Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 6

Нам с Бэрдом оставалось только спуститься с крыльца. Друг на друга мы не смотрели — все и так было ясно. Я выполнил традиционный орденский поклон — прижав открытую ладонь к левому плечу, наклонил голову на грудь, продолжая наблюдать за тем, как Ронан останавливает коня, бросает на его шею поводья и с некоторым усилием выбирается из седла.

Из всех Великих Магистров Ронан был, пожалуй, одним из самых вспыльчивых. За пламенные приступы гнева, во время которых он кидался чернильцами, кубками и прочими предметами, попадавшимися под руку на столе, его прозвали Яростным. Все шепотом передавали, как он бросил стулом в валленского посла. Подобный бешеный темперамент он перенес и на политику Ордена — при нем мы воевали чаще, чем за последние сто лет, часто меняли свои планы, воины Ордена занимали города и селения, но тут же их оставляли, метались то на восток, то на запад, все время затевали какие-то новые проекты и экспедиции, союзники становились злейшими врагами. И стоит ли говорить, что постоянная нехватка денег в орденской казне только способствовала раздражительности Великого Магистра.

Пока что в руках у Ронана не было никакого предмета, который бы он мог кинуть, но я на всякий случай держался начеку, особенно внимательно поглядывая на короткий хлыст, которым он в раздражении колотил себя по голенищу сапога.

Первым, как не странно, заговорил Лоциус.

— Знаете, Торстейн, почему вы еще живы? — сказал он, вальяжно растягивая слова и любезно улыбаясь. — Потому что мы все-таки решили выслушать ваше объяснение, просто так, из чистого любопытства.

— Лучше скажите сразу, все как есть, — шепнул Бэрд сзади.

Мой язык царапал горло, так что слова выходили довольно хриплые и малоубедительные. Но я постарался взять себя в руки.

— Как вы приказали, монсеньор, мы высадились в Тарре и поехали по дороге на Круахан. Путь наш лежал мимо Рудрайга, — я откашлялся, — дорога была закрыта из-за черной язвы. Мы свернули… и наткнулись на человека, лежащего на дороге. Мы его подняли и привезли сюда. Поскольку он был в тюремной одежде, мы решили, что его могут искать гвардейцы, и поэтому мы… я распорядился поставить завесу.

Ронан разомкнул губы. Голос его прозвучал как удар грома и упал на мою бедную голову невыносимым раскатом.

— Это все?

Из последних сил я заставил себя стоять прямо, подавив недостойное желание упасть в пыль перед копытами его коня и закрыться руками.

— Да, монсеньор.

— У меня только один вопрос. Отдавал ли я вам приказание по пути в Круахан подбирать всякую падаль, которая валяется на дороге?

— Нет, монсеньор.

— Ну что же, это был ваш выбор.

Ронан уже не смотрел на меня. На его лице появилось презрительно-скучное выражение, которое возникало, когда ему случайно приходилось обращаться за чем-то к купцам или матросам в гавани Эмайны. Я был для него уже не человек Ордена, и следовательно, недостоин его гнева.

— Бэрд, — сказал Ронан, — ты второй раз оказываешься замешан в подобной истории. Благодари небо, что сейчас ты просто выполняешь приказы. Я подумаю еще, что с тобой делать. Пока что забери у него орденские знаки.

Я понимал, что Ронан имел в виду меня. Бэрд сделал шаг. Наверно, он выполнил бы приказ Великого Магистра. Он сам предупреждал меня, что я, и только я отвечаю за все последствия. Но в этот момент дверь дома хлопнула, и все невольно посмотрели в ту сторону.

Спасенный нами стоял на крыльце, держась за притолоку — видимо, сил у него было еще совсем немного, и все они ушли на то, чтобы надеть запасной камзол, штаны и сапоги Бэрда. Наконец он с трудом оторвался от двери и — мне показалось, что я слегка повредился умом и стал бредить наяву — приложил руку к левому плечу, исполняя орденский поклон. Ему не стоило тревожить раны на груди и плече, я представлял, какой боли ему стоило это движение, но внешне оно ничем не отразилось. Темные глаза были почти непроницаемы.

— Лугн эдре, — сказал он с безупречным произношением и после некоторой паузы прибавил: — Да простит мне монсеньор, что я не мог приветствовать его раньше.

Ронан посмотрел на найденного нами с таким выражением, словно увидел говорящую змею. Но тот спокойно вернул ему взгляд, только левой рукой вцепился в притолоку, чтобы не упасть. Его лицо было наполнено уверенностью и какой-то спокойной отрешенностью, так что даже я в который раз засомневался в том, кого же мы на самом деле спасли.

— Это вы были в Рудрайге?

— Да, сир.

— Ваше имя и ранг?

— Мое имя Гвендор, — сказал он спокойно. — Я старший воин из Валорского командорства.

Я покрылся холодным потом, когда до меня постепенно дошел смысл сказанного. Прямо здесь, на моих глазах, он хладнокровно совершал самый чудовищный блеф, который можно только представить, да еще в присутствии самого Великого Магистра. Имя Гвендор он взял из старой орденской хроники, которую я читал ему вслух сегодня на рассвете — был там один из пяти командоров, защищавших башню Эмайны во время Сорокалетней осады. А Валор упомянул потому, что это было самое отдаленное и заброшенное командорство, и никто, даже Ронан, не знал толком, что там делается. Но все это настолько легко проверить… Он совсем не знает орденского языка. Он не умеет ничего, хорошо хоть он присвоил себе ранг старшего воина, которому ничего особенно не нужно, кроме умения хорошо сражаться… а пятна язвы, которые при свете дня еще видны на его лице?

В какой-то момент я был cнова близок к тому, чтобы обхватить руками голову в пыли возле копыт лошади Ронана и во всем сознаться. Но древний инстинкт самосохранения свел мое тело судорогой и не позволил двинуться с места.

— Что вас занесло в Круахан?

— На самом деле я плыл из Валора в Эмайну. Но наш корабль попал в шторм, и нас выбросило на западный берег Круахана. Там нас подобрал патруль гвардейцев. Дальше я очутился там, где провел последние три года.

Наконец-то Ронан дал волю своему гневу, с силой переломив в руках кнутовище хлыста.

— Проклятье! И гвардейцы посмели вас арестовать? Вы сказали им, что вы воин Ордена?

— Я полагаю, монсеньор, что именно поэтому меня и арестовали. Они думали, что мне известно достаточно много орденских тайн. На мне, — тут он спокойно усмехнулся, — немало следов от их попыток эти тайны узнать.

— Ты уверял меня, Лоциус, — Ронан повернулся к круаханскому командору, — что Морган наш верный союзник, и что он не станет чинить вреда ни одному из нас? А в это время за твоей спиной его люди выведывают наши секреты у человека из дальнего командорства, потому что знают, что его никто не хватится!

— Напрасно, монсеньор, вы верите каждому его слову, — Лоциус радушно улыбнулся, но вслед за этим судорога сильнее обычного перекосила его лицо. Даже я никогда не мог до конца привыкнуть к превращению точеного красавца — но новоназванный Гвендор даже бровью не повел. Или он был слишком занят собственными попытками не потерять сознание?

Лоциус шагнул вперед, не сводя глаз с фигуры на крыльце, и я обреченно закрыл глаза. Я понял, что Лоциус собирается проникнуть в его сознание. Ни один воин ниже младшего магистра не владел приемами ментальной защиты, так что это в любом случае было бы слишком жестоко, а уж против Лоциуса могла устоять только пара-тройка членов магистрата — сам Ронан, ну и еще командоры Эбра и Ташира.

Но Гвендор продолжал стоять, опираясь о притолоку, и его лицо хранило все такое же иронично-спокойное выражение. Я видел, как пальцы Лоциуса до белизны сжались на рукояти кинжала, как от усилий выступила и часто забилась синяя жилка на его виске. Мне оставалось только предположить, что на людей, которые находятся под воздействием сильной боли, приемы ментального взлома не действуют, иначе можно было бы додуматься до совсем страшных вещей, что мы действительно подобрали на дороге воина Ордена, третьего или четвертого по своей степени могущества.

Ронан наблюдал за попытками Лоциуса с легким весельем, которое, впрочем, постарался сильно не показывать.