Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 29

Это были ее единственные поминки по Эрнегарду. Она не оборачивалась, и в этом было ее счастье, потому что если бы она могла обернуться — то увидела бы неподвижно лежащую на дороге фигуру и двенадцать из двадцати гвардейцев, стоящих вокруг нее.

Беспощадных невозможно было победить на шпагах. Поэтому в него выстрелили четыре раза из мушкета в упор.

К утру она загнала лошадь, обрезала кинжалом, найденным в седельной сумке, волосы как могла — теперь они торчали в разные стороны, и она действительно стала напоминать взъерошенного мальчишку-подростка. В той же сумке она обнаружила относительно новый камзол и штаны — они могли принадлежать или пажу, или курьеру — и не сильно толстый кошелек, но все-таки монет в нем хватило, чтобы заплатить жителям ближней деревни за очередную лошадь ровно столько, чтобы они привели ее быстро и не стали ни о чем расспрашивать.

Деревенские не стали рассказывать прискакавшим позже гвардейцам про странного парнишку с большим кровоподтеком на скуле. Они здраво рассудили, что распросы и дознавания будут весьма пристрастными. А так — ничего не видели, ничего не знаем.

Ну а старого князя Ваан Эггена, проезжавшего со свитой по айньскому тракту, гвардейцы уже просто не догнали — у того были слишком хорошие лошади, да в общем и сложно было представить, что один из многочисленных мелких князей Айны что-либо знает об этом деле. Хотя именно в его отряде в сторону границы уже второй день скакал щуплый рыжий мальчишка со звонким голосом, от которого Эгген сначала презрительно отмахнулся, а потом приказал дать ему лошадь и новый плащ, после того как тот пять раз подряд одним и тем же приемом выбил шпагу у его отборных телохранителей.

Ваан Эгген с пяти лет познал тонкое искусство борьбы за каждый клочок земли, исключительно ценной в айнских болотах. Когда твое княжество заканчивается почти прямо за стенами твоего замка, невольно приложишь все усилия к тому, чтобы лучшие фехтовальщики служили именно у тебя, а не у соседей. Глядя в напряженную спину с тонкими лопатками и торчащие из-под шляпы рыжие кудри, он смутно чувствовал, что это какая-то темная история, но особого выбора у него не было.

— И что же ты теперь хочешь от меня, Гримур? — спросил человек с абсолютно белыми волосами, подливая горячее вино в два бокала. Тот, кого мы уже некоторое время знали как Хэрда и Скильвинга, сидел напротив, опустив голову и мрачно разглядывал свои изорванные сапоги.

— Ты ведь надолго обосновался в Айне, Хейми?

— Полагаю, навсегда, насколько возможно это слово.

— Стражу легче всего там, где нет никакой стабильности?

Хейми легко улыбнулся.

— Вот увидишь, Лер — всего лет через двести эта страна станет воплощением стабильности и покоя. Здесь ничего не будет происходить, кроме нового урожая яблок и изобретения новых способов получать наслаждение.

Скильвинг нахмурился.

— Тебе, конечно, виднее — это ты ведь у нас провидишь будущее.

— Я всего лишь пытаюсь угадать, — мягко возразил Хейми. — А что собираешься делать ты, Хэрд? Почему ты не взял ее с собой, раз тебя так заботит ее будущее?

— Она не сможет быть со мной и не быть в Ордене, — так же мрачно отозвался Скильвинг. — А в Орден все должны приходить добровольно.

— По-моему, ты усложняешь. Она же дочь Элейны.

— Мы не крестоносцы, чтобы отбирать по рождению.

— И поэтому теперь ты тоже собираешься жить в Айне, чтобы за ней приглядывать?

— Не беспокойся, на твой дом я не претендую. Я знаю, что у меня тяжелый характер, и со мной не уживешься. Я только прошу тебя, Хейми — если иногда мне придется уезжать… Обещай, что будешь тогда выполнять мою роль.

Хейми некоторое время молчал, тщательно набивая длинную трубку, и внимательно глядя на сгорбившегося Скильвинга темно-синими глазами.

— Скажи откровенно, Великий Магистр — ты так заботишься о ней потому, что она дочь Элейны или потому, что она и твоя дочь?

— Не знаю, — тихо сказал тот. — Я очень много об этом думал, Хейми. Но, к сожалению, я не могу сказать ничего определенного. Она очень похожа на этого круаханского графа. Ни у кого из тех, кто видел их рядом, не возникло бы никакого сомнения, что это близкие родственники.

Он прошелся по комнате, вдоль огромного шкафа с бесконечными рядами толстых книг, до двери, выходящей на маленький балкон, весь уставленный цветочными горшками.

— Но ты знаешь, у Ронана в семье были точно такие же рыжие волосы и серые глаза. У его отца, и они в общем тоже очень похожи. А что касается меня… — он прошелся в обратном порядке, — у Элейны почти не было магических наклонностей. Так, кое-что простое она умела, но не более того, как и Ронан, впрочем. У Женевьевы они есть. Ну а что касается характера… тут она может быть дочерью любого из нас. Правда, мои шансы в любом случае невелики…

Хейми хмыкнул, глядя на шагающего туда-сюда Магистра.

— Ты прости меня, конечно, — сказал он, — тебе может показаться, что я задаю бестактные вопросы, но помимо внешнего сходства, существуют и другие возможности определить отцовство. Например, отсчитать некоторое количество месяцев от дня рождения….

Скильвинг посмотрел на него в упор.

— Прекрасно, — сказал он, — два хранителя самых сокровенных знаний из кожи вон лезут, пытаясь разобраться в таком простом житейском вопросе. Тебе известно, что дети иногда рождаются раньше срока?

— Ну все-таки, — не особенно смутился Хейми, — если представить, что на этот раз все случилось точно в срок?

Скильвинг опустился напротив него в кресло и запустил пальцы в свои как всегда спутанные полуседые пряди, скрыв лицо.

— Тогда, досточтимый прорицатель, — почти прошептал он, — мои шансы резко возрастают.

Часть третья

Ташир. 2034 год.

Снова возвращаюсь к тому, чему лично был свидетелем и о чем могу писать смело, не делая поправок на фантазию рассказчиков.

Торстейн Кристиан Адальстейн.

Вечером очередного невыносимо жаркого таширского дня, когда на небе уже появилась узкая перевернутая луна, я стоял в карауле вместе с Жераром на северной стене крепости Альбы, прямо над главными воротами. С одной стороны, несение караула вместе с Жераром гарантировало, что ты не заснешь, с другой стороны, иногда он ухитрялся настолько надоесть чрезмерным присутствием собственной личности, что я невольно ловил себя на желании столкнуть его с крепостной стены и сказать, что он сорвался сам.

Тем более что сделать это было несложно — в тот момент он как раз лежал животом на широкой стене, болтая ногами, и старательно комментировал каждого торопливо въезжающего перед закатом в ворота крепости. В основном его комментарии касались всех воинов гарнизона и немногочисленных таширцев из клана Мерриди, которые после почетного обмена заложниками жили у нас в крепости.

Жерар был настоящим наказанием крепости Альба. В Эмайне он считался самым ленивым и никчемным из младших воинов, так что поговаривали о его ссылке в какое-нибудь забытое небесами место вроде Валора. Сделать мало-мальски приличную карьеру в Ордене он смог только при Гвендоре, который отличался абсолютным безразличием к субординации и достаточно размытыми понятиями о степени почтительности младших воинов. Кроме того, из всех нас словесные поединки с Жераром мог выиграть только он, да и то в общем благодаря тому, что последний был ему предан до безумия и в своих выходках никогда не переходил границы. Зато потом он с удовольствием отыгрывался на всех нас.

И вместе с тем именно Жерар был героем Рудниковой войны, которая шла полтора года и недавно закончилась хрупким перемирием. Поэтому приходилось только терпеть и скрипеть зубами.

— Смотри, Торстейн, — воскликнул в этот момент Жерар со своего наблюдательного поста, — привезли почту! Наконец-то мы узнаем хоть какие-то сплетни из большого мира. А то от наших собственных у меня уже изжога.