Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 86

— Ну, наверно потому, что я чувствую своего противника. Мне легко представить, что он сделает в следующий момент.

— Вот! — Скильвинг почти крикнул, отчего огонь взметнул вверх яркий язык пламени. Счастье, что Люк и Берси настолько умаялись, что им этот бурный диалог совсем не мешал. — Чем отличаются маги от обычных людей? Одни живут под влиянием окружающего мира, а другие сами влияют на него. Любой, кто способен хотя бы немного изменить мир, чтобы не он подчинялся течению жизни, а жизнь меняла свое русло по его воле, является скрытым магом. Наша задача — искать таких людей, чтобы объединять их умения ради главной цели Ордена.

— А какая у него цель?

— Познавать, как устроен этот мир. Хранить и собирать эти знания. Пока хранятся они — мир незыблем.

Женевьева опустила подбородок на колени, задумавшись.

— Наверно, ты все-таки что-то путаешь. Ты считаешь, будто у меня есть способности. Но я все время живу, как ты говоришь, под влиянием обстоятельств. Они меня кидают из стороны в сторону. Хотела бы я уметь менять окружающий мир по своей воле, — Женевьева вздохнула с легкой завистью. — Вряд ли я бы тогда была объявлена вне закона в родной стране и болталась бы по Айне без гроша в кармане.

— Должен тебя успокоить, — веско сказал Скильвинг. Если бы ты не обладала этими умениями, тебя уже давно не было в живых.

— Утешительное сообщение, — она фыркнула. Видимо, что-то в новой Женевьеве все-таки осталось от прежней.

— Ты просто не осознала эту свою силу до конца. Но уже сейчас ты заставляешь судьбу поворачиваться так, как угодно тебе. Вопреки всему, ты спасаешься из отцовского замка, хотя тебе было суждено несколько раз быть убитой.

— Но это же Эрни… — запротестовала Женевьева.

— Пять айньских князей, даже не думавших брать новых телохранителей, оказываются под твоим влиянием. Их беда только в том, что никто не смог остаться к тебе равнодушным. Ты решаешь приехать в Круахан — и в течение нескольких недель множество людей круто меняет свою судьбу, оказавшись в твоей орбите. Ты пока еще действуешь неосознанно и не контролируешь свою силу, поэтому все происходит так сумбурно и запутанно. Но даже не пытайся уверить меня, будто у тебя нет способностей.

— И все равно, — в голосе Женевьевы послышалась бесконечная тоска, — То, что я хочу больше всего, я не получу никогда.

— А стоит ли? Как только твоя мечта сбывается, она оборачивается кошмаром. Я это знаю очень хорошо.

Женевьева молчала, по-прежнему положив голову на колени и глядя на ровно потрескивающее пламя. Она попыталась вспомнить все, что знала об Ордене — не о крестоносцах, о которых часто расспрашивала отца, и о гордых парусниках которых вдоволь намечталась на донжоне своего замка, готовясь к свадьбе с магистром Ронаном. А об Ордене Чаши, к чьей тайной библиотеке была допущена в маленьком домике Хейми на болотах. Наверно, именно поэтому, представляя себя в Ордене, она видела себя склонившейся над очередным фолиантом, с пальцами и носом, перепачканными чернилами и пылью. Это было странным и сильным искушением для девушки, никогда не просыпавшейся спокойно, каждую вторую ночь засовывавшей кинжал под подушку и сжимавшей его рукоять во сне. Для той, что носила на пальце возможность быстрой и относительно безболезненной смерти, что в четырнадцать лет научилась пить вино, не пьянея и разговаривать на языке наемников, не краснея, что давно уже потеряла счет тем, кто от удара ее шпаги падал на землю.

Правда, на ее счету пока не было ни одного убитого — в этом она хранила верность урокам Эрни.

Неожиданно Женевьева поняла, что могла по пальцам сосчитать спокойные и относительно счастливые дни в своей жизни, и все они прошли в домике Хейми, среди книг, цветов и стучавшего по крыше дождя. Почему она все время уезжала оттуда? Ей очень нравилось разбираться в древних рукописях, и она была исключительно горда собой, когда отдельные слова тайного языка начали обретать для нее смысл, но вместе с тем ей хотелось чего-то другого. Ей было недостаточно того мира, что жил на страницах книг, она хотела найти нечто подобное вокруг. Не будем говорить о том, что на самом деле она находила. И куда она пришла теперь?

Она медленно перевела глаза на три плаща, расстеленных на земле. На двух мирно спали Люк, свернувшийся клубочком и что-то неслышно шепчущий во сне, и Берси, запрокинувший голову и постепенно начинающий похрапывать. Третий плащ был пуст.

Но Женевьева так хорошо запомнила каждую черточку внешности Ланграля за эти дни, что легко могла его представить — вплоть до того, в какой позе он спит, как ровно и неслышно дышит и как слегка вздрагивают длинные темные ресницы.

— Ты встречал его раньше в Валлене? — спросила она внезапно, слишком ровным и равнодушным тоном.

— Кого?

— Графа де Ланграля.

— Конечно, — Скильвинг снова вытащил изо рта трубку и перевернул ее над костром, вытряхивая пепел. — Он выполнял все самые опасные поручения герцога Джориана при круаханском дворе. По сути, он единственный из круаханцев не боялся связываться с Валленой при Моргане.

— Почему ты говоришь в прошедшем времени?

— Потому что вряд ли он больше сможет быть полезным Джориану в качестве круаханского дворянина, принятого в свете, Даже если представить, что все вы благополучно доберетесь до Валлены.

— Значит, Джориан даст ему какие-то другие поручения, — уверенно сказала Женевьева. — А если я буду служить у Джориана, может, я смогу ему как-то помочь. Прости меня… — она помолчала, — но я не смогу быть в Ордене.

Скильвинг отвернулся.

— Я не стал бы уговаривать тебя и раньше, — сказал он отрывисто. Его голос, как никогда напоминавший карканье, прозвучал в темноте особенно зловеще. — В Орден все должны приходить добровольно, это наше основное правило. Я не Хейми, но сейчас я вижу совершенно ясно — на той дороге, что ты выбрала сейчас, тебя ждет большая опасность. Поэтому я предпочел бы, чтобы ты пошла со мной.

— Опасность? Какая?

— Ты думаешь, мы умеем настолько точно предсказывать судьбу? Может, ты хочешь, чтобы я сообщил тебе, чего именно стоит остерегаться? Опасность для жизни — вот все, что я могу сказать.

— Для моей жизни? — переспросила Женевьева, приподняв верхнюю губу.

Скильвинг кивнул и обернулся, настолько странно прозвучал ее голос. Он мог поклясться, что в нем звенела неподдельная радость.

Женевьева спокойно улыбнулась и снова опустилась на свой плащ, повернувшись на бок и закрывшись одной его половиной.

— Тогда все складывается как нельзя лучше, — ясно произнесла она, зевнув. — Более удачной развязки нельзя и пожелать.

На шестой вечер они были вынуждены остановиться у самой дороги. Это была уже не деревня, скорее небольшой поселок, в котором даже присутствовал выбор между двумя трактирами. Прежде чем вьехать туда, Ланграль долго хмурился, но наконец угрюмо кивнул в ответ на бесконечные взгляды Женевьевы, Берси и Люка.

— Хорошо, едем, — сказал он. — Попробуем заодно выяснить, где лучше пересекать границу.

Узнать это оказалось довольно просто — поселок, собственно, и вырос из простой деревни с помощью контрабанды. Немного сложнее было собрать нужную сумму — наконец Ланграль забрал кошелек у Берси и куда-то ушел вместе с Люком. Вернулись они довольные, Люк вообще открыто улыбался, после чего Женевьева и Берси невольно перевели дух и почувствовали, как медленно отступает сжимавшее их напряжение.

Это было рано, слишком рано — Женевьева это хорошо понимала, но ничего не могла с собой поделать. Легкая эйфория, в которую впали Берси с Люком, передалась и ей. Они были одни в маленьком зале трактира, стоящего у реки. Они быстро заказали все самое вкусное, что было в погребе, и сами расставили все на столе. Люк отыскал внизу за стойкой покрытую пылью, но вполне прилично звучавшую гитару и теперь развлекал их песнями на собственные стихи под язвительные комментарии Берси.

Ланграль за весь вечер произнес самое лучшее три или четыре слова. Он сидел, положив локти на стол и опустив голову, упорно ни на кого не глядя. Скильвинг тоже забился в угол, подтверждая свое обещание ни во что не вмешиваться.