Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 8

Я не то чтобы предвидел этот вопрос. Но похожие разговоры вели между собой иногда младшие магистры, чувствующие себя уже достаточно искушенными в орденских познаниях, с одной стороны, но вполне свободными, чтобы рассуждать на подобные темы.

— Увы, — сказал я, — должен вас разочаровать, с точки зрения развития истории Морган никоим образом не противоречит политике Ордена. За несколько лет он превратил Круахан в страну, идущую по пути прогресса. А цвет круаханского дворянства, который он истребил или заточил в тюрьму, этому прогрессу отнюдь не способствовали, они либо цеплялись за устаревшие традиции, либо преследовали интересы собственного клана.

Мне самому показалось, что мои слова сошли прямо со страниц моей хроники. Однако Гвендора это нисколько не вдохновило — напротив, его ироническая улыбка превратилась в плохо скрываемую презрительную гримасу.

— Ваше счастье, — сказал он, продолжая медленно покачиваться в гамаке, — что из всех обитателей Рудрайга я наименее буйный. Многие начали бы размахивать шпагой при одном намеке на то, что Морган ведет страну по пути прогресса.

— Никто не мешает и вам это сделать, — сказал я, выпрямляясь. Шпагой я владел очень посредственно. Но Гвендор только спокойно улыбнулся, снова закладывая руки за голову.

— Знаете, когда-то я весь был наполнен разными понятиями о чести дворянина. Видимо того самого, о котором вы только что отзывались как о противнике прогресса. Но Рудрайг — это хорошая школа. Ценности там меняются кардинально. Раньше бы, например, я лучше умер, чем присвоил бы себе что-то, мне не принадлежащее. Пусть даже имя, не говоря уже о прочих регалиях.

— И что вы собираетесь делать сейчас? — спросил я, медленно опускаясь в свой гамак. Усталость многодневного путешествия наконец упала на меня и словно закутала голову в войлок, так что слова Гвендора доходили до меня медленно, как сквозь толщу воды.

— Простите меня, Торстейн, — сказал он, впервые называя меня просто по имени, — я был мерзким эгоистом, когда жаловался на то, что вы спасли мне жизнь. Я никогда не забуду, что вы рисковали своей карьерой и будущим. А что будет со мной — мне в общем-то безразлично.

Я хотел что-то возразить. Сказать, что зато ни мне, ни Бэрду это не безразлично. И что он продолжает быть мерзким эгоистом, если думает, что мы бросим его одного на расследование магистрата. Что я обязательно постараюсь завтра что-нибудь придумать, что я не напрасно переложил на современный язык все хроники Ордена, начиная с момента его основания, а три последние даже написал сам. Но мои веки не желали подниматься, к ногам было привязано по тяжеленному якорю, в стену каюты мерно плескалась вода. "Эрн" гордо двигался на юг, рассекая волны широкой изогнутой грудью, и я плыл куда-то вместе с ним. Мои губы пошевелились в тщетной попытке все это сказать, но уже через секунду я перестал что-либо видеть, кроме плавно бегущих бликов по воде.

— Тревога! Тревога! Все наверх! Канониры, к орудию!

Некоторое время я пытался понять, откуда в моем безмятежном сне, наполненном солнечными пятнами, журчанием воды и тихой музыкой, взялся пронзительный голос, до боли напоминавший голос Кирана, старшего помощника капитана "Эрна". Потом я постепенно стал понимать, что лежу, уткнувшись носом в грубые веревки гамака, в каюте, кроме меня, никого нет, дверь распахнута настежь, а по узкой лестнице стучат бесчисленные башмаки. Я вскочил как ошалелый. Громко свистела дудка, по тембру не сильно отличавшаяся от голоса Кирана. Я растер ладонями лицо, подобрал валявшуюся на полу собственную шпагу и вывалился за дверь.

Гвендор и Бэрд были уже на палубе среди орденских воинов. Они спокойно стояли рядом в стройном ряду, похожие своей уверенной собранностью и слегка отвлеченным равнодушием. Глядя на Гвендора, я понял, что найденный нами был если не воином, то ему очень часто приходилось драться и защищать свою жизнь. Его рука с великолепной небрежностью лежала на рукояти шпаги — и откуда он ее только взял? Не иначе, Бэрд помог раздобыть где-то в трюмах "Эрна". Но за этой небрежностью скрывалась готовность молниеносно развернуться, словно пружина. Я перевел взгляд на свои пальцы, неловко стиснувшие рукоять, чтобы скрыть легкую дрожь. Потом посмотрел, куда были обращены взгляды всех стоящих на палубе.

Внутренний Океан был необычно спокоен, только мелкие волны аккуратно катились на юг одна за другой, словно под частым гребнем. На волнах довольно далеко медленно маневрировал, поворачиваясь то одним, то другим боком, как-то странно вихляясь, корабль странного вида, почти вдвое меньше "Эрна", низкий и узкий, с широкими развернутыми парусами. Он словно выгибался на волнах, дразня и танцуя перед нами.

— Как это у них хватает наглости болтаться в наших водах? — просипел за моей спиной голос Кирана.

— Неужели это… — я обернулся, не договорив.

Киран презрительно скривился.

— Чашники, они самые. Они последнее время завели себе такие корабли, и еще сами на веслах сидят.

Я еще раз посмотрел вдаль на странный корабль. Он как раз повернулся так, чтобы широкий парус был полностью виден, и даже издали я разглядел на нем белого льва — знак Ордена Чаши. По сравнению с огромным величественным "Эрном", тяжело рассекающим волны, он выглядел вертлявым и нелепым. С двух его сторон, как по команде, выдвинулись весла и дружно загребли волны — видимо, они тоже заметили "Эрна" и торопились убраться подальше.

Около главной мачты произошло какое-то движение, и воины, стоящие на палубе, кто медленнее, кто быстрее опустили головы в орденском поклоне. Ронан решительно двигался к борту, сопровождаемый Арчибальдом, капитаном "Эрна". Глаза его горели яростным огнем, а брови были сдвинуты в одну черту. Он то и дело прикладывал к правому глазу подзорную трубу.

Я присоединился к Гвендору и Бэрду, стоящим в толпе воинов. Нас, осужденных на орденское расследование, не то чтобы сильно сторонились, но просто вокруг нас разговоров было гораздо меньше, и многие избегали смотреть в нашу сторону. Гвендор вопросительно посмотрел на меня — в глазах его читалось явное любопытство, но он, конечно, ничего не спросил.

Ронан что-то сказал Арчибальду, и буквально через секунду послышался хриплый вопль Кирана:

— Эй, на нижней палубе! Мортиры с первой по десятую, готовиться к бою! Поднять все паруса — курс на противника, самый полный!

— Мы будем их атаковать? — вполголоса спросил Гвендор.

— Да, — ответил я кратко, избегая подробностей. Мне не очень хотелось смотреть ему в лицо.

Неожиданно Ронан, повернувшись к толпе воинов и окидывая ее взглядом, уперся глазами в меня и повелительно крикнул:

— Торстейн, иди сюда!

Мои колени не то чтобы совсем хотели подогнуться, но я ощутил в них некоторую слабость, пока шел к Ронану. Краем глаза я заметил, что Гвендор с Бэрдом двинулись за мной — видимо, им до конца была непонятна их роль в предстоящей битве. Хотя о какой битве могла идти речь? "Эрн" был способен разнести эту малявку в клочья в течение нескольких минут одним пушечным огнем.

Ронан, впрочем, выглядел вполне благосклонно, или, по крайней мере не гневно. Он сунул мне подзорную трубу:

— Вам об этом писать в ваших хрониках, Торстейн, потому что это войдет в историю. Посмотрите внимательно.

Я навел стекло на корабль чашников, не сразу освоившись, и долгое время рассматривал ставшие вдруг близкими волны и борт корабля, сшитый из узких досок, надвинутых друг на друга краями. В отличие от гладкого светлокоричневого борта "Эрна" он казался черным и словно взъерошенным. Потом я поднял трубу чуть повыше. У борта, так же внимательно глядя на наш корабль, стоял человек в простом фиолетовом камзоле, темном плаще, без всяких знаков и регалий. Я невольно сравнил его с великолепным Ронаном, который явно задержался с выходом на палубу, пока не надел все ордена и золотые цепи. У человека были темные растрепанные волосы с большим количеством седых прядей, горбатый нос, один глаз был прищурен навсегда, второй — черный — широко распахнут и пристально смотрел на окружающий мир. Иногда он слегка наклонял голову к плечу, что еще больше придавало ему сходство с нахохленной птицей.