Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 55

— Да… — сказал он наконец. — Представь, Бенджамен, у меня с самого утра было самое мерзкое предчувствие.

Ланграль внимательно посмотрел на него. Постепенно на его лицо тоже легла тень, но это была скорее тень тревоги.

— Если я вас правильно понимаю, господин герцог, вы вовсе не рады видеть свою дальнюю родственницу целой и невредимой? Она вам приходится троюродной племянницей, если не ошибаюсь.

— Да, — все так же мрачно сказал Тревис. — По счастью, только троюродной. Но положения дел это не меняет. Знаешь, Ланграль, я очень не люблю совершать подлые поступки. Они вызывают у меня изжогу.

— А что вы собираетесь делать, ваша светлость?

— Ничего, — медленно произнес Тревис, подойдя к столику и наливая себе полный бокал. — Попросту ни-че-го. Сегодня в моем дворце очень много гвардейцев Моргана. Они все сделают за меня, и я не успею вмешаться.

Ланграль осторожно выпрямился, стараясь не сильно шевелить одним плечом и рукой. Все посторонние выражения исчезли с его лица, сменившись обычной холодной придворной вежливостью. Именно с таким лицом он всегда стоял сзади Тревиса на всех приемах, и его темные глубокие глаза равнодушно скользили поверх толпы.

— И что ты так смотришь? — неожиданно закричал Тревис, взмахнув руками. — Ты что, не понимаешь, на чем держится моя репутация противника режима и защитника истинных ценностей? Да стоит мне хоть на секунду наступить ногой на истинные интересы Моргана, и он меня уничтожит как букашку! Был Тревис — и никто даже не вспомнит на следующий день, где он был! Где сейчас отец этой девочки? И кого это волнует?

Он одним глотком выпил полбокала и радраженно отставил его в сторону.

— Пока я нужен Моргану, чтобы создать видимость какой-то свободы. К тому же на мои речи, как на огонь слетаются все глупые мотыльки, не понимающие, что сейчас лучше спрятать крылышки. Ты сам, Ланграль, такой же. Зачем ты тогда на приеме спросил Моргана про то, что случилось с Тенгри? Ты всерьез считаешь, что это ночное нападение связано с твоими валленскими делами? Да ему плевать на валленцев, пусть делают, что хотят. И на мои крики о свободе и правах дворянства ему в принципе наплевать. Есть одно правило — никогда не трогай личные интересы Моргана, и все в твоей жизни будет относительно хорошо.

— В самом деле?

— Я уже довольно старый человек, Бенджамен. И я неплохо разбираюсь в чувствах и интересах других. Наверно, это и позволило мне выжить. Помяни мое слово, в этой девочке тоже личный интерес Моргана. Так же, как и в виноградниках Тенгри. Хотя она интересует его по другой причине, нежели виноград.

Именно потому, что я старый человек, — продолжал Тревис, устало отворачиваясь и глядя на огонь, — я хочу жить спокойно. Ты осуждаешь меня, Бенджамен?

— Нет, ваша светлость, — спокойно сказал Ланграль. — Это естественно для человеческой природы.

— Но ты призываешь меня следовать не природе, а чести? Я правильно тебя понимаю?

— Нет, ваша светлость, — повторил Бенджамен, качая головой. — Я никогда не стал бы никого призывать к самоубийству.

— Однако сам ты поступил бы по-другому на моем месте?

— Просто моя жизнь не кажется мне слишком ценной, господин герцог.

Тревис долго и молча смотрел на своего молодого друга. Ему не надо было пытаться прочитать что-либо на его равнодушном лице — он достаточно неплохо его изучил за эти годы.

— И что ты сейчас собираешься делать, Бенджамен? — спросил он наконец, слегка вздохнув.

— Я хотел попросить у вас прощения, Видимо, я несколько переоценил свои силы, и моя рана открылась. Если это не нарушит ваших планов, ваша светлость, я бы отправился домой.

— Я не могу тебя удерживать.

Ланграль поклонился, таким же незавершенным поклоном, каким до этого кланялся Женевьеве. На секунду в его лице что-то дрогнуло — но скорее всего это была просто боль от задетой раны.

— Бенджамен! — голос Тревиса нагнал его уже у самой двери.

— Да, ваша светлость?

— Я не могу тебя удержать, — повторил Тревис с бесконечной тоской. — Но мне будет так тебя не хватать. Подумай, Бенджамен.

— Я думаю, что без меня ваша жизнь будет более спокойной.

— Послушай моего совета, не вмешивайся. Оставь все как есть. Значит, у этой девочки такая судьба. А если она ей не суждена — то она как-нибудь выкрутится. Она часто выходила невредимой из всяких ситуаций.

— Да, конечно, — сказал Ланграль с непонятной улыбкой. — Конечно, она выкрутится.

Уже спускаясь по лестнице, Женевьева поняла, что обстановка становится несколько напряженной. О перила опирались несколько гвардейцев, по площадке прогуливались еще трое. Она сделала несколько шагов и остановилась — на нижней ступеньке стоял человек в гвардейском мундире и слегка улыбался, подняв голову. Она легко узнала Моргана, хотя он выглядел странно без своего обычного костюма из ткани стоимостью с небольшой замок и бриллиантовых подвесок.

— Безмерно счастлив вас видеть, графиня, — сказал тот, делая приветственный жест. — Довольно странно, что вы так открыто разгуливаете по дворцу своего родственника. Видимо, вы совсем не боитесь за его репутацию.

Женевьева стиснула рукой перила. Взглядом она быстро проследила расположение гвардейцев за спиной — они взяли ее в довольно грамотное кольцо. Зато непонятное растерянное настроение, в которое она погрузилась, выйдя из кабинета, моментально исчезло, и она снова превратилась в готовое к прыжку животное. Верхняя губа слегка приподнялась — неплохо знавшие ее коллеги-телохранители и княжеские слуги в Айне поняли бы, что сейчас последует какое-то убийственное заявление.

— Вы тоже ходите по его дворцу, не скрываясь, ваше великолепие. И это портит его репутацию куда больше.

— Потрясающе! — сказал Морган, внимательно ее разглядывая. — За несколько дней ты наговорила мне больше дерзостей, чем все женщины за всю мою жизнь, но я готов тебе это простить. Можешь себе представить, мне это даже нравится.

— У вас странный вкус, ваша светлость. Одному из моих айньских князей тоже нравилось, когда его пинают сапогами и бьют плеткой. Только когда он предложил мне это проделать, я быстро устранилась.

Морган поднялся на несколько ступенек. Теперь он стоял выше Женевьевы и поэтому мог смотреть на нее слегка сверху вниз.

— Думаю, ты прекрасно понимаешь, что сейчас тебе не удастся так легко устраниться, как ты выражаешься?

— Почему же, — пожала плечами Женевьева. — Камера в Фэнге все еще свободна? Это довольно надежное убежище от вашего общества.

— Я перестал считать Фэнг надежной тюрьмой, — заметил Морган, слегка поморщившись. — Или, по крайней мере, я еще не нашел среди своих гвардейцев достойной кандидатуры, чтобы конвоировать тебя туда. Как оказалось, я не могу до конца доверять никому из них.

— Они просто следуют вашему примеру, монсеньор, не стоит их за это резко осуждать.

— Кстати, что ты сделала с Шависсом? Он до сих пор не может прийти в себя.

— У него, видимо, рассудок помутился от пьянства, — презрительно выпятив нижнюю губу, произнесла Женевьева.

— Одним словом, дорогая графиня, я убедился, что вы представляете серьезную опасность для душевного здоровья моей верной гвардии и более того, для спокойной обстановки на улицах вверенного мне города. Ввязываетесь в драки, — он укоризненно поджал губы, — общаетесь с сомнительными людьми. Я принял решение на некоторое время изолировать вас от общества.

— Какое же место вы подобрали для этой цели, раз Фэнг вас не устраивает?

— Пожалуй, лучше всего для этого подойдет мой охотничий домик в нескольких милях от Круахана. Там довольно мило, графиня, вам должно там понравиться.

Широко раскрыв глаза, Женевьева посмотрела в лицо Моргана. На его лице застыла странная улыбка — видимо, он старался сделать ее нежной, но для человека, который многие годы ограничивался небольшим набором чувств, это было непросто. Поэтому она выглядела неудачной и даже несколько отталкивающей.