Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 56

— Видимо, вы слишком много работаете, монсеньор, — произнесла Женевьева, слегка поморщившись. — У вас начинаются перебои с памятью. Несколько дней назад вы уже делали мне подобное предложение и в принципе должны помнить мой ответ.

— Я его помню, — ответил Морган, в свою очередь несколько нахмурившись. — Но я его просто не принимаю. Своим ответом ты хочешь причинить себе зло, а я этого не хочу.

Женевьева чуть попятилась назад и прижалась к перилам.

— Вы утверждали, что являетесь противником насилия, монсеньор.

— Знаешь, — сказал Морган, окидывая взглядом ее фигуру, — когда я смотрю на тебя, мне уже это как-то неважно. Странно, правда? Я сам не понимаю, что ты со мной делаешь. Но ни к одной женщине я никогда так не стремился, как к тебе. А ты можешь легко представить, сколько женщин начинали расстегивать платье, только войдя в мой кабинет.

— Лучше уж я не буду этого представлять, у меня слишком богатое воображение. Меня может затошнить.

— Помолчи, — Морган положил руку ей на плечо. — Неужели тебе безразлично, что я тебе говорю? Весь Круахан лежит у моих ног, как ковер, и я могу наступать, куда хочу. А я волновался, как мальчишка, перед тем как тебе это сказать. Я чувствую к тебе что-то особенное, понимаешь?

— К сожалению, монсеньор, я никогда не была понятливой в таких вещах, — сказала Женевьева, пожав плечами. — А когда начинала понимать, было только хуже. Спросите у Ваан Эггена.

Морган опять улыбнулся. Теперь улыбка гораздо больше ему подходила — в ней была самонадеянность, смешанная с какой-то слащавостью.

— Не бойся, я не повторю его судьбы. Я заблаговременно уберу все бутылки и вообще все тяжелые предметы.

Он оглянулся назад, на подающего ему знаки гвардейца.

— Прошу простить, графиня. Я должен все-таки ненадолго осчастливить собравшихся своим присутствием. Не думайте, что у вас получится бежать — дворец окружен. На каждый метр ограды приходится по одному гвардейцу. А пока не стесняйтесь, чувствуйте себя свободно. Если вы вдруг захотите с кем-то попрощаться — пожалуйста, я не буду вам мешать.

— Мне не с кем прощаться, — сказала Женевьева, отворачиваясь. — У меня нет друзей в Круахане.

Морган усмехнулся. Потом поднял руку, желая потрепать ее по щеке, но что-то в ее взгляде его остановило. Тогда вместо этого он небрежно поклонился и отправился вверх по лестнице, сопровождаемый гвардейцами.

— Мне кажется, что вы не совсем справедливы, графиня. Я знаю по крайней мере нескольких ваших друзей в Круахане.

Голос доносился снизу из-под лестницы. Вздрогнув, Женевьева резко перегнулась через перила. На самой нижней площадке стоял Ланграль со своим обычным хладнокровно-безразличным выражением лица. Если бы не голос, произносивший эти слова — низкий глубокий голос, который она теперь узнала бы всегда, — она решила бы, что ей все это померещилось. Но Ланграль был самый настоящий, такой же, на кого она смотрела в щелку портьеры в кабинете Тревиса. Рядом с ним из-под лестницы выглядывал Берси, взиравший на Женевьеву снизу вверх с восторженным выражением в распахнутых голубых глазах. Его взгляд напомнил ее собственный, каким она смотрела на Ланграля, и она невольно нахмурилась. Третьим был, разумеется, Люк, раскланявшийся очень изящно, но почему-то Женевьеве показалось, что он наполовину отсутствует.

— Вы все слышали, — сказала она безнадежно.

— На этой лестнице очень интересно разносятся звуки, — спокойно заметил Ланграль. — Если стоишь внизу, то прекрасно слышно, о чем разговаривают на верхней площадке.

— Тогда, наверно, вы понимаете, граф, что называться моим другом сейчас очень невыгодно? Я, конечно, благодарна вам, но предлагаю забыть о ваших словах, пока не поздно.

— Ни за что! — горячо воскликнул Берси, взмахнув рукой. — Вы еще нас плохо знаете!

— Я была бы счастлива узнать вас лучше, — Женевьева наклонилась с лестницы, — но боюсь, что вам это не принесет счастья, а только неприятности.

— Видите ли, графиня, — все таким же спокойным тоном заметил Ланграль, — если бы вы нас узнали ближе, то поняли бы, что имеете дело с людьми, довольно равнодушными к собственной выгоде. Что действительно постоянно приносит нам неприятности, но от вас уже не зависит.

— Но по крайней мере не я являюсь их причиной, — тихо, но упорно произнесла Женевьева.

— Милая графиня, — вмешался Люк, — поскольку вы в свое время имели несчастье спасти жизнь этим двоим по очереди — о чем вы несомненно пожалеете еще не один раз, если проведете некоторое время в их обществе, — он легко увернулся от Берси, намеревающегося ткнуть его кулаком в бок, — так вот, поэтому они в разговоре с вами не смеют проявить достаточной настойчивости, несмотря на то, что время дорого. Поэтому позвольте, это сделаю я, ибо менее всех отягощен нелегким грузом благодарности.

Так вот, кого вы видите перед собой? Вы в Круахане недавно, иначе знали бы, что про нас говорят. Любой, кто причинил зло одному из нас, считается личным врагом каждого. Любой, кто сделал добро одному из нас, вправе рассчитывать на благодарность и дружбу каждого. Я не слишком высокопарно выражаюсь? А то Ланграль меня все время высмеивает.

— Ну что вы, — сказала Женевьева, не сводя глаз с внезапно посерьезневшего маленького человека.

— До сих пор мы обычно спасали друг друга сами. В общем. как-то обходились без посторонней помощи. А теперь получается, что каждый из нас обязан вам жизнью дважды. Это значительный долг, милая графиня. Неужели вы позволите нам зачахнуть в тоске от того, что мы его не исполнили? Клянусь небом, если вы откажетесь принять нашу помощь, нам будет проще за ближайшим углом завязать драку с первым попавшимся гвардейцем и подставить грудь под его шпагу. Я все верно сказал, Берси?

— Забери меня демоны, — уверенно сказал Берси, — раньше я не понимал, что поэзия может на что-то сгодиться. Но если все поэты такие убедительные…

— Просто Люк долго тренировался в убеждении женщин, — заметил Ланграль, усмехаясь.

Женевьева вспыхнула.

— Если вы мечтаете напороться на шпаги гвардейцев, то это я вам в любом случае гарантирую. Разве вы не слышали, что сказал его великолепие Морган? Они висят на ограде дворца как груши.

— Знаешь, Ланграль, она мне нравится, — неожиданно сказал Люк. — пожалуй, я ей даже почитаю свои стихи. Мне кажется, она способна их понять.

— В отличие от тебя, — фыркнул Ланграль. — Ты, наверно, хочешь, чтобы она тебе объяснила, о чем там все-таки говорится.

— Если бы за каждые ваши гнусные слова, Бенджамен де Ланграль, я поступал бы с вами менее снисходительно, во всем Круахане не хватило бы каменных плит вам на могилы, — торжественно ответил Люк, поднимая подбородок.

— Графиня, — продолжал Ланграль, чуть отодвигая обиженного Люка, — с гвардейцами мы общались достаточно часто, чтобы не надеяться, что они проводят нас в путь с пожеланиями счастья.

— Когда мы втроем, — решительно заявил Берси, наглядно выдвигая шпагу из ножен, — я не позавидую тому, кто встанет у нас на дороге.

— Что вы предлагаете?

— Мне кажется, что Круахан не оказал вам достаточного гостеприимства. Может, стоит поискать его в других странах?

Женевьева горько усмехнулась.

— Господин де Ланграль, неужели вы думаете, что я рискнула бы приехать в Круахан, если бы в других местах встречала лучший прием?

— Но все-таки стоит попытаться. Я, например, знаю нескольких людей, которые будут счастливы оказать вам гостеприимство.

— И где же именно?

— В Валлене.

Женевьева задумалась.

— Надо полагать, вы собираетесь дать мне с собой рекомендательное письмо?

— Нет, графиня, я собираюсь сам проводить вас в Валлену — для верности. Тем более у меня там есть кое-какие дела.

— Вы понимаете, во что вы ввязываетесь? Даже если сейчас мы вырвемся из дворца, в чем я сомневаюсь, за нами будет погоня. Обратного пути в Круахан у вас уже не будет. Вы себя обрекаете на изгнание — зачем?