Ключи наследия - Самойлова Елена Александровна. Страница 30

Что ж, раз манилиху нужна эта сила, то пусть он ее получит! И подавится!

«Я» шагнула в этот поток света, и огненные нити, ощутив гораздо более мощный источник, отцепились от моей души и потянулись к этому свету, поглощая и впитывая его, разрастаясь на глазах, стремясь заполучить как можно больше…

Я вздрогнула и открыла глаза. Над головой раскинулось глубокое темно-синее, почти черное небо, усыпанное звездами. И ни одного знакомого созвездия. Прохладный ветерок скользнул по моим обнаженным ногам, пощекотал бедра, шевельнул задранный подол ночной рубашки.

– Ой, господи…

Руки сами одернули ткань, а я моментально села и провела рукой по чуть саднящей шее, повязка на которой была не тронута. Так-так, и что же со мной делали? Как говорила одна моя подруга, ощущения, что поимели, не было, но чувство случившейся гадости присутствовало. Тихий стон в двух шагах от меня заставил меня подскочить от неожиданности и обернуться с такой скоростью, что я сама себе позавидовала.

Я увидела обнаженного до пояса молодого мужчину, из-за полуприкрытых век которого еле заметно пробивалось тусклое зеленоватое сияние. Добротные шерстяные штаны развязаны, но, слава богу, не сняты. Значит, до самого главного мы так и не добрались, что радует. Не хотелось бы очнуться изнасилованной, пусть даже самого процесса я и не запомнила бы.

Манилих неохотно шевельнулся и застонал, причем похоже было, что у него что-то вроде наркотического кайфа – таким сладостным был этот стон. Так-так, девушка, ну-ка, признавайтесь, что вы сделали, если Огненный Змей сейчас находится в состоянии, в котором его можно брать голыми руками, а он и сопротивляться-то толком не станет? Перед глазами промелькнуло видение золотистого столба света, пронизывающего собой бесконечное пространство, и огненные нити, впитывающие его, разбухающие, как пиявки, насосавшиеся крови, а затем лениво отпадающие одна за другой,– похоже, они вобрали уже в себя столько, сколько могли, и даже гораздо больше… В глазах на миг потемнело, и перед ними мелькнуло видение. Даже не видение – просто калейдоскоп запахов и звуков. Как будто я на несколько секунд оказалась в звериной шкуре. В звериной?

…Бревенчатые стенки избы, пульсирующие в такт биению крови в жилах. Крик, заполняющий слух и резко обрывающийся. Щемящий запах опасности, смешанный с ароматом свежего хлеба и вчерашнего молока. Шорохи мышей и сопение спящих хозяев избы, дуновение ветра и сонное квохтанье кур… Опасность!!! Хозяйке. Уже. Иду. Холод.

Вперед, выход – в окно! С треском распахнутые ставни, хруст дерева под сжатыми пальцами. Моими пальцами. Прекрасная ночь… Небо, усыпанное алмазами? Звездами. И вновь тягучий запах опасности, смешанный с ароматом свежего воздуха и Хозяйки.

Оттуда. Из леса. Вперед! По следу! О безумно-пьянящее ощущение скорости и жалость к тем, кто за всю свою жизнь не сможет ощутить подобного – пространства, прокалываемого иглой собственного тела и поцелуев ветра на коже! Ветер рвется, пытается остановить, уже заранее зная, что ему это не под силу, здесь и сейчас он слабее. Здесь Сила – это Я.

Деревенский частокол… Был. Бревна так забавно кружились в воздухе! Дорога… Не было. Будет! Дороги делают для тех, кто по ним ходит! Тем, у кого свой Путь, чужие дороги не нужны! Треск дерева. Как же медленно они падают! У меня нет времени ждать завершения их падения! Падение-разложение-тление… Забвение… Потянуться-развернуться-превратиться-опуститься… С тихим шелестом расправляемого плаща дерево разлетелось щепками. Жаль, я думал, у меня получится Буратино.

Щепки падали на землю вместе с листьями. Щепкопад? Листопад? Древопад. Вперед, оставляя за собой просеку, достаточную для прохода ИХ. Кого ИХ? Другая память, не имеет значения. Треск ломаемых сучьев. Кустов. Но они уже позади. А где я? Что я? Не имеет значения, запахи перешибают остатки сознания.

Времени нет. Оно течет назад, показывая тех, кто прошел-прошествовал-проследовал здесь раньше. Я не воспринимаю запахи, это запахи воспринимают меня и доносят себя до моего сознания? Подсознания? Предсознания? Тепло ночи. Терпкий запах коры и древесного сока. Немного соленый – травы. Щемяще-сладкий – Хозяйки. Теплый, раскаленный? Расправленный – раздавленный? Опасный. Гад-гадюка-полоз. Полоса разделяет. Вперед. Добрался. Опасность – Хозяйке. Прошлое-будущее,– не сейчас… Было и будет. Устранять. Устранять?

Последний рывок, последнее дерево, последний куст, последняя травинка. Последняя прогалина. Хозяйка. Ползучий. Откинулся. Хозяйка. Запах прошедшего возбуждения. Шок. Устранять? Устранять…

Я едва успела встать на пути Рейна, за спиной которого полоскался черный призрачный шелк невероятно длинного плаща, рваные края которого плыли над низкой травой, и там, где они касались тонких стеблей, травинки опадали, срезанные начисто. Почему – так и не поняла. Скорее всего, мне не хотелось видеть кровавую расправу над манилихом, который здесь и сейчас вызывал во мне только жалость. Как красивый зверь, попавший в ловушку, чья вина была лишь в том, что он следовал своему инстинкту, который шептал лишь одно: «Выживи». Выживи в этом мире людей, где ты – чужой и непонятный, чье существование зависит от жизненной силы женщин, где на тебя охотятся и убивают при первой возможности.

– Рейн, Рейн, стой!! – Яобхватила его за плечи, прижимаясь к нему всем телом, всматриваясь в потемневшие глаза с узким вертикальным зрачком.– Остановись, я здесь, он со мной ничего не сделал, слышишь? Ре-е-е-ейн!!

Тонкие пальцы моего друга, из глаз которого смотрел дикий и необузданный хищник, почуявший добычу и опьяненный обретенной свободой, который пришел на зов разбудившей его хозяйки, впились в мои плечи, сильно, почти до боли стискивая меня в своих объятиях. Черный плащ взвился острыми лезвиями крыльев, ограждая нас непроницаемой стеной мрака.

– Рейн…

Нет, не друг. Уже не друг. Боюсь, с этой ночи я уже не смогу воспринимать его как друга. И если раньше я еще как-то могла говорить себе, что это все неправильно и не нужно, то теперь – нет. Потому что в темных глазах с вертикальными зрачками плескалось нечто, почти граничащее с безумной радостью обладания. И – принадлежности. А еще – ярости, направленной в сторону откинувшегося на траву оборотня, который, кажется, начал приходить в себя. Зеленое сияние изумрудных глаз чуть потухло, когда он медленно сел, шатаясь, словно пьяный. Впрочем, так оно и есть. Сейчас он опьянен Силой, которую я вбила в него по принципу «да подавись ты, скотина!». И этого оказалось слишком много для Огненного Змея.

Взгляд мутных глаз с вертикальными зрачками с трудом сфокусировался на мне, а я ощутила, как напряглось тело Рейна под тонкой льняной рубашкой. Сейчас Зверя сдерживает только мое присутствие, но если Змей сделает хоть одно неверное движение, то рваные лезвия порежут его на ленточки меньше чем на десять секунд.

– Ты… – меня передернуло от шипящих ноток в голосе Огненного Змея.– Как ты сделала со мной такое?… Мне никогда…

– Уходи,– резко бросила я, вцепляясь пальцами в плечи Рейна, спина которого была напряжена, как перетянутая струна. – Уходи, или тебя ждет смерть. И больше никогда не попадайся на нашем пути, второй раз ты так легко не уйдешь. И впредь думай, прежде чем решиться на приворот. Обычно это обоюдоострый меч.

– Ведьма… – прошипел оборотень, с трудом поднимаясь на ноги и опираясь на ствол ближайшего дерева. Наверное, он хотел добавить еще что-то, но угрожающе дрогнувшие лезвия Рейна заставили его передумать. Он развернулся и скрылся за ближайшим кустом, и спустя несколько секунд невнятное бормотание сменилось шипением, а сквозь листья мелькнули оранжевые сполохи на блестящей чешуе Огненного Змея.

Я смотрела вслед изменившемуся манилиху с отвисшей от изумления челюстью, хотя, казалось, куда уж дальше. Шоковое состояние от осознания ситуации только усилилось, на полминуты уподобив меня растению, которое не реагирует ни на какие внешние раздражители, какими бы они ни были. Ладно, я пережила попадание сюда довольно безболезненно, потому как, проживая в семье энергетиков, я привыкла к мысли о том, что нечто подобное может случиться. Встречу с нежитью я тоже перенесла, но вот манилих в облике здоровенной чешуйчатой гадины меня добил.