотта сделать то, что нужно.

– А что нужно-то? И причем здесь я?

Ничего больше не услышала, только вой ветра в ушах.

Долго одной в размышлениях мне пребывать не дали. Первым появился Кот, потом тетушки – полусонные, потому что им в это время суток бодрствовать трудно.

Они радостно загомонили, захлопали крыльями, но способности внятно разговаривать со мной у них не отмечалось. Из их всхлипываний и причитаний ничего путного я не услышала – только то, что они знали, что я вернусь. Я обняла каждую и выдавила из себя истертую, но правильную фразу:

– Утро вечера мудреней. Я отдохну, мы все выспимся, а завтра поговорим.

И они полетели на насесты.

Наконец оставили меня одну, вернее, с Котом. Я обхватила коленки руками и уставилась на остатки заката, а у моих ног, как огромная пегая пантера, разлегся Кот.

– Вот ты и дома, как хотела, и никаких иллюзий,