Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 83

— Ланграль, чем вы занимались по дороге? Вам голову напекло? — громко начал Берси, но более образованный Люк пихнул его локтем в бок и что-то зашептал. — А… в самом деле, — протянул он более уважительно, глядя на Скильвинга. — Ну в общем тогда хорошо. Можешь, колдун, ехать с нами. Вряд ли ты сумеешь держать шпагу, но зато много другого, наверно, умеешь. В бою и такое пригодится.

— Должен вас разочаровать, де Террон, — в своей отрывистой манере заявил Скильвинг, даже не глядя в его сторону. — Даже если всех вас будут резать на куски, я и не подумаю вмешаться.

— Какого хрена тогда ты нам нужен? — возмутился Берси, не обращая внимания на Люка, дергающего его за плащ.

— Он со мной, — внезапно сказала Женевьева.

— Вы испортите себе репутацию, графиня, — сказал Берси, — позволяя всяким проходимцам… — Впрочем, глаза на Женевьеву он упорно не поднимал.

— Она ее уже достаточно сильно испортила, — язвительно вставил Люк, — познакомившись с тобой.

Они бы переругивались так еще долго, если бы Ланграль окриком не заставил всех быстро усесться в седла и сразу взять в галоп.

Еще один день сумасшедшей скачки быстро сменился сумерками, а потом ночью, но маленький отряд все летел по старой лесной дороге. Ланграль действительно хорошо знал местность — он вывел их к очередной деревне, настолько глубоко упрятанной в чащу, что трудно было даже представить себе, что там живут люди, тем более что там поджидает очередная засада.

Им досталась, как всегда, одна комната на чердаке, где вместо постелей были свалены охапки сена, и довольно сносный ужин, накрытый внизу под лестницей. Усталость от скачки наваливалась постепенно, заставляя долго сидеть за толстым столом, из столешницы которого торчали сучки, пить кисловатое вино и прямо руками отламывать куски от большой головки сыра, лежащей посередине. Первым не выдержал Берси — с первого глотка он стал клевать носом, видимо, вино мягко легло на его вчерашние подвиги, пригвождая голову к столу. Потом собрался Люк, и теперь Женевьеву это совсем не удивляло — луна в небе была еще почти полная, во многом похожая на сыр на столе.

Скильвинг вытащил было свою трубку, но переведя вспыхивающий глаз с Ланграля на Женевьеву и обратно, неожиданно резко поднялся и бесшумно ушел в темноту за дверью.

Они остались сидеть вдвоем, напротив друг друга, положив локти на деревянный стол и опустив глаза. Ланграль маленькими глотками пил вино, которое не оказывало на него абсолютно никакого воздействия.

Женевьева неожиданно ярко представила стройную фигурку Аннемары Ваан Геерген, похожую на статуэтку, высеченную из кости, с длинными пепельными волосами, убранными в причудливую прическу. Те недолгие два месяца, которые она провела в их замке, рядом с дочерью Ваан Геергена она всегда чувствовала себя драной кошкой.

— Вы ведь давно знали этого старого предсказателя? — вдруг спросил Ланграль, — В доме на болотах.

— Хейми? Да, хотя Скильвинга… то есть Хэрда я встретила еще раньше. А потом он познакомил меня с Хейми.

— И он действительно всегда точно предсказывает события?

Женевьева помолчала. Ей хотелось сказать: "Вам ведь лучше знать", но вместо этого она проговорила:

— Скильвинг рассказывал, что Хейми единственный в их Ордене видит самую суть вещей и прозревает будущее максимально ясно. Остальные могут видеть лишь его контуры. А Хейми — хранитель середины мира.

— Лучше бы мой конь тогда подскользнулся и сломал ногу на мокрой дороге, — искренне сказал Ланграль. — Или буря бы началась раньше, и я остался бы на постоялом дворе.

— Вы же сказали, что это ничего не меняет, — прошептала Женевьева.

— Давайте я расскажу вам одну историю, графиня, — спокойно отозвался Ланграль, все так же не поднимая глаз. — Жил однажды молодой человек, достаточно знатный и достаточно богатый, чтобы быть уверенным, будто мир создан для него…

Женевьева неожиданно вспомнила, как слушала Скильвинга, сидя у ярко полыхающего магического костра, и как спросила у него: "Почему ты говоришь о себе в третьем лице?" Но Лангралю она не посмела бы так сказать. С первых слов его лицо застыло, словно превратившись в мраморную маску, и он еле шевелил губами, выговаривая слова.

— И вот однажды на одном из дворцовых приемов в Круахане он увидел дочь одного айньского князя и влюбился в нее без памяти. Впрочем, ее было невозможно не полюбить — настолько она была прекрасна. Ему казалось, что он видит духа, сошедшего с небес, а не обычную земную девушку, пусть и айньскую княжну. В тот же вечер он просил ее руки, и судьба была к нему в этот момент исключительно неблагосклонна. Его избранница согласилась.

Я до сих пор не могу понять, почему. Он не был настолько богат, как другие ее поклонники, а для нее это было самым важным в жизни. Допустим, его родословная восходила к первым круаханским королям, но в Айне, где каждый второй был князем, такие вещи считались мелочами. Может быть, ей льстило, что он настолько любит ее. Но впрочем, довольно быстро наскучило.

Странная вещь, графиня, — он посмотрел не на Женевьеву, а словно вскользь, — когда я первый раз увидел ее, на балконе королевского дворца в Круахане, перебирающей струны лютни, наклонив к ним голову с двумя словно нечаянно выбившимися из прически локонами, разве я мог представить, какой я буду видеть ее потом? С лицом, искаженным яростью и алчностью. С глазами, затуманенными от серого порошка, который она часто нюхала по вечерам. С растянутыми в оскале губами, когда она прямо на моих глазах лежала на полу галереи с одним из своих кузенов и тянула его за волосы, заставляя двигаться быстрее. И даже тогда я все еще любил ее. Я был словно под воздействием какого-то дурмана, похожего на ее излюбленный серый порошок. Дни напролет, пока она плела интриги среди своих бесконечных родственников, сталкивая их друг с другом в борьбе даже непонятно за что — маленький кусок болотистой земли? — я мог ненавидеть ее. Потом она плакала и хваталась за мои колени, уверяя, что только моя любовь может ее спасти, и я снова терял голову. Наутро она громко смеялась надо мной и уезжала на три дня — в лучшем случае с кем-то из своих братьев, а то с первым попавшимся из слуг. А я бродил по длинным коридорам ее замка и ничего не мог с собой поделать.

Потом она неожиданно посерьезнела, стала укладывать волосы в высокую прическу и говорить о том, что власть дается только тому, кто берет ее сам. Она даже стала реже нюхать свой порошок и проводить со мной больше времени — видимо, пытаясь угадать, достаточно ли я приручен и сойду ли на роль консорта. Какое-то время я снова был почти счастлив — как бывает счастлив приговоренный к смерти, когда перед казнью ему приносят роскошный ужин. И когда два ее дяди умерли один за другим от непонятной болезни, я еще ничего не понимал. Потом умер ее родной брат — с ним она тоже лежала на полу галереи, и наверно, в том числе и поэтому не пощадила его.

— А что стало с ее отцом? — неожиданно спросила Женевьева.

— К тому моменту он уже два года как погиб. Упал с лошади на охоте. Я мог бы, конечно, обвинить ее в смертях всей семьи, но когда умер старший Ваан Геерген, мы как раз были в свадебном путешествии, — Ланграль слегка поморщился от воспоминания.

— Не такая уж и плохая смерть, — констатировала Женевьева мрачно, внимательно разглядывая свои ногти.

— Вы были с ним знакомы?

Бенджамен слегка отвлекся от погружения внутрь себя, что само по себе уже было неплохо.

— Как вам сказать… Два месяца я служила в его отряде телохранителей. Из всех моих нанимателей в Айне это был самый недолговечный контракт.

— Будет ли мне позволено спросить, почему вы его прервали?

— Будет, — Женевьева помолчала, собираясь с мыслями. — Однажды он захотел, чтобы я взяла в руки кнут и стала бить его по спине до крови. Мне показалось это неправильным по отношению к человеку, который платит мне жалование. Хотя, может быть, он это и заслужил.

— Получается, что Айна — это место, где процветают всяческие извращения, — сквозь зубы процедил Ланграль. — Может, на них влияют испарения с болот? Неудивительно, что сама природа постоянно стремится их затопить.